Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

Когда пришёл мой черёд, я не стал подгибаться, а просто ведомость на край окошка подтащил и расписался, тем более Комос видела, что это я уже на подходе. Тут-то она и закричала из-за окошечного стекла: —«Серёжа! А голова где?»

– Меня гильотинировали.

– Чего? Да брось выделываться, думаешь, диплом получил так и – всё? Ты же к нам в гости с Ольгой приходил. Забыл? Мы ещё самогон вместе пили!

Именно это мне никогда не нравилось в людях, когда лезут с непрошенной фамильярностью и затевают панибратство. И, разумеется, мой ответ кассирше Комос был достаточно прямым, чтоб ей дошло это:

– Вы глубоко заблуждаетесь. У вас в гостях мы пили спирт и берёзовый сок, а самогона там не оказалось.

Ну поставил, в общем, её на место. Но зарплату она мне всё равно выдала и даже хватило вернуть Тоне 25 руб. за розы в день рождения, когда тебе только-только полчаса исполнилось. А то до этого всё как-то не получалось…

Поэтому из-за болтливой развязности кассирши мне так и не удалось скрыть от нашей бригады свою дипломированность. Но особой дискриминации ко мне по этому поводу не применяли, а через четыре года я даже привинтил на курточку спецовки «поплавок». Это такой значок, что вместе с дипломом выдаётся. Просто подумалось: а чё он тут в ящике серванта валяться будет? Потому и привинтил, летом конечно. Такой денди-каменщик получился – ромбик эмали нежно голубой расцветки, а в ней золочёная книга нараспашку, на фоне выгорело-чёрной х/б спецовки.

Больше месяца так и ходил. А потом утром открываю шкафчик с одеждой: в спецовке только дырка, а «поплавок» уплыл. Но это не наша бригада отвинтили, нет, тогда объект к сдаче готовился и нагнали рабочую силу откуда попадя, из других организаций, ради солидарности управленческих соплежуев…

Так что, в свой следующий приезд в Нежин, я тёще дал вполне предсказуемый ответ:

– Гаина Михайловна, десять человек нашей бригады ко мне хорошо относятся, а один положительно.

– Откуда ты знаешь?

– Анкетирование провёл. Устно. По отдельности конечно.

– Так прямо и спрашивал «как ты ко мне относишься?»

(…интересно, а откуда бы я эти цифры взял?

Кстати, некоторые из опрошенных потом тоже спрашивали: —«А ты ко мне как?»…)

Да, жизнь перевернулась. Трудно сказать с ног на голову, или наоборот, однако целиком. Раньше на выходные я ездил из Нежина в Конотоп, а теперь из Конотопа в Нежин. По пятницам пригородным в 17:40 в Нежин, по понедельникам первой электричкой в 6:00 – обратно. Трижды я проспал шестичасовую утреннюю и начал уезжать в Конотоп по воскресеньям в 19:40. Сильно боялся, что опоздания повлияют на моё место в очереди на квартиру.

(…когда в Америке существовало рабство Негров, многие Афро-Американские семьи разлучались. Скажем, муж пашет на плантации у одного хозяина, а его жена за много миль на плантации другого. По праздникам муж её навещал. Такая женщина называлась «broad wife»… Когда я об этом узнал, то пожалел даже, что вообще Английский учил, очень меня это словосочетание, почему-то, расстроило…)

Из-за того, что трамвая в Нежине нет, автобусы, с оглядкой на свою незаменимость, совершенно распоясались. На каждой остановке специальный столб с жестяной табличкой, где чёрным по жёлтому сказано когда автобус номер такой-то должен подойти, но в те таблички лучше не смотреть – одно расстройство. Жестянка говорит, что уже как минимум три № 5 должны были проехать, а ты ещё и одного не дождался… Хотя-ка? Погоди-ка? Точно! Замаячил вдалеке, вселяя шаткую надежду… Нет – мимо, и без тебя битком…

Однако в тот вечер нам с Ирой повезло. Подходим к остановке – тут и автобус подкатил. Это была суббота и мы вышли, потому что звонил Двойка и пригласил к себе на преферанс. На последнем курсе он жил уже не в общаге, а где-то на квартире, вот мы и условились встретиться на главной площади. С Красных Партизан до площади всего две остановки и мы дошли бы и пешком, но автобус подвернулся. Ира держалась бы за мою руку, чтоб не скользить в сапогах по снегу такому ярко-белому в кругах света от фонарных ламп над тротуаром…

Когда мы одевались в спальне, Ира попросила передать ей поясок от платья – длинную полоску ткани. Из-за узости спальни и чтоб лишний раз не протискиваться между кроватью и коляской, я просто бросил поясок ей. Но один его конец держал пальцами, на всякий, если не поймает. А именно в этот момент она как раз наклонилась застегнуть молнию на сапогах и долетевший конец пояска охлестнул её согнутую спину.

Я изумился – до чего же совпало с тем эпизодом в фильме Цыган, когда Будулай стегал свою жену кнутом на прощанье, потому что он уходил на войну и как бы это такая Цыганская традиция перед разлукой. Но Ира ничего и не заметила, а я утешил себя мыслью, что я не Цыган и войны тоже нет…

Автобус затормозил у остановки на площади, где уже такая толпа скопилась, что и два автобуса не вывезут. Я сошёл первым и протянул Ире руку, помочь. Как только она ступила на остановку, толпа ломанулась на штурм двери. Но я успел прикрыть Иру спиной. Тут вскрикнула какая-то девушка, её чуть не потоптали в толчее. К счастью, она успела схватиться за борт автобуса, а стадо так пёрло наверх сплошняком внутрь по ступенькам.

Как человек не только благородный, но и галантный, я счёл это абсолютно неправильным, тем более в присутствии моей жены, вот и крикнул девушке, поверх валившей между нами массы – за весь этот дурдом: —«Извините!»

Кто-то в толпе не пожелал уступить мне в галантности или же решил, что это я её толкнул, и крутанувшись из давки он резко двинул меня в скулу. А может, просто имел выучку такую, что за фактом нарушения должен последовать факт наказания.

И тогда я громко объявил ему и толпе, что на секунду забыла про автобус в ожидании моего ответа и даже полная луна как-то внимательно застыла в небе, услыхать: —«При всём моём непротивленстве такое не могу стерпеть!» И я ответил ударом на удар.

Наверное, он не один был или взъярённые ожиданием хлопцы вмиг обернулись единой сворой, но удары посыпались со всех сторон – нашли козла отпущения, чтоб сорвать зло по поводу неправильного устройства жизни. Всё, что мне оставалось, так это прятать лицо и голову между локтей, хотя, по-моему, тело знало и само, не дожидаясь моих решений, что делать. Мой личный вклад был восприятием неясных воплей. Кто кому? Кто о чём?

Когда зарычал стартующий мотор, я почему-то был уже по ту сторону автобуса, под перекрёстным светом фонарей в периметре площади, но, что ещё непонятнее, по-прежнему на ногах, только без шапки. Наверное, разгневанных сбежалось чересчур и помешали друг другу сшибить меня на корку плотно укатанного снега. Свора рванула оббегать автобус к дверям. Он отошёл, открывая вид на остановку, где среди десятка невтиснувшихся стояла Ира с моей кроличьей шапкой в руках. Чуть дальше, в тени киоска Союзпечать, темнел Двойка, что вышел встречать нас…

Он отвёл нас на свою квартиру, которую снимал в частном доме вместе с Петюней Рафаловским, где я и расписал с ними «пулю». Потом они вышли проводить меня и Иру. На узком тротуаре идти получалось лишь только по двое. Ира с Двойкой ушли впереди – он, в длинном кожухе и мохнатой шапке-малахай, казался медведем рядом с нею в пальто прямого кроя и круглой вязанной шапочке, а мне пришлось идти с Петюней, сзади. Поддерживать с ним разговор казалось выше моих сил, меня душила горечь, что не со мной она идёт. Но что мне оставалось делать – устроить сцену? Оттаскивать Иру от Двойки? А и кто я такой? Потоптанный стадом Ахуля в демисезонном пальто от Алёши Очерета. Не каждая позарится на такого, пусть даже она тебе и жена. Площадное побоище не принесло мне особых повреждений, но каждый шаг бок о бок с овчинным кожухом Петюни отдавался нестерпимой болью.

Он и Двойка дошли до самой площади, а оттуда провожали нас вниз, до моста возле Общаги, где нам таки удалось расстаться. На прощанье Двойка, учащённо затягиваясь сигаретой и пряча от меня глаза, изложил детали своей недавней случки с какой-то из БиоФачных прошмандовок, когда она вцепилась ногами ему на поясе, а он таскал её по комнате ухватив за титьки. Меня буквально оглушила эта быдлячья самореклама самца-победителя. Таким я бы не стал делиться даже при его лоханках. Мудак ёбаный…

Когда мы шли на Красных Партизан, Ира ни разу не взяла меня под руку и всё больше отмалчивалась. Пришлось и мне заткнуться. Желательно вычеркнуть из рыцарского кодекса непрошеные извинения перед незнакомками…

~ ~ ~

И всё же руководство СМП-615 изыскало способ сгладить, хотя бы отчасти, факт наличия в нём каменщика с высшим образованием. Меня назначили заседателем товарищеского суда. Суды этой инстанции рассматривали правонарушения не вошедшие в свод статей уголовного кодекса или же предусмотренные там, но не слишком тяжко наказуемые, если хулиганство, то мелкое, а кража, опять-таки, по мелочам. Товарищеский суд это скорее мера морального воздействия, чем воздаяние по всей строгости.

Должность заседателя товарищеского суда не оплачивалась и заседатель избирался голосованием. Однако не всегда получается провести отчётливую грань между избранием и назначением. Слова «кто за?» в ходе собраний профсоюза это не столько вопрос обращённый к присутствующим, а скорее сигнал трубы, что нужно поднять руки. Слаженность единогласия служит чёткой демонстрацией вторичного рефлекса, не менее доказательной, но не настолько омерзительной как трубки вшитые собакам Павлова, чтоб капали через стекло слюной.

И точно та же рефлексология повторяется на комсомольских собраниях. Правда, за годы моей трудовой деятельности в СМП-615, там случилось ровным счётом одно такое собрание, по причине нагрянувшего инспектора из горкома комсомола. Глубоко сомневаюсь, что он явился в актовый зал на втором этаже административного здания на базе СМП-615 по свой доброй воле, скорее послали проверить и доложить каким ключом бьёт задорная жизнь молодёжи в возрасте до 28 в сфере строительства. Поэтому Нашей Чаечке пришлось сделать неурочный объезд объектов и отвезти нас на базу, но осознание, что не за получкой, заметно притупило наш рефлекс по поводу таких поездок в это время дня.

Комсомольского кадра настолько удручило полное отсутствие наималейшей полемики по самым актуально-животрепещущим вопросам современности среди пассажиров прибывших отсидеть собрание (и оно катастрофически скоропостижно катилось к своему завершению), что он, ломая условности, задал экзотический вопрос: —«Да что ж вы такие пассивные?»

От таких—не привитых—звуков, народ просто не знал что им с руками делать. Тут уж мне пришлось подняться и обуздать его эмоции, риторически: —«А кого, любезнейший, начнут вести активные, если пассивных изведёте?» Всё-таки, этот грёб… то есть… свободный диплом обязывает держаться определённой линии поведения.

Пламенный комсомолец в своих ликбезах ещё не проходил как опровергнуть подобный контр-вопрос от окопавшейся в рабочей среде контры, и собрание благополучно закрылось.

Вот руководство СМП-615 и решило, что проявит правильное уважение системе высшего образования в нашем государстве, если воткнут меня, носителя диплома о таком образовании, Заседателем Товарищеского Суда, которому требовался один Председатель и два Заседателя сроком на один год, до следующего отчётно-выборного профсоюзного собрания

На должности Заседателя, я открыл в себе затаившегося тирана, который выдвигал предложения самых драконовских мер пресечения. Потребовал, например, месяц одиночных (sic!) исправительных работ для штукатурши Трепетилихи в самых северных, мало обжитых местах территории базы СМП-615. И это при том, что для неё и день, считай что пропал, если за одну рабочую смену (плюс время на проезд в Нашей Чаечкой от вокзала и обратно) она не забалакает до комы двух-трёх коллег как минимум.

Конечно, дистанция от производственного корпуса до сторожки у ворот всего две сотни метров. А в сторожке днём сидит Свайциха и у той тоже язык кошками не обволочен. И всё же суд не внял мне и вынес приговор снять Трепетилиху с должности бригадира штукатуров сроком на три месяца, что срезало ей зарплату на десять рублей в каждый месяц наказания. И это она ещё дёшево отделалась, поскольку деяние её запросто могло раскрутиться на политический резонанс.

Суд восстановил следующая цепь событий:

Трепетилиха выглянула из оконного проёма 110-квартирной пятиэтажки, где уже шли отделочные работы, и увидела, что бухгалтерша СМП-615 идёт домой.

Ну а почему не идти? Живёт она На Семи Ветрах – идти не далеко, а время уже полпятого… Грубая ошибка бухгалтерши заключалась в том, что эта дура ответила на вопрос свесившейся из окна Трепетилихи: —«А шо ты там ото несёшь?»– имея ввиду целлофановый пакет в руках прохожей.

– Рыбу.

Слово «рыба» послужило детонатором. Трепетилиха всколонтырилась, собрала баб своей бригады и, с протяжными интонациями, оповестила их о несправедливом распределении жизненных благ, несмотря на эпоху развитого социализма.

– Они в конторе там сидят! В добре, в тепле! У каждой сучки нагреватель под сракой! А мы тут на холоде загибаемось! А рыбу – им?! Всё, девчата! Собирайте мастерки, тёрки! Да ещё ж нагло так – «рыбу я несу!» А у нас шо? Семей нету?

Дело в том, что Наша Чаечка иногда привозил продукты из ОРСа, он же Отдел Рабочего Снабжения. Однажды когда мы были на 110-квартирном, туда доставились булочки, вполне даже свежие, а в следующий раз, но уже на 100-квартирный, минеральную воду в бутылках по 0,5 л.

Когда и что распределялось в административном корпусе СМП-615, понятия не имею, но на следующий день бригада Трепетилихи к работе не приступила, а это, как ни крути, забастовка.

Не знаю, рыбу ли им привезли или какой другой эквивалент, но штукатурные работы продолжились, а Трепетилиха пошла под суд. Наш. Товарищеский. Руководство СМП-615 не могла закрыть глаза на подобную вопиющесть с политической подоплёкой, особенно если зам главного технолога носит галстук с узором серп-и-молот. Что говорит о многом. Спору нет, мой шарфик украшали пять колечек под Кремлёвской башней и надпись «Москва-80», но мне выбирать было не из чего, а галстуков в Универмаге – завались! И в клеточку, и в полосочку, и даже в горошек.

По зрелому размышлению, нельзя не согласиться с мудростью отвода моего предложения о переводе Трепетилихи на базу СМП-615. Товарищеский суд принял верное решение. Держать её там – это игра с огнём на бочке с порохом. Привезли б там чего-то, от чего ей ничего не досталось, она б всю базу разнесла, осиротила бы ограду вокруг глубокой впадины воронки.