Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

Утром, когда я бежал к фургону УАЗа, что привозит прапорщиков в часть к утреннему разводу, Джафаров ухохатывался по всему кузову.

– Ты бежал как в замедленной съёмке. Видно, что стараешься, но на одном месте, мамой клянусь. Хорошо хоть встречного ветра не было.

Увольнительную мне дали только до вечерней проверки, суки. Когда я вернулся, Ольга спала, уже в кофточке, но почему-то наизнанку… Потом уже надо было освобождать номер – он сдаётся на одни сутки, до двенадцати… Я сказал, что должен вернуться к вечерней проверке, а она сказала, что у неё тоже поезд вечером. Мы сходили в кино, какая-то сказка про Персидского Геркулеса по имени Рустам… Потом посидели на скамейке внизу Комсомольской Горки.

Она сказала, что ей пора на вокзал, но провожать не надо, и начала плакать. Случайные прохожие хмыкали себе под нос – классический сюжет картины Репина: девушка забеременела, а солдату похуй.

Когда она ушла, я ещё посидел немного и поехал домой…

На следующий день, в столовой я опрокинул миску супа со стола. Вылилось мне на ноги, горячий падла, обжёг даже через хэбэ?? штаны. Сам не знаю как получилось. Все за столом оглянулись на меня, странно так и молча, никто не засмеялся…

Миску на себя перевернул… Что за знак?. Кофточка наизнанку…

(…некоторые мысли лучше и думать не начинать, а если нечаянно случится, то лучше бросить и не додумывать до самого конца, до неизбежного вывода…)

~ ~ ~

Замполит приказал завклубу, Александру Рудько, чтобы ко Дню Победы, 9-го мая, был духовой оркестр, иначе он слетит с должности и пойдёт пахать на стройку помощником штукатура, а старшина роты получит приказ гноить его «на полах» до самого дембеля.

Конечно же, мы встали горой за лабуха, руководителя Ориона, и – не подвели. За три недели и у нас уже готов оркестр. Джафаров с Комиссаром, ясное дело, в трубы дудят, Рассол хрипит на баритоне, Замешкевич в тубу бу-бу-бу-бу. Оказывается, они в свои школьные дни на духовой кружок ходили. Карпеша барабанит. Рудько на кларнете шпилит, а клубный художник бух, да бух в большой барабан. А у меня самый главный инструмент духового оркестра – две медные тарелки. Бзденц!.

Саша Лопатко начинал свою службу в одном отделении со мной, но потом его папа приехал, провёл переговоры в штабном бараке и Сашу назначили художником при Клубе… А папа его, между прочим, поп и, наверное, по этой причине Сашу загребли в стройбат как поповича, ведь боевую технику не кому попало доверить можно…

Мы подготовили два номера: «На сопках Маньчжурии» и «Прощание Славянки», не потому что испугались угроз Замполита, а просто лабух для лабуха сделает всё возможное в человеческих силах.

Девятого мая мы переоделись в парадки и фургончиком УАЗа разъезжали по разным строительным объектам в сопровождении «козла» с Замполитом. Праздники это для бездельников, а стройбат всегда на боевом посту. Отделения-бригады строительных объектов на пути этой колонны из двух автомобилей получали приказ временно покинуть фронт работ и построиться. Замполит толкал очень кратенькую речь (Комбат с его маразмом завёлся бы на полчаса, сам не ведая о чём), мы играли «Славянку» и «Сопки», а солнце играло на меди начищенных труб… Духовой оркестр – первая необходимость, чтобы получился праздник.

Следующим шагом в карьере Ориона стал вечер танцев в клубе села Дёмино, с которым нас объединял один и тот же коцаный асфальт. Откликаясь на приглашения, солдаты не только играли, но и, сменяя друг друга на инструментах, спускались, по очереди, с маленькой сцены в маленький зал, чтобы танцевать среди местной молодёжи. Из всего Ориона, обойдённым остался лишь Александр Рудько, незаменимый бас-гитарист… Под нескончаемую песню о птичколюбивом орнитологе в исполнении Роберта Закаряна, я обнимал обильные формы сельчанки Ирины. Жизнь улыбалась мне…

Накануне своей демобилизации, Юра Замешкевич поставил в известность Заместителя Командира Батальона по Тылу и Снабжению, Аветисяна, что только я и никто другой смогу заменить его на должности Батальонного Кочегара. Заявление Замешкевича убедительно поддержал Батальонный Повар Владимир Рассолов, он же Рассол, которому оставалось служить ещё полгода. По ходу ходатайства, повар не преминул поздравить Зампотыла с недавним получением долгожданного майорского звания. В результате, майор Аветисян санкционировал принятие меня в славные ряды чмо.

Собирательное наименование «чмо» охватывало всех военнослужащих задействованных во внутренних службах батальона: свинарь, посудомойщики, кочегары, повара, слесарь, портной, сапожник, художник, киномеханик, штабной писарь, водители автомашин командного состава и даже помощник фельдшера в медпункте, одним словом – все, кому не посчастливилось пахать на стройке, составляли «чмо», под командованием майора Аветисяна.

(…изначально, ЧМО служило аббревиатурой выражения «человек мешающий обществу», но слишком выразительное звучание заставила забыть первоначальное значение и нынче все считают будто «чмо», то же самое, что «пидор», только ещё хуже…)

Перед возвращением к гражданской жизни, Юра Замешкевич показал мне место нахождение колодца с главной водоразборной задвижкой для поддержания надлежащего уровня воды в водонапорном баке над кочегаркой. Он обучил меня зажигать форсунку в печи парового котла, читать показания манометра давления и водомерной трубки на котле. Меня перевели в четвёртую роту, где числилось всё чмо и Юру демобилизовали.

Из призыва крымских «молодых» майор Аветисян назначил мне напарника по имени Ваня с редкими волосами на месте усов, зато с густыми бровями. Сомнительно, что выбор майора Аветисяна пал на Ваню из-за густоты бровей. Скорее всего, папа Вани, который явился навестить сынка на третий день его службы, нашёл достаточно убедительные аргументы для переговоров с майором в штабном бараке. Я поделился лекциями Юры Замешкевича с Ваней и мы начали сменять друг друга посуточно.

Кочегарка воинской части № 41769, она же ВСО-11, это два высокие зала в здании из красного кирпича. Каждый зал насчитывал два массивных паровых котла в общей для обоих кубообразной обмуровке огнеупорным кирпичом и множество труб с различными вентилями и задвижками – для горячей воды, для холодной, для пара, для подачи топлива… В бетонном полу перед котлами вмонтированы воздушные насосы высокого давления для распыления топлива в форсунке печи соответствующего котла. Однако использовался всего один котёл из четырёх, самый дальний от входа, остальные – резервные, на зимний отопительный сезон.

Задача кочегара в летний период – подавать пар в котлы кухни для варки пищи и горячую воду в посудомойку. И, раз в месяц, мы грели воду для бани всего личного состава ВСО-11 и Отдельной роты. Так что трижды за смену приходилось высиживать по три-четыре часа за старым столом с круглой столешницей в фанерных задирках, под высоким окном напротив оглушительного тарахтенья воздушного насоса и воя пламени рвущегося из форсунки в нутро печи, пока дежурный повар не постучит в запертую на крючок дверь кочегарки сказать, что ха?вка готова. Тогда уже можно вырубить всё. Тишина – бесценная благодать… До следующего включения… кайфуй…

Направо от входной двери – узкая секция насосной, гонять зимой горячую воду по отопительной системе. Но если пройти прямиком, в угол позади спаренных котлов первого зала, увидишь дверь в маленькую мастерскую направо. А там окно и верстак без тисков, напротив входа, и небольшой железный ящик изнасилованного сейфа между дверью и окном, с молотком и тупым зубилом на полке внутри, а над ним, рядом с выключателем лампочки, узкий кусок вмурованного в штукатурку зеркала, где при бритье видно всего пол-лица.

~ ~ ~

Приход лета чмо ВСО-11 отметило общей попойкой. Батальонный УАЗ-66, что развозит ужин сторожам на объекты и тем, кого ударная штурмовщина держит на стройке даже ночью, вернулся из города с ящиком водки внутри большого котла-термоса из-под розданной ха?вки. Дежурный офицер на проходной мимолётно заглянул в кузов на предмет обнаружения случайного самовольщика (как будто кто-то доезжает до ворот! как будто он о том не знает!) и грузовик проехал к боксу.

Не забыли и меня пригласить, кочегар – нужный в солдатском быту человек. Возлияние началась после отбоя возле дальний боксов. В ярко-летней иллюминации полной луной, пятнадцать чмошников уселись на земле широким кругом типа аборигенов поля пересечённого колючей проволокой – все лицом к центру круга, где отблескивало стекло водочных бутылок и белели эмалью стенок пара бачков набитых мясом, которое повара пожарили в громадных противнях на электроплитах кухни. На разостланной мешковине двух пустых мешков вздымалась куча из нескольких буханок хлеба нашинкованного в хлеборезке…

Никогда прежде мне не приходилось пить водку с горла?. Стартовые глотки гадостны, но последующие льются соко?лом.

Закуска, к сожалению, исчезла слишком скоро… Свою бутылку я так и не допил. Поднявшись на нетвёрдые ноги, с полным почтением к честной компании, я известил присутствующих об немедленном отбытии меня в село Дёмино.

– Спакуха, кенты! Сё ништяк! Ккой нах держур фц… ыр… я сам держур… Блядь!

И всё же, чтобы не нарваться, ограждение я форсировал возле свинарника, подальше от казарм. А там уже взял курс на круглое лицо полной луны блиставшей с небосвода над селом Дёмино, но при этом раскачивалось туда-сюда, как на качели. Я бормотал ей выговоры за такое коварное непостоянство и полю тоже, что устроило тут морскую качку, тоже мне…паимаишь… Потом я упал и попытался приподняться на локте, но земное притяжение оказалось слишком неодолимым, а поле таким приветливо мягким…

Проснулся я сумерках брезжащего рассвета, метров за сто от свинарника и побрёл в кочегарку – напиться воды из-под крана и рухнуть на деревянный верстак в мастерской…

Похоже, я слишком чересчур раскатал губу, размечтался, что до конца службы буду кантоваться между Клубом и кочегаркой. Однажды утром после ночной смены, майор Аветисян застал меня спящим в мастерской и отдал приказ отправляться в казарму роты. И это в то время, когда большинство чмошников манкировали даже вечерней проверкой! Солдат штабной писарь, например, спал в медпункте, на одной из двух тамошних нормальных коек, а у кого жалобы на состояние здоровья, тех помощник фельдшера без задержки спроваживал в городской военный госпиталь. Слесарь Тер-Терян кантовался в швейной мастерской с Гришей Дорфманом. У клубного художника, Саши Лопатка, ващще своя комната в Клубе. А несчастный кочегар, отсидев целый день среди воя и грохота, должен топать на вечернюю проверку, где вместо отсутствующего чмошника чей-то голос из рядов выкрикнет «на дежурстве!» и – нет вопросов…

Чтобы как-то убить время, пока на кухне готовится ха?вка, я взял книгу из библиотеки в штабном бараке, через писаря. Выбрал её за толщину, чтобы на до?льше хватило. Идиот Достоевского. Ё-моё! Вот это вещь! Кульминация за кульминацией… После тех книг навязанных школьной программой, и не подумаешь, что он так круто пишет… А больше в штабе и брать нечего, там всего одна полка, а на шедевры Б. Полевого с Н. Островским после книги Фёдора Михалыча совсем не стои?т.

В Клубе Рудько дал мне буклет The Beatles in America про их турнэ там. Кто-то из «молодых» с собой привёз. Я начал переводить, потому что в буклете фоток больше, чем текста. Однако без словаря под рукой, моего школьного запаса хватало лишь с пятое на десятое, кое-где приходилось по картинкам догадываться, но Рудько и такое устроило…

Так оно и идёт, по кругу, рутина из шипения пара, насосного воя, потом Клуб, вечерняя проверка, и опять в Клуб. А с утра всё по новой… Вон Джафаров галопом несётся, глаза круглые, из орбит лезут, лицо белое, рубаха н спине тоже – где-то неслабо о побелку терану?лся.

– Спрячь меня! Начштаба за мной!

Я через дверь секану?л, ну а кто ж ещё от кухни сюда прямиком на сближение прёт своей боксёрской походочкой враскачку? Джафаров едва успел через окно в мастерской в бурьяны выпрыгнуть.

– Никак нет, товарищ майор, сюда никто не заходил.

Да только у майора нюх как у охотничьей собаки, и уже из-за угла:

– Прапорщик Джафаров! Ко мне!

Пиздарики тебе, прапорщик, клянусь мамой… А с чего это Начштаба за Джафаром как с ху?я сорвался? Хотя какая вхуй разница?

А под вечер в поле другая охота. Смуглые ковбои из Отдельной роты крысу обложили и в обрезок железной трубы загнали. Плеснули туда бензина и подожгли. Крыса выскочила вся пламенем объята, по полю мечется как огненный шар, а они не отстают – культурно-спортивный досуг…

В ночную смену, в проходе вокруг спаренных котлов, я крысиный выводок увидел – заорал, кинулся сапогами потоптать, но разбежались. Но с чего это вдруг во мне такая ненависть на крыс взыграла?. Инстинкт самосохранения в чистом виде. Они же не простят людям, включая и меня, мученическую смерть той сожжённой крысы, вот я и кинулся их превентивно истребить. Придурок….

Однажды ночью, сплю я на верстаке, и что-то непонятное мне на грудь уселось. Ну как бы сгусток чёрного тумана и – давит; хочу сбросить, а сил нет ни шевельнуться, ни даже криком спугнуть и тягостно так… Еле-еле проснулся.

Позднее Ваня с умным видом начал меня поучать, что это домовой был. Вот они в Крыму том ёбнутые. Кочегарка это – дом? Откуда тут домовой возьмётся?.

Единственное, что я Ване не сказал – та тварь сидела как раз в том месте на груди, что я побрил станком перед зеркальцем в штукатурке. Ну чтоб видуха стала как у мачо, а то у меня там волосни не больше, чем у Вани на верхней губе. Но хуй я угадал, как было, так и осталось…

После вечерней проверки я ушёл в Дёмино, и нашёл там дом Ирины, с которой танцевал, когда мы играли танцы в их клубе. В доме ещё её старшая сестра оказалась. А как Ирина из кухни вышла, старшая тут же начала мне тет-а-теты устраивать, что её сестрёнка да за свои девятнадцать лет ещё ни единого подлеца да и не встретила, и не мог бы я показать свой военный билет, кстати. В общем, такой она намёк произвела, что у неё сестра – целка.

– Не бойся, я не подлец.

По уставу внутренней службы, каждый военнослужащий должен постоянно иметь при себе военный билет и мой исправно соблюдал устав – во внутреннем кармане курточки. Но там же как раскроешь, на первой страничке аккуратно так выведено «жена – Ольга Абрамовна Огольцова». Из-за этой записи пришлось гнать дуру, что военные билеты всех стройбатовцев хранятся в штабе, в большом таком сейфе, а выдают их только когда выпускают в увольнение, но я в село к ним самовольно отрядился, не беспокоил штаб насчёт военного билета…

Потом к этой старшей сестре ещё и муж явился, по имени Сеня, который сначала ревновать начинал типа вроде, но потом все вместе дружно чаю попили, и я ушёл…