Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

Люди! Человеки! Сопланетники! Оно нам нада? Что нам с того?. Власть, деньги, слава? Люди будьте бдительны, не дай облапошить себя этой мишурой!. Власть-деньги-слава всего лишь средство, а не цель трезвомыслящего члена человеческого общества. Нет! Наша цель – это чистая, беспримесная зависть. Зависть остальных членов общества – вот что нам нужно. Вот где миг наивысшего блаженства!. Просто выжить не цель жизни Робинзона Крузо, ему нужно найти завистливого Пятницу. Потому что козы нормального индивидуума не стимулируют. На том стояла, стоит и стоять будет рабочая модель цивилизованного общества. Perpetuum Mobile, с вашего позволения, проверенный бесчисленными тысячелетиями пользования. На одном полюсе общественной вертикали Раб в непросыхающе скотском состоянии, на другом – Фараон, обыкновенное быдло, только в Роллексах…

А чё это я так обтекаемо заговорил, типа, агент Эзопа, али слабо? мне воздать мразям поимённо?

Ну во-первых, не хочу своё письмо нечистотами поганить, а во-вторых, совсем не факт, что Листьев, Мкртчян, Немцов, Саргсян и сотни других из-за угла казнённых, дойди они до верхних уровней, не стали бы играть по тем же правилам – Защита Интересов такая, блядь, игра заразительная! Начинаешь чувствовать себя вседержителем, законы свои устанавливаешь, ну не в смысле законы физики или, там, биологии, чтоб себе жизнь продлять, подтяжки омолаживать, однако работы в этом направлении ведутся, да…

При нынешней ситуации в мире, с полномасштабным обесценивания информации посредством Интернета, цензура теряет смысл, как и строгий идеологический контроль. Ладно, допустим выдал я самую подрывную хрень, и что? (Я не могу это сделать в Фейсбуке и прочих социальных сетях, у них это стирается автоматически). Вокруг моего независимого сайта в Интернете целый океан мелющих Емель, я погребён под растущей лавиной советов правильной ебли, приготовления пиццы, наслаждения Тик-Током, покупки Perpetuum Mobile всего за $49. Вот почему и не боюсь я говорить о том, что знаю. А если и боюсь, то просто по привычке.

Насчёт трусости, тут мы все одним миром мазаны. Взять, к примеру меня, вот и знаю ведь, что у Алжирского бея под носом шишка, а помалкиваю – вдруг подвалят и прификсируют проссаными до желтизны кусками рваных простыней?..)

~ ~ ~

Да, жизнь катилась по всё тем же рельсам – были и баня, и пляж, и вызовы Двойки, и я везде исполнял свою накатанную роль, но как-то уже от всего отделился: и от жизни такой, и от своей роли в ней.

Я стал вроде как тот мужик, что приоблокотился на оградку детской площадки понаблюдать детвору, что копошатся в песочнице. Все они там, в том песочке, и Двойка, и руководители с подсобниками, и сам я со своей ролью, но меня вся эта возня, в общем-то, уже не цепляет…

Весной Двойка предложил смотаться в Нежин, тряхнуть стариной в Общаге. Точно помню, что это был четверг, мой банный день и, наверное, канун праздника – посреди рабочей недели он бы меня не выдернул. Так что я прихватил полотенце, смену нижнего и поехал в Нежин, потому что хотя парной в Общаге нет, но душ имеется.

В вестибюле сидела вахтёрша тётя Дина, которая ни капли не изменилась и меня, конечно же, не пропустила. Я попросил мимоходного студента зайти в комнату, где, как условлено, меня уже дожидался Двойка и сказать ему о накладке. Парень ушёл наверх, а на меня нагрянуло открытие.

В вестибюль из коридора общаги вышла молоденькая студенточка в мятом халатике и с недовольно сонным лицом. На меня она и не взглянула – мало ли их тут торчит, а просто подошла к окну неподалёку.

Я ждал Двойку или записку – в какое окно первого этажа мне влезть, и совершенно не был готов, что моё тело, без всякого приказа с моей стороны и без разрешения даже, вдруг ни с того ни с сего забросит правую руку за голову, высоко вскинув локоть. Что творит! Как его повело от неприметной девули с лицом из недовымешанного теста. Или это её халатик так меня кувыркнул?

В любом случае – возмутительно и, главное, абсолютно без спросу! Это тело в конец оборзело! Лично я не планировал никаких телодвижений!

А причина бунта на корабле, в паре метров от меня, отрешённо уставилась на совершенно пустынный пейзаж из двухэтажного здания столовой за серым стеклом окна. Шокирующее открытие…

Посланец вернулся сообщить, что дверь указанной комнаты заперта. Двойка явно уже начал тряхать стариной в новой волне покладистых…. Я вышел из общежития. Успеть в Конотоп до закрытия бани не получалось. Но это же четверг!. Ладно, в Графском Парке есть озеро, и я направился туда кратчайшим путём.

Навстречу из парка шла группа парней-студентов в спортивках и кедах, приближаясь к Общаге. Они свернули к трубе, с которой Фёдор и Яков когда-то плюхались в воду, и стали по очереди переходить на противоположную сторону давно уже высохшего и заросшего травою рва. Надо же! Похоже это превратилось тут в студенческую традицию.

Ну и что? Барабанить себя в грудь? Орать: —«Это я! Я – та легенда! Это с меня пошло!»?

Я с грусть углубился в парк под вековые Вязы, но не к широкой части озера, а к затоке с чёрной водой у зарослей в пустынной его части. Там я разделя догола и вошёл в воду.

Намылившись полностью, я швырнул мыло на берег и потёр тело в пределах досягаемости руками. Затем я ещё малость побарахтался, проворачиваясь винтом, перед тем, как нырнуть к берегу. Белые разводы пены покрыли мелкую чёрную рябь… Рождение Афродиты… Грёбаная Русалочка… Думал я растираясь полотенцем. Нет, я не извращенец. Оно, как-то всё само собой так выходит, а потом просто катится… поступательно-вращательным образом, спиралевидно…

~ ~ ~

Но это всё ещё цветочки по сравнению с тихим ужасом «Сизифовых прокруток». По своей гадостности, такие СП созмеримы с неугасимой лампочкой над головой – напоминать, что ты прикрыт в дурдоме, только направленности у них другая, не из наружи. По ходу этой сизифщины попадаешь в действительность, которая реально уже с тобой случалась, а с учётом повторяемости этих прокруток, возможно, и не однажды. Состояние, во всяком случае, всегда одно и тоже, неизбывное как невесомость на орбите—тебя плющит тоскливый страх и позывы расплакаться, да только нечем, как из насухо выдавленного тюбика—с тем и кружишь в вязкой необходимости проживать заново некий отрезок своей жизни, который наивно считал напрочь отжитым, но не тут-то было! Вокруг – течение всё той же, но уже ставшей тебе чуждой, жизни, потому что ты уже не тот прежний «я». Поседелым морщинистым недорослем слоняешься в знакомых лабиринтах студобщаги и аудиторий, чтобы получить и нахер не нужный диплом, но должен, не оставаться же на следующий круг подряд… или вот как сейчас сидеть на твёрдо-коричневом табурете увязшем в линоле болотного цвета между фанерных стен под трубами ламп дневного света, врастая спиною в железо друхярусной койки, а вокруг ни одного знакомого лица, твои кореша давно ушли на дембель, а эти тут затем лишь, чтоб раскрутить меня на следующий уровень сизифщины и нужно не загреметь в дисбат…

– Карочи, вашу распротак, дорогуши в хэбушах, сёдни у нас буит полит-бля-занятие по теме Карпаративный Имперлизм. Секёте, х’сосы?

– Так точ! Тарщ! Пад! Пал-коник!

– Да, хуй вы чё врубились, патамушта и слов таких ни знаити. А всё в натуре просто, как типа после второй ходки, када уж понял жизни абман. Токо мне щас делать нехуй вот и растолкую, на гражданке вспомните, так ищо спасиба скажите. Вы тута вон повылуплялися и думаити, ладно, транди, полкан, транди… вы ж думаити—если кому-то, эби-о-бля, ещё осталось чем—что всё идёт само сабой как попадя и без понятия, и тутта хер вы угадали, как и всегда. Патамушта всё каким-то боком за что-то да и цепляется, а если ты не догоняишь што па чём и нахера оно во всей этой хуйне, то для таких долбоёбов и есть политзанятия в этой, эби-о-бля, армии… Эй ты, с наглой рожей, сидишь там у последнего кубрика. Какого призыва? 73? Сумы? Хохлы, эби-о-бля… Вы ж думаити 73-й ващще болидом ебанутый нахер год, патамушта меня в армию загребли, а не врубаешься, шо за бугром в таком же вот 73-м тиснули роман Томаса Пинчона про Гравитационную Радугу. Вы ж тут, долбоёбы, и слов таких не знаете, а там уже тиснули.

Карочи, основная тема тематики Томаса, он же Пинчон, – Они. Бессмертные, невидимые, потусторонние и никада не проигрывают. Вот и всё что сообщил про Них на паштишта 8-сот страниц, но шоб вы, распиздяи, знали, книжка вышла за всю хуйню, читаишь без отрыва, пиздец охуенный и ващще ебать мой хуй, карочи… Кто там вякнул «забугорный пиздобол-параноик»? «На полы» захотел залететь до дембеля? Если кто-та могёт нападобие Пинчона, так ты на него бочку не кати, а присмотрись и умозаключения делай. Блядь, опять вам непонятное слово…

И на чём только этот эби-о-бля Томас ващще тащится? Ну хотелося же б знать просто. И главный вывод куда он подводит, шо если кто с нашей алкашной 1/6-й хочит за бугор податься, так буит в полном бля пролёте. Патамушта: хули толку? Там же ж тоже те же невидимки банкуют, непобедимые. Они давно уж лозунг киданули: «Потусторонние всех стран глобализуйтесь!»… ты Пинчона-то повнимательней читай, а не только про дегенеративные эксцессы…

– Товарищ, подполковник, а что такое «эксцессы»?

– Ни х’себе! Ты эби-о-бля ещё тут?! Дежурный по роте! Отведи на губу долбоёба!

~ ~ ~

Леночка поступила в швейное училище в Сумах и уехала туда учиться. Мне не оставалось оправданий и дальше жить на Декабристов 13.

Я нашёл другое жильё на другой окраине Конотопа, поближе к заводу «Мотордеталь». Это была летняя кухонька, площадью 2 х 3 метра, во дворе хаты, чья хозяйка работала на водоочистных сооружениях, где я однажды вёл кладку отдельных мест.

Кирпичная плита под низким потолком оставляла место лишь для койки и стола под окном, но мне хватало.

Там я только спал да читал книги на Немецком с Немецко-Русским словарём медицинских терминов, потому что другого в книжном магазине на улице Ленина не нашлось.

Квартплата составляла всего 15 руб., но тем не менее, я окончательно прекратил рассылать и без того ставшие уже нерегулярными переводы алиментов в обе стороны.

Углубление в Немецкий понадобилось мне, чтоб разобраться наконец с этим Фрейдом.

Как шизофреник со стажем и достаточным запасом опыта полевых исследований, я не видел резона в его тормознутости на символизме из половых органов.

Ну да, сигара смахивает на член, а пепельница—один в один—влагалище и так далее в шараге тому подобных. Ну и что с того? На этих толкованиях зациклились до упора, а воз и ныне там.

(…я окончательно понял, что Фрейд, по сути своей, сказочник, как Ганс Христиан Андерсен, просто у них разный запас слов.

Он королевство сознания разделяет на четыре части (исполать тебе, Зигмунд, уже какой-то шаг вперёд от триад Гегеля): герцогство Сознание, баронетство Подсознание, графство Эго и маркизетство Супер-Эго.

Красота! Чудо что за чудо эти сказки, сколько в них поэзии!..

И пошёл жонглировать этими четырьмя погремушками. И пошёл! И пошёл!

Каждый имеет право на персональную научную теорию, но теории проверяются практическими результатами. Пользуясь своею, Фрейд исцелил 12 % доставшихся ему пациентов. Возможно, это они сами по себе выздоровели, но отдадим их Фрейду за его заслугу – он предложил хоть что-то, когда на эту тему было пусто и голо. К тому же он по сю пору вдохновляет массу художников малевать винегреты из фаллосов и вагин…)

А ещё, в той же кухоньке во мне окончательно утвердился давно возникший план, что мне пора покинуть Конотоп.

~

~

постскриптумы

План неизбежного прощанья с Конотопом возник ещё прошлой осенью, когда я увидел, что всё повторяется и вокруг меня снова штольня, прорезанная в породе аспидно-чёрной ночной тьмы батареями прожекторов товарной станции на металлических мачтах освещения вознесённых над влажным отблеском натруженных рельсов.

Штольня повыше тех, что на шахте «Дофиновка», и пошире, и вместо узкоколейки мощные колеи раздваиваются в ней, расчетверяются, разливаются в параллельное многорядье путей заставленных вагонами, цистернами, платформами, на которых громоздится, топорщится, высится зачехлённая и раскрытая, габаритная и мелкая, обвязанная и валом сваленная всякая всячина.

Погромыхивая на стрелках, скатываются с сортировочной горки вагоны, в одиночку и сцепками, чтоб отыскать нужную колею и уткнуться в будущих попутчиков. На товарной станции нет выходных. Круглые сутки громыханье и лязг, резкий скрежет тормозных башмаков, выкрики репродукторов о формирующихся и готовых составах. Но всё это в штольне, в одной гигантской штольне. Выдержит ли кровля натиск ночи?.

И в ту осеннюю ночь я пересёк товарную станцию знакомыми тропами служебных проходов, минуя вагонные лабиринты, чтобы выйти к пролому в ограде ПМС-119. Я ёжился и загодя негодовал какая там сейчас начнётся грязь и лужи. Вот уж и надпись по серому бетону ограды. Красивая, метровыми буквами, надпись несмываемым дёгтем, для пассажиров проходящих в дневное время поездов: