Либералия – взгляд из Вселенной. Всеединство

Вот почему избитую столетиями тему – либерализма, я буду пытаться раскрывать с той её стороны, с которой нормальные люди: едоки, рыбаки, кулинары и ихтиологи, не раскрывали – со стороны жизни природы, жизни мира, создателем которого является единственный его полноправный хозяин и бог: «Закон стремления энергии к минимуму», а первичным строительным материалом, являются ни люди, как неделимые частицы такого организма, как человечество, ни атомы, как неделимые частицы веществ, из которых состоит такой организм, как окружающая нас природа, а кварки, как неделимые части, и, скорее, даже не частицы, а некие невидимые, невесомые и, даже, нелокализуемые в пространстве сущности, из которых изначально строится всё то, что в мире до этого не существовало.

Ну а всё остальное, что послужит дешифратором тут сказанного, вы узнаете из этого тома эссе. И хотя это ни сама Картина мира, ибо её размеры, как и размеры самого мира, и того, что уже давно выстроен в моей голове, не позволяют куда-то и во что-то их запихнуть, а отдельные её фрагменты, я решил применить их именно к этой мировой проблеме – либерализму, так как проблема эта неожиданно ударила по башке не только меня самого, но и весь тот народ, который, благодаря этой Картине, я стал считать своим народом. Того и вам искренне желаю.

О стране, которой и нет, но которая есть

Под страной обычно понимается географическая территория, объединяющая быт людей. Но страна может быть и неким гуманитарным пространством, объединяющем людей по их ментальности, в какой бы точке на поверхности Земли они бы ни проживали.

    Иномирянин

Когда в магазине мы берём с полки какую-то крупу, помещённую в какую-то тару – пакет или мешочек, которую, благодаря очертанию тары и надписям на ней, мы легко отличаем от других лежащих на полке круп и прочих товаров, у нас не возникает проблем ни с оплатой крупы на кассе, ни с её дальнейшем использованием в качестве пищи, для варки той же каши, как вполне определённой крупы. Так и народы, проживающие на земле, и упакованные каждый в свои государственные границы, в свою тару, легко отличаются один от другого, и, прежде всего, именно по очертанию границ и месту расположения занимаемого ими жизненного пространства на континентах – тех же полках, но не магазинов, а земной поверхности.

Но вот вы уронили пакет с крупой на пол, он прорвался, а крупа разлетелась и рассыпалась по зёрнышкам по всему полу. И что же, она перестала быть той же самой крупой, что была в пакете? Вроде бы и нет. Ведь и у зёрнышек есть свои границы, свои оболочки. И зерно проса легко отличить от зерна гречки. Вот только каши из неё уже не сваришь, пока снова не соберёшь её в пакет. Так вот: Либералия – это та же крупа, что на полу.

Не ищите на карте нашей планеты страну под названием Либералия. Она рассыпана по всей её поверхности, и ни в одну карту не влезает.

Обычно страна – это некая локальная пространственно-определённая территория Земли, где проживают люди, объединённые общей культурой, общим хозяйством, единой историей и едиными погостами. Но есть и такие люди, у которых в приоритете ценностей находятся личная свобода, личная независимость и личные права, что всегда – без личных обязанностей – это и есть либералы, либералисты или либерасты, что одно и тоже. Но только в приоритете, ибо в жизни такое невозможно, так как сама жизнь воплощает собой предельно возможный порядок всего того, из чего она и складывается.

А потому Либералия – это страна не только пространственно-неопределённая, но она и вообще запространственная или, по-другому, – трансцендентальная, то есть, выходящая за пределы чувственного опыта, и постигаемая лишь высшим умозрением.

Красивые слова… Не правда ли? Но как я смог это для себя заметить, что чем красноречивее слово, чем больше пафоса в его произношении, тем меньше в нём содержания. Природа ведь скромна, многообразна и прекрасна, и она не любит пафоса. Пафос я бы сравнил с извержением вулкана: красиво, как и пляски чертей в Аду на раскалённых сковородах, или протуберанцев на поверхности Солнца, но жизнеубийственно!

Ну какое содержание или смысл может быть в постижении лишь высшим умозрением. Кто его обладатель, кто его измерял, и по каким критерия оно высшее?

Но страна Либералия всё же существует не только во Вселенной, куда ей и дорога, и где ей только и место, но и в виде россыпи отдельных либералов в человеческих кожных оболочках, разбросанных природой по всей поверхности Земли, которые иногда образуют некие сгустки, похожие на колонии обособленных друг от друга микроорганизмов в их посеве в чашках Петри. Но они всегда живут только среди людей, как те же бактерии, среди белковых тел, без которых они выжить не способны.

Наибольшая концентрация этих чашек в европейском Западе – рассаднике либерализма, мировых и локальных войн, народных и мировых бедствий, откуда их ветром или морскими течениями занесло ещё дальше на запад – в Северную Америку. А сейчас они переползли и на восток – в Россию. Ни Китай, ни Индия им оказались пока не по вкусу. А вот Россия???

Почему этот рассадник образовался именно там – на Западе, мы с вами потом поймём, но если в двух словах, то условия жизни во всей их совокупности для людей там самые комфортные на Земле, ведь в других, более тяжёлых условиях, где, чтобы выжить, надо из кожи вылезать, либералы и не родятся, а если и родятся, то быстро погибают или сбегают оттуда в страну лентяев, где медовые реки текут меж кисельных берегов.

Либер – это корень всех слов, выражающих свободу в той или иной её форме. Окончания слов могут быть разными, что будет придавать понятию свободы разные оттенки, тона и обертона, но суть одна – свобода.

Кто-то с неприязнью, а то и с ненавистью, называет их и либерастами, кто-то либералистами, но по существу это ни добавляет и ни убавляет, а потому далее я будут их называть, так или иначе, в зависимости от собственного настроения, насколько мне самому будет терпимо или, наоборот – нетерпимо, касаться их личностей или их сущности. Ведь когда задумываешься о них, как о явление вообще, то на слух просится относительно мягкое созвучие – либерал, а когда понимаешь, что в них твоя родина уже вляпалась, да так глубоко, что было уже всем либеральным дерьмом захлебнулась и чирикать перестала, и что русские люди, русский народ, исконно обладающий сильным духом и крепким остовом, подвергаются их ферментативной переработке в бесформенный и безвольный человекоподобный субстрат, чем и занимаются все одноклеточные и многоклеточные паразиты, подобные червям, глистам, опарышу и мотылю, и вся страна скоро превратится в мировой сортир, то даже слово либераст представляется мне непристойно мягкотелым, и применять его приходится только из-за недостаточности собственной фантазии, как их назвать посочнее, чтобы брызнуло, аж из всех дыр нечто подобающе этой мерзопакостной зловонной субстанции.

Вообще-то, либераст – это особый генокод людей, особая популяция со своей особой ментальностью, не имеющая общей национальности, и выведенная эволюцией человеческого вида – Homo Sapiens, в качестве его разновидности, если даже ни подвида. И их ошибочно связывать с апологетами либеральных философских, политических или общекультурных направлений. Всё ровно наоборот.

Их собственный генокод первичен, а связанные с ними общественные направления и течения, вторичны, ну точно, как и христианская религия вытекает из личности Христа, а не наоборот. Хотя, кто там чего в этих религиях разберёт? Ведь и они есть лишь порождение ни столько самой жизни, сколько человеческого необузданного воображения. Но обрастая философиями и идеологиями, создаваемыми их почитателями и их прислугой – философами и политологами, подобно тому, как голые короли, вставая с постели по утрам после ночного сна, обрастают с помощью прислуги своими пышными нарядами, либерасты становятся сильнее, а потому и вреднее для нормальной жизни людей, которые не в силах разобраться в этом либералистическом словоблудии: что есть что, где короли, где их одежда, а где их слуги – философы и политологи. По крайней мере, до сих пор, как мне это видится, ни среднестатистические человеческие массы, ни их элита, в этом не разобрались.

Средний интеллектуальный и общекультурный уровень либералов заметно выше среднего уровня обывателей, так как либералов на порядок меньше обывательской массы, и вся их жизнь, в отличии от жизни этих обывателей, есть борьба с этими массами за свободу от них, а в перманентной борьбе, как ни где, и востребуются все человеческие ресурсы, направленные на выживание и на победу. Испокон веков они находятся в психологическом и интеллектуальном тренинге, а потому у них, как у интеллектуалов от рождения, есть основания относить весь другой народ, что ни либералы, к низшему сословию или – к тому же быдлу, как и у народа есть основания относить их к человеконенавистникам, ибо в основе человека лежит ни интеллект, а любовь к людям, да и к окружающему их миру.

Но какова ценность для человечества этих высокоинтеллектуальных людей? Ведь по словам того же Б. Шоу: «Великие общества созданы людьми, ставившими крестик вместо подписи, и разрушены людьми, сочинявшими латинские стихи».

Либерал не бывает в роли проигравшего, а значит и поглощённого обывателями, ибо он тогда сразу же превращается в самого обывателя. Но он не может быть и в роли победителя, ибо тогда он исчезает из жизни, как явление, а на его месте возникает какой-нибудь деспот или тиран.

Истинного народного правителя, пользующегося у народа славой, получиться из либерала не может по определению – только из государственника. Но и вообще, в ментальность людей, а не только либералов, благодаря наличию у них относительно развитого сознания, генетически заложено стремление прорвать существующие оболочки любой природы, в которых он и живёт, и которые обособляют человечество как биологический вид от других видов, защищают его от них, а также и от любых внешних воздействий. Иначе сказать, в людях заложен инстинкт выпрыгнуть из своих же штанишек.

Но защищая человечество от внешних воздействий, оболочки, одновременно, препятствуют расширению и его собственного жизненного пространствами изнутри, подобно тому, как плёнка поверхностного натяжения воды, препятствуя проникновению в её глубь множества мелких предметов, способных засорить её собой, одновременно препятствует и свободному растеканию её капель по поверхности крупных предметов, куда эти капли попали. И в эту «прорывную» людскую прослойку входят не только либералы, но и все творческие люди, включая гениев всех мастей, времён и народов: учёные, изобретатели, художники, музыканты, поэты, писатели и все прочие им подобные.

Однако если творческие люди, разрывая оболочки или границы гуманитарного жизненного пространства, расширяют его культурный уровень и область проникновения человечеством в познание законов жизни природы, делая тем самым человечество более жизнеспособным и жизнестойким, то либералы разрушают собой изнутри и границы существования человечества, и само человечество. И тем самым, с одной стороны, они создают угрозу его жизни, но с другой – тренируют его иммунную систему, пытающуюся предотвратить это разрушение.

Ведь не бывает худа без добра. Такова поговорка, придуманная людьми, как психологическая реакция на ту действительность, в которой ни добра, ни зла не существует априори, но что не может уложиться в человеческое восприятие этой действительности. Жизнь совершенная именно в её полноте и в единстве её разнообразий, а её деление на то и на это есть лишь способ выживание в ней самих людей. Ведь если обратиться к тому же Евангелие от Иоанна, где сказано «свет во тьме светит, и тьма не объяла его», то невольно приходишь к толкованию, что свет лишь в темноте и светит, а не на свету.

Обывателю, да и гуманитарию, невозможно даже вообразить себе всё величие сбалансированной жизни природы, всю сложность и непредсказуемость для них процессов поддержания природой себя в стабильном равновесном состоянии, в то время как учёные естествоиспытатели проникают в эти процессы, всё глубже и глубже, с разных сторон. Но как вот либералы умудряются чувствовать ту красную линию в своих разрушающих человечество деяниях, перейдя через которую они погубят не только человечество, но и себя вместе с ним? Это уже магией попахивает, которая хотя и просчитывается на раз людьми учёными, но которой и без науки владеют и либералы, и все паразитирующие организмы, как зоопаразиты: клещи, блохи, вши и прочие, как фитопаразиты, которых и не выговоришь, так и бандиты, мафия, офисная моль, коррупционеры и прочие, оставляя для своего пропитания и вечной жизни достаточное количество здоровых доноров их пищи.

И если в биологии у паразитов существует хозяин, хозяйское тело, то в социальной жизни людей ни всё так уж и однозначно, ведь сразу и не скажешь кто более хозяин: наездник или лошадь, тот, кто погоняет, или тот, кто везёт, тот кто пьёт кровь из чьего-то тела, и убивает его, или само это тело. Тем более, что всё может происходить и попеременно, и одновременно. Ведь бывает, что традиционные государства, в которых правил порядок, превращаются в либеральные, где правит свобода от порядка, пусть и временно, что и произошло, в частности, с Россией с приходом 90-х. Однако в каждом локальном жизненном пространстве на Земле образуются свои, характерные только для него, биоценозы паразитов или либералов со своими кормильцами из нормальных и здоровых биологических, общественных или государственных образований.

Человек и функция

Со слов У. Шекспира, жизнь – театр, а люди в нем – актёры. Ведь можно и так сказать. Но человек многолик. И его лицо меняется в зависимости от того, какие роли он исполняет в том или ином спектакле или в той или иной театральной труппе.

    Иномирянин

Но все эти театры с актёрами слишком сложны и далеко от жизни обыкновенного человека, обывателя, кто просто выживает, живёт, да хлеб с солью жуёт. И так живёт, и сяк, как получится, как кривая жизни вынесет. Но большинство из людей живут, большую часть своей жизни как бы по накатанной: проснулись, поковырялись в своей домашней рутинной кутерьме, дали очередные указания своим близким или получили их от них, и… Бегом-бегом на работу, в школу, в институт, чтобы не опоздать, туда, где человек быстро скидывает с себя человечью кожу вместе с верхней одёжкой, если не успел скинуть её ещё по дороге, и натягивает уже подготовленную там для него кожу и одёжку своей второй ипостаси – функции. А вечером, быстро переодевшись во всё человеческое, снова бегом-бегом домой – в свою домашнюю рутину, в свою кутерьму, в привычную суету, плотно заполненную мелкими домашними и личным делишками.

Три четверти времени своего бодрствования мы носим именно функциональную кожу и одёжку, и только одну четверть – человечью. Так, значит, и надо. Так предопределено нам свыше, самой жизнью. Хотя все эти кожи условны и относительный, ибо работа и дом – есть суть одна неразрывная жизнь, в которой на переодевание времени не остаётся.

И спрашивается, а когда же побыть и почувствовать себя человеком, тем самым, что «звучит гордо»? Неужто только в домашнем туалете, или в бане, когда на короткое время мы предоставлены лишь самим себе? Или на пенсии, когда некуда спешить, кроме того пристанища, той опочивальни, куда люди сами быстро скатываются под уклон, но, почему-то неохотно, и всегда притормаживая? Да рады бы скатиться, чтобы прожитое не омрачать, но кто-то невидимый держит их на привязи, не выпуская на ту самую свободу от повседневных рутинных забот, куда неусыпно несёт их сама жизнь, и куда они попадают только после своей смерти. А чем тут гордиться?

«Свода! Свобода! Да здравствует свобода!» – неистово кричат некоторые из них, назовём их свободофилами, либералами и космополитами, а если короче – людьми без родины и без отечества, что свободно дефилируют среди народных масс туда-сюда, перемешавшись с ними, но которым среди них тесно и не чем дышать. Однако таких немного. Но голоса их пронзительно громкие, порою, воинствующие и взывающие, как и у зверей, попавших капкан, и будоражащих своими истошными криками всё живое пространство, постоянно будоражат нормальную человеческую жизнь, нарушая её спокойное течение и гармонию. И невольно в голову приходит аналогия с блуждающими токами, вызывающими коррозионные разрушения в массивных металлических конструкциях.

«Любовь, любовь и забота о ближнем» – тихо-тихо, аж про себя, нашёптывают другие люди, патриоты своих родин: своих семей, родных и близких, своих домов, «с заветной скамьёй у ворот, с той самой берёзкой, что во поле под ветром склоняясь растёт», своих деревень и своих народов. И их, как и первых, немного. Но голоса их, хоть и тихие, но глубоко проникающие в сердцевину остальной человеческой массы, как проникают сквозь человеческое тело тёплые инфракрасные лучи от русской печки, доставая, аж до мозга костей.

И от взывающего куда-то крика, с одной стороны, и тёплого человеколюбивого шёпота – с другой, массы мечутся в нерешительности попеременно то туда, то сюда, меж свободой от своей же жизни, стремлением к своему возвышенному одиночеству, и глубокой любовью к этой же жизни и ко всему тому, что её наполняет, к каждому её шевелению, шороху, движению и побуждению, что и протекает в окружении других любящих их людей.

И только умирая, люди начинают понимать, что всё то, что с ними происходило по пути на работу и с работы, всё то, что они понаделали, будучи наряженными в кожи и одежды своих функций, вся их рутинная домашняя суета в оставшиеся крохи времени, все их зовы и к свободе, и к любви, и были их жизнью, как человеков, которые и должны были звучать гордо.

А вот прозвучали ли они или нет? Как это понять и ощутить? И кто тут судья человеку, кроме его же самого, кроме других людей, кроме природы, которая их и родила, и выкормила? И как же тут быть? Как надо было жить? Как правильно, а как неправильно? К какой стороне надо было прислониться? Или всё же просочиться в серединку массы, где всегда тише и теплее, чем по её краям, как тише и теплее в гуще леса, где и деревья от этого проще, прямее, ровнее и не столь витиеваты, как на его окраинах?

А ответов на это и не существует. Всё на свои места и, притом, наилучшим образом, расставляет сама природа, её жизнь, как незримо-малая частичка жизни окружающего нас мира. Расставляет не только не спрашивая нас, но даже с нами не считаясь, притом, всегда наилучшем для себя, а, значит и для нас, как своих малых деток, образом. Но мы этого не понимаем, и понимать не желаем. Ведь лучше – это когда именно нам лучше, а не всем лучше, и не вообще лучше.

Полёты в астрале и наяву

Часто люди говорят, то ни так важны события, в которых участвует человек, сколько его отношение к ним. И выходит, что в одной и той же реальности, разные люди проживают разные жизни. Для одних она может быть радостной, а для других – горестной.

    Иномирянин

О ПОЛЁТАХ В АСТРАЛЕ

Летать не ползать! Где нет опоры,
Нет стен, нет крыш, и нет заторов.
Там свежий ветер, что не по силам,
Чтоб удержаться, и там светилам
Не надо меж собой сражаться.
Там много жизни, много света.
Там нет заката, и нет рассвета.
Там только день на фоне ночи,
Покрытой пудрой из белых точек.

И там я волен в своих желаньях