Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

Да, та Игра минула, растворилась, умчала прочь как торопливый порыв ветра, как всплеск бисерной капельки счастья, но она была и до сих пор меня восхищает…)

Причиной моей молчаливости стало то, что я прикусил язык… Сначала, я позволял ему всю свободу слова, какую пожелает, но через месяц после поступления на работу в строительном цеху состоялось общее собрание с участием представителя Заводоуправления.

В представителе с первого взгляда чувствовалась порода: племенной руководитель. Такую особь не получается представить ребёнком с шариком, или юнцом озабоченным своими прыщами. Нет. Он из утробы матери таким и вышел – полулысый, в очках, с мягким брюшком и холёной степенностью… В своей речи перед собравшимися, он обрисовал задачи стоящие перед нами в такой ответственный момент Ускорения. Каждый должен работать не покладая рук, мы, рабочие, на строительных площадках, а они, руководство, на своих постах, направляя наши усилия и деятельность для достижения поставленных задач.

Он закончил, и председательствующий спросил есть ли вопросы. Я поднял руку.

(…так не принято – по негласным правилам, вопрос про вопросы должен закрывать собрание. Однако я поднял руку, потому что он меня в натуре вывел, этот соловушка из заводоуправления…)

Я попросил объяснить разницу между «экономической» и «хозяйственной» деятельностью, о которых он нам только что столько рассказывал. Мне правда интересно. Спасибо.

Представитель заводоуправление что-то шепнул председательствующему и тот закрыл собрание. Участники с облегчение поспешили по домам.

Через пару дней хлопец из села Бочки, который приезжал на работу мотоциклом, зашёл в бытовку со своим круглым шлемом подмышкой, как космонавт на пусковой площадке, и объявил о своём намерении сменить замок в шкафчике, потому что тут развелись шизофреники. Он не обращался к кому-либо конкретно, но широкая бытовка стихла, мужики прекратили переодевание и обмен утренними подначками и обернулись ко мне типа как бы в ожидании, сам знайиш. Вот поэтому я и прикусил язык.

(…невозможно брыкаться против таких мощных рычагов с их арсеналом негласных правил, уклончивого вездесущия и выдающихся педагогических способностей – они даже дебила из Бочек сумели обучить слову «шизофреник»…)

~ ~ ~

– Ты был в Ромнах? – Здесь в помывочном зале Конотопской бани, полной клубов пара, шума рвущейся из кранов струй воды, звяка тазиков о каменный верх низкорослых столиков, каждый из нас смахивает на «безвозвратно свободного» с Площадки пятого отделения областной психиатрической больницы.

– В Ромнах я был, но вас не помню. – Ухх! Меня и самого аж восхитила безукоризненность поэтического размера в прозвучавшем ответе. Соседи перестали втирать мыло в свои мочалки, придвинулись ближе и навострили уши – у Конотопчан врождённая склонность к высокой поэзии.

Я продолжал смотреть на спросившего. Всплыли всхлипы баяна на вечерней Площадке… темнеет… скоро подниматься на ночлег… эти глаза… те же глаза, только уже без сизоватого отлива поверх радужки… – «Володя!»

Соседи отпрянули, некоторые подхватили свои тазики и двинулись к столикам подальше. Обожаю деликатность Конотопчан, они никогда не вмешиваются в близкое общение…

Как мог я сразу не узнать его? Один из партнёров по нашей троице деливших впоперёк две койки. Он застенчиво улыбается. Отсутствие той поволоки в глазах чуть сбило меня поначалу….

(…этот отлив не стеклоглазость, он потусклее. Позже точно такую же сталисто-сизую пелену я видел в глазах людей Азербайджанской деревни Кркчян, когда они меня поймали, как Армянского шпиона, на склоне тумба, хотя я просто собирал ежевику, она же мош, она же ожина, по случаю воскресенья.

Я тогда Вовку-десантника вспоминал и того толстячка-электрика, в вагончике на колёсах, на 100-квартирном. Там кто-то хлеб не доел и на столе оставил. Краюха газетой обёрнута. Газету потом выбросили, а хлеб так на столе и остался. Все ту краюху с краю на край перекладывали, когда обедали или, там, в «козла»… На третий день я устал смотреть как люди мучаются, окно приоткрыл и выбросил в траву, подумал, может собака бродячая подвернётся. И тут они на меня оторвались по полной. Электрик, что всегда так заискивающе улыбался, по-подхалимски так, и Вовка-десантник, который полгода уже в нашей бригаде работал и всё старался меня в кладке обогнать, как я когда-то Григория Григорьевича. А на меня ступор нашёл, стою и смотрю на их орущие рты. Дуэтом… Нет, хором. Со всеми своими замполитами и телекомментаторами про святость хлеба, даже если его никто уж и есть не захочет. А какая в нём святость через три дня? Вот и стою, проникаюсь пониманием почему на Украинском «ругаться» это «лаять». Да, страшно тоже было, был страх, да, но ещё больше тоски. Тоскливо очень. Зачем нам этот массовый психоз? Мы же все свои – люди мы. Ну и что что я по-Азербайджански не понимаю? Те ягоды что я на тумбе собирал они через месяц сами усохнут. Кто нас разделил этим психозом? Зачем? Стали орудием убийств людей людьми. Национальная несовместимость? Хер там, вон в Москве соплеменники обеих сторон, что тут друг друга режут, в ресторане вместе сидят, друг за друга тосты подымают. И мы бы так могли, если б не разделили нас. А разделителю зачем? Ещё рядок ёбаных нулей на счёте в банке? Если бы можно было заново путь выбирать, я бы опять свернул на стезю шизика, лишь бы не стать нулеёбом. Странно, конечно, но тоски больше, чем страха. Тем более, что Глуща объяснял, что потом как-то уж и не доходит, что тебя месят. Нет, не хочу я в Гималаи, отпустите меня в Сингапур. Тамошний президент из народного достояния персональных заповедников не делает, в цари себя не назначает, родственникам должности не раздаёт… По слухам…)

По официальной версии, Карабахская война длилась три года, 1992–1994, но фактически, началась намного раньше и не кончилась до сих пор. Хотя признаю, те три года были самыми отвратными… На третий (по неофициальной оценке) год войны, когда мне перестало нравиться выражение глаз Сатик, я попытался эвакуировать её с театра военных действий. По странному стечению обстоятельств, она, вместе с Ашотом и Рузанной, оказалась в Конотопе, на Декабристов 13.

Можешь представить моё изумление, когда три месяца спустя Сатик поставила меня перед фактом своего возвращения вместе с детьми? В любом случае, представить выражение лица кассирши Верховного Совета НКР, когда та получила распоряжение выдать мне двухмесячную зарплату авансом, ты не сможешь. 600 Советских рублей, обесцененная валюта несуществующего государства. Этой суммы мне хватило бы, чтоб смыться из зоны конфликта. Поэтому её система Станиславского выражала презрение и зависть, не понять чего больше… Мне пришлось лететь в Ереван за репатриантами в аэропорт Звартноц, а затем из аэропорта Эребуни на вертолёте, что переправлял бочку солярки и ещё одну группу бойцов-федаинов в Степанакерт.

(…в день прибытия город ещё не оправился от шока причинённого смертью 25 человек убитых одним залпом ГРАДА…)

Незнакомые люди в Ереване, узнав куда мы отправляемся, предлагали хотя бы детей, Ашота и Рузанну (в алфавитном порядке), им оставить…

Когда мы добрались на квартиру в Степанакерте, которую знакомые сдавали нам бесплатно, я спросил о причинах столь скорого возвращения.

– Я там поняла, что жить просто затем, чтоб жить, и жить не стоит.

Вот яркий пример воздействия окружающей среды. Возьми Армянскую женщину воспитанную в лучших традициях матриархатно-патриархального уклада, отправь её на три месяца в Конотоп и она вернётся без спросу, да ещё и с философскими высказываниями. Здрасьте вам! Примите и распишитесь тут, пажалста…

А не могла тебе обретённая в Конотопе мудрость подсказать, что бояться за одного себя легче, чем за себя же плюс за вас родимых? Особенно, когда завоют сирены воздушной тревоги или на тумбе Верблюжья Спина заухают орудия подвезённые с Каспийской флотилии? Не говоря уже про ракеты ГРАД, что молчком подлетят, но громче всех шарахнут и – полквартала нет. Ведь мы, в конце концов, живём в век высоких технологий, сам знайиш.

(…и опять я куда-то сбился. Я ж про Ромны вроде говорил, пральна? А дурдом и война две большие разницы. Или как?..)

Это всё к тому, что мне как-то не хватало времени ознакомить Сатик с определёнными фактами из своей предыдущей биографии, всё как-то руки не доходили. Хотя в её неведении не только я повинен. Если бы Сатик задала прямой вопрос типа: —«Сколько раз тебя прикрывали в дурдом?», тогда, как хорошо натренированный сторонник правильности и вообще человек принципиальный, я дал бы исчерпывающе прямой ответ. (Стоит отметить, что в применении я весьма прост и пользователю интуитивно понятен).

Вот по всему по этому мне любопытно было, в какой-то мере, что за информацию она там зачерпнула в период эвакуации?

А никакой, фактически. Конотопчане своих не топят. Единственный прокол случился в разговоре с сотрудницей (Сатик в эвакуации ещё и работала на заводе КЭМЗ). Её собеседница, услыхав что фамилия мужа Сатик «Огольцов», сказала только: —«Хмм!»

Вот и весь чернящий мою личность компромат просочившийся в Закавказье из Конотопских источников…

~ ~ ~

(…игра в «ножички» начинается как детская забава, но такая, сука, прилипчивая, хуже семечек, всё жизнь можно играть и не наиграться, тянется через всю жизнь, а иногда из поколения в поколение. Просто среди взрослых она получает имя подлиннее: Защита Интересов, что не умаляет её привлекательности и вносит в игру много других игрушек помимо примитивного лезвия ножа. Рассмотрим, для примера (кому охота) следующий пример.

На начальном этапе игры в «ножички» игрок Россия (далее именуемый Р

) теряет часть своего сектора «земли» игрокам Армения и Азербайджан (далее А

и А

), потому что СССР развалился на части (невозможно избежать пертурбаций в такой динамичной игре).

А

и А

продолжают неумело тыкать в территориальную целостность друг друга, тогда как Р

переходит на следующий уровень Защиты Интересов и принимает на себя роль миротворца в пылком противостоянии двух А. В результате конфликт между А

и А

процветает три (пока что) десятилетия, не утрачивая своей благотворности для Р

.

Для успеха в игре Защита Интересов необходимы определённые бухгалтерские навыки. Для начала потренируемся на пальцах. Допустим, в армии каждой из конфликтующих сторон 100 000 военнослужащих. (Разумеется, Генштабы обеих А мне не докладывают количество своих вооружённых сил, однако, с учётом штабных писарей и тому подобного чмо, цифры будут даже выше. Но! Натурализированный мужчина-закавказец от своего слова не отступает! Сказано 100, пусть будет 100 – сдачи нэ нада!)

Итак, каждый военнослужащий носит обувь. Для простоты счисления, представим что все поголовно, от рядового до генерала, обуваются в самые дешёвые сапоги «кирзуху» по $12 за пару. Обувь добротная (завод искусственной кожи имени Кирова производитель с репутацией) и год конфликта приносит миротворцу годовой доход в $ 200 000 за одну лишь кирзу. А маскировочные штаны? Куртки на «липучке», бушлаты, ремни, каски?! А автоматы Калашникова, пулемёты, миномёты, артиллерия, как наземная, так и противовоздушная? А военные грузовики, бронетранспортёры, танки? А мины противопехотные и противотанковые? А вертолёты, бомбардировщики, радары, ракетные установки, приборы ночного видения? А… (под конец третьего десятилетия конфликта в Закавказье даже Евреям в Израиле дошло насколько тут золотое дно и они начали продавать дроны-беспилотники и кассетные бомбы).

У меня уже пальцы кончаются, а мы ещё не дошли до военных советников, которые помогают каждой из А овладеть поставленным вооружением. Им же тоже платить надо. По полной… Как говорили в осаждённом Степанакерте зимой 1991-92, «Армяне платят Русским, чтобы стреляли из пушек, Турки (а Карабахе Азербайджанцев почему-то называют Турками) платят Русским, чтобы они не попадали». Шутка, конечно, потому что военспецы бьют без промаху, когда того требует Защита Интересов. Так было в Ходжалу, так было в Орадизе – два ключевых момента, которые не позволили конфликту безвременно угаснуть. Вот это и называется Защита Интересов на международной арене.

Однако, игра настолько увлекательная, что продолжает играться и внутри. Возьмём, например, Р

, кто-то называет её «Русью-Матушкой», кто-то «Русостаном», популярная группа Любэ поёт «Расея!», мне привычнее Россия, но все эти разночтения сходятся в одном и том же мужике, который после рабочего дня скинулся с дружками на водку, которую и выжрали с горла, и пришёл он домой – детишек повоспитывать «раскозлились, блядь!», пиздюлей жене навешать, чтоб много не трандела, и уснуть на полу рядом с выстуженной печкой, покрывшись телогрейкой, покуда его Царёк холёный выдаёт приколы всякие из телека над его спящей головой. Потому что так и должно быть, потому что Государство это многофункциональная общность людей, в которой каждый исполняет свою функцию. Кто-то принимает решения какие интересы следует защищать и каким образом, кто-то исполняет эти решения, следующий кто-то прославляет мудрость решающего и мужество исполняющего и так далее и далее, потому что на все функции никаких пальцев не хватит – вплоть до этого мужика, что храпит сейчас на полу под телогрейкой и отнюдь не функционер уже, а материал для внутренней Защиты Интересов.

Вот он отдал свой дневной заработок в казну, обменяв на водку гнатую из опилок и продуктов нефепереработки и сына своего отдаст, чтобы из парня отформатировали вертухая для защиты против его же папани и остальных мужиков. Дочка спящего по своей воле в тёлки-проститутки подастся, потому что кто-то должен обеспечивать досуг функционеров в их свободное от работы время.

Труднее всех, конечно, пребывающим в самой верхней функциональной прослойке. Помимо Защиты Интересов снаружи и внутри надо и свои защищать и тут уж никак нельзя расслабиться. Постоянная бдительность и готовность на всё – залог успеха. На всё значит на всё – убить, предать, прогнуться или подстелиться под (и не только метафорически)… Защита Интересов требует полной самоотдачи.