Последняя звезда

– И ты проверил?

– Я проверил и на хронографе и на трекере – по меньшей мере, два миллиона лет, Туфф, к ней никто не прикасался. Два миллиона лет! Но самое интересное не это, Туфф, не это. А самое интересное, Туфф, то, что на Окраине эта игрушка появилась примерно один миллион лет назад в мирах, где сейчас обосновались крэглинги. Спрашивается, где она болталась целый миллион лет до этого, и каким образом очутилась на обратной стороне Вселенной, если к ней никто не прикасался?

Это был действительно интересный вопрос и Туфф на секунду даже задумался.

– Теперь я понимаю, к чему ты клонишь, – ученый заулыбался, – Не хочешь ли ты, дружище, сказать, что эта штука обогнула мир по его «тыльной» стороне?

Это был звездный миг Филби:

– Без комментариев! – торжественно провозгласил он и выключил связь. Но через минуту мозг Филби уже разрывался от звонков Туффа. Филби в наказание за нетерпеливость друга, выждал минуту, а потом разрешил машине связь:

– Я хочу его увидеть, Тодди, я должен его увидеть! Пришли мне его в Центр, немедленно! Даром, что он весит тонн десять – присылай, правительство платит за всё! Его надо обследовать на определителе частиц, в нём же следы, Филби, понимаешь, сле-е-ды! Если он действительно проскочил по ту сторону Окраины, на нём же остались сле-е-ды, элементарные частицы, рисунки магнитных и гравитационных полей, Филби, это же величайшее научное открытие, Филби, проливающее свет…

– Как, однако, быстро меняется твоё отношение ко мне! – Филби понимал, что теперь Туфф у него на крючке, и собирался покуражиться вдоволь. – Только знаешь, я очень обиделся на тебя и хочу компенсации!

– Компенсации?! – Туфф даже опешил, – А, ну ты странный! Компенсация будет невероятная – это же вопрос сейчас жизни и смерти, тебе сам Президент…

– Туфф, – Филби перебил друга, – что мне Президент, да светится его имя! Я хочу большего!

– Большего! – выдохнул Туфф, – Ну конечно, мы имеем гранты на это дело, и тебе, как человеку, внесшему весомый вклад, полагается бонусная схе…

– Большего! – рявкнул Филби!

– Филби, я потрясён твоей жадностью! Ну, чего ты хочешь?! Ну, хочешь, выбью для тебя новый корабль в качестве служебного…

– Большего!

– Хр-р-р, – только и смог хрюкнуть Туффир в ответ. Он набрал воздуха, но явно забыл, как дышать, и теперь его тело раздулось.

– Ты задолжал мне кружку пива ещё с прошлого раза! – победно возопил Тодд, потрясая кулаком.

– Ах, это… – Туфф наконец выдохнул и на глазах сдулся. Слабая улыбка надежды озарила его лицо, – Вот привезешь штуку – будет тебе пиво!

– Но только смотри, – это должно быть настоящее пиво в настоящем баре, и чтобы не на бегу, как всегда, а чтобы как в старые добрые времена – с чувством, с толком, с расстановкой… – впечатывал свои условия договора Тодд.

– Договорились, Филби, замётано, не вопрос! Нет проблем! Ерунда! Да чтоб я сдох! – Туффу так хотелось увидеть аппаратец, что он, не задумываясь, продал бы душу дьяволу, причем на месте, а тут речь шла о каком-то пиве, – Пришли мне её срочно, ну, пожалуйста, Тодд, я не хочу терять ни секунды!

– Ладно, Туффи, я отправляюсь на почту, но только смотри, ты обещал – мы должны посидеть по настоящему…

– Да как же я могу отказать, друг…

– Ладно, мы что-то разболтались, через двое суток – жди посылку! – и Филби, корчась от смеха, отрубил ноль-связь.

XXI

Первое, что он увидел, проснувшись, – тонкий силуэт женщины на фоне светлеющего неба. Шатёр был слегка приоткрыт, и свежий утренний воздух прозрачной струйкой затекал внутрь. Женщина сдала шаг, опустилась на ложе, подобралась поближе к нему, легла сверху, замерла, и словно любопытный преданный котёнок, посмотрела на него. Он утонул в её прекрасных карих глазах, таких внимательных и нежных, больших и влажных. Отвечая на призыв, Кеос обнял вавилонянку. Втянул пьянящий запах её тела, смешанный с какими-то райскими маслами. Он хотел пожелать ей доброго утра, но слова застыли на его губах и превратились в поцелуй, и он отпустил его на волю. Молодая женщина закрыла глаза и сладко понежилась, отвечая. Леонид крепче обхватил её и прижал к себе.

Алия, – так звали эту дочь Вавилона, – проворно вывернулась, отстраняя от себя страстного грека, встала, взяла в руки чайник. Налила пиалу и тут же прилегла рядом вновь. Она вовсе не хотела отказывать в любви, но считала важным, чтобы её господин прежде утолил жажду. Чай был горячим. Кеос смутился. Всё-таки греческие женщины не так прямо и откровенно прислуживали мужчинам. Он вдруг осознал, что с появлением вот этой хитрой маленькой кошечки вся жизнь его озарилась каким-то внутренним светом. Она, конечно, наивно думает, что он на ней женится, и она станет греческой аристократкой, и будет править его домом. Куда-то очень далеко отступили и война и заботы, и желание славы, и жажда власти. Так далеко, что он и впрямь захотел жениться на этой маленькой гибкой женщине. Вот взять, и просто так жениться, и сделать её счастливой! Не на правах победителя, не наложницей или рабыней, а взять замуж, сделать женой, равноправной гречанкой! Вот так вот просто – взять и сделать! Вопреки мнению родных и близких, вопреки традициям, вопреки старейшинам, да даже самому Господу Богу вопреки!

Кеос медленно пил ароматный персидский чай и с теплотой разглядывал девушку. Она смущалась поначалу, потом стряхнула с себя скромность и села у его ног. Взяла в руки кувшин с маслом, обмыла руки и начала медленно массировать ему ноги. Кеос застонал:

– Алия, пощади!

Но она и не подумала, лишь немного зарделась и продолжала ласкать его ноги. «Где она этому научилась?» – подумал Кеос. А потом отогнал от себя эту мысль. Да не всё ли равно, где! Главное, что она сейчас это делает для него. Это главное!

– Алия, пощади! Я не дотерплю до вечера! Или ты хочешь, чтобы я похитил тебя среди белого дня?

– Хорошо, мой господин, я сейчас закончу, мне просто жалко смотреть на твои ноги, они так избиты дорогой и войной! Считай, что это мой способ сказать тебе «доброе утро».

Вместо ответа Кеос протяжно застонал и вновь привлёк девушку к себе.

А утро это выдалось действительно добрым! Греки стояли в Вавилоне уже целую неделю. Вавилон распахнул ворота своему новому царю и Александр не стал притеснять горожан. Победа! Отдых!

Война сменилась миром. Начался праздник. Эту молодую вавилонянку – Алию – Кеос заприметил ещё у городских ворот, когда конница входила в город. Очень изящная, в праздничных одеждах, она без страха смотрела на воинов. А когда они с Леонидом вставали на постой, оказалось, что она дочь хозяина дома – местного купца. Её отец нашёл смелости предложить грекам покупать у него овёс. Кеос не стал пользоваться правом победителя брать без спроса и торга самое лучшее и согласился торговать. Они отпраздновали сделку, и Кеос, пользуясь удобным случаем, расспрашивал торговца о том, о сём, не преминув незаметно вставлять вопросы о дочери. Вавилонянин понимал, что теперь в городе новые хозяева и надо ловить удачу, поэтому он охотно отвечал, стараясь угодить. Алия прислуживала мужчинам за столом. Купец очень гордился своей дочкой и даже попросил её спеть для гостей. Излишне говорить, что пение Алии произвело фурор. Так и познакомились.

Кеос был не одинок в своих стремлениях. Одичавшие за время похода греки тяготели к женскому обществу. Тут же нашлись те известные представительницы прекрасного пола, которые всегда умеют пользоваться подобными обстоятельствами. Понимая, что Вавилон попал под власть греков основательно и надолго, женщины, эти природные оппортунисты, недолго погоревав о своих прежних хозяевах и убитых мужьях, начали обольщение новых. Не отставали и родители вавилонянок, которые как мудрые политики, старались извлечь максимум выгоды из завязывающихся отношений, обернув естественные человеческие страсти на пользу делу и обществу. Щедрые дары и крупные сделки, скреплённые клятвами в дружбе и обильными возлияниями, как из рога изобилия посыпались на голову заново рождённой вавилонской знати.

Помимо любви и торговли, конечно было много и других дел. Осмотр и обустройство новых владений занимало все свободное дневное время. Ну а вечерами… Вечерами были пиры!

Александр занял, как и подобает, бывший дворец вавилонского сатрапа. Но вместо того, чтобы вкушать все мыслимые и немыслимые удовольствия, или проводить дни и ночи в обществе очаровательных наложниц из захваченного гарема, царь предпочитал отдыхать в обществе товарищей. Каждые два дня проводись большие пиры, куда приглашались все военачальники вплоть до сотника. Царь так же приглашал много местной знати, да почти что всех, дабы познакомиться и укорениться на новой земле. Вавилоняне, до того не слишком обласканные Дарием, вконец обезумели от такого почета. Всеобщее ликование ширилось, приглашенная знать стремилась привести и представить на пиру побольше своих родственников, пользуясь всеобщей неразберихой и тем, что царь Александр не отдавал кому-либо явного предпочтения. Родственники, стремясь подчеркнуть свой статус, тащили с собой свиту. В итоге, сосчитать окончательное количество пришедших было вовсе невозможно! В такое время царский дворец буквально трещал по швам. Однако, атмосфера всеобщего веселья и праздника совершенно компенсировала собой вынужденную тесноту.

Кеос побывал уже на третьем по счету пиру. Голова шла кругом. Греки праздновали победу, которой они ждали никак не менее трёхсот лет!!! Это был тот самый случай, когда мелочиться было не к месту. Гуляли так, что содрогался город, слышали и завидовали окрестности, а эхо долетало до небес, мешая спать богам! К середине пира царский дворец становился похожим на городскую площадь в день праздничной вакханалии: музыка, вино, смех, крики сменялись тостами, славословиями, песнями! Всё это сопровождалось огненной феерией факелов, шутовскими плясками, выступлением факиров и магов, купаниями, играми, потешными боями, где воины мерялись силой и забавляли богов. Бои сменялись жертвоприношением и молитвами, и потом опять, вновь по кругу – музыка, вино, смех, крики…

Царь участвовал решительно во всём. Его пурпурный хитон в черном обрамлении хитонов охраны мелькал то тут, то там. То кружился среди пляшущих греков, то вдруг взмывал ввысь, когда воины подбрасывали своего вождя на руках, то вновь оказывался там, где ему и полагалось быть – на троне, на самом видном царском месте.

Иногда, в перерывах, устав от общего веселья, Кеос искал глазами этот заметный царский хитон. Находил – и наблюдал: вот царь пьёт с воинами, словно простой смертный, поднимая кубок за погибших героев! Вот царь водит хороводы с гетерами, словно подвыпивший гоплит! Вот – совсем уже неприличное: идёт по столу, прокладывая себе дорогу среди разгулявшейся толпы. Но вот мгновение – и царь снова чинно восседает на троне, и все вокруг понимают – да, это царь! Видя, как бодр и подвижен Александр после стольких часов гуляний, Кеос начал осознавать то колоссальное внутреннее расстояние, которое их разделяет. Не просто разница в положении, он, Кеос горожанин, и он, Александр, рождённый царём. Это и так понятно. Нет! Александра отличала какая-то внутренняя дистанция, огромное расстояние вверх, заставляющее людей тянуться к нему, словно бы он был выше всех на голову. Вот царь задумался, опёрся кулаком на щеку. Вот слушает начальника конницы, Аминту. Улыбается. Вот – стал серьёзнее. Взмахнул рукой, – и сразу откуда-то взялся посыльный. Македонец что-то шепнул ему на ухо. Идёт, идёт государственная работа, невидимая, ни на миг не прерываемая, кропотливая, тщательная. Беззаботность пира – это для простых воинов и гостей. Но царь не дремлет, царь ни на минуту не покидает свой пост! Трезва и бдительна охрана. Не шелохнётся лучник, затаившись под куполом пиршественного зала, – надёжно застрахованы греки от всякого рода неожиданностей! И хоть весел царь, но не даёт себя сразить пьяному угару, не гонит от себя гетер, но и не тает в ласковых женских руках. Светел его взор, не замутнён. Что видишь ты своим ясным соколиным взором, царь всех греков, Александр? А видит Александр всё своё войско, как на ладони – такое разное и такое единое. Как лоскутное одеяло, соткал он его по ниточке со всей Греции!

Гуляйте, греки, гуляйте! Сегодня ваш день! Сегодня вы покорили Вавилон! Завтра вы покорите всю Персию, давнего и страшного врага! Пей-гуляй, гоплит, рви рубаху на себе, славный муж! Завтра рабыни соткут тебе новую, из запасов самого Дария! Так чего жалеть пустую рубашонку! Ты вчера на смерть стоял в страшной битве, ты кровью истекал, но не нарушил строя, ты осип, перекрикивая шум боя, но не бросил раненного товарища, так чего ж, неужели не стоит твоё веселье дурацкой порванной рубашонки?!

Пей-гуляй воин!

Пей и гуляй всякий гость, кому нашлось место на нашем пиру!

Но вот, выдыхается веселье, пьяной усталой рекой стекаются греки к общему столу. Утолить жажду, подкрепить силы. Кто-то из гоплитов затягивает песню, старую, древнюю песню. Греки поют. Сам царь подхватывает, и, обняв ближайших военачальников, поёт вместе со всеми. Про Родину, про дальние края, про отчий дом, что оставили, про матерей, что ждут живыми своих сыновей, но многих уже не дождутся, про мечту, что ведёт воина к победе сквозь все препятствия, сквозь все испытания!

Но вот излита грусть, выплаканы слёзы, и какой-то рубака-конник затягивает похабную песенку-припевочку про пленную рабыню-девчонку. И тут же непристойным хохотом взрывается греческое войско, гудит, улюлюкает, визг и хохот слышится со всех сторон. А царь, где он? И н-е-ет его! Был, да пропал вовремя – чтобы не смущать своим присутствием гуляющее войско в минуту всеобщей любви и похоти. А кто это там, на троне, поглядите-ка! Место царя занял Вакх! Сам Вакх! Это он, рогатый сидит на троне, с жезлом в руке, бьёт в барабан и дудит в дудку – живой символ праздника! А на голове у него – рога! А вместо ног – копыта! И вторят ему литавры и флейты, дудки и свирели. И пляшет вокруг него верная свита – сатиры и нимфы, селены и фавны, – спутники весёлого и грешного бога! Сегодня его день! Сегодня его ночь! Сегодня жизнь торжествует. Сегодня побеждена смерть! И не будет больше горя и слёз, а будет благо и процветание под рукой единого царя. А это значит, будут дети! И будет вино! И будет новый урожай! И потому не стыдно пить в эту ночь и не стыдно петь, не стыдно дуть в дудку и плясать, и не стыдно любить! Ибо сегодня гуляют греки так, как ещё никогда за последние триста лет!

XXII

По данным республиканской статистической службы, на сегодня жизнь порядка пятидесяти пяти процентов звёзд во Вселенной искусственно поддерживается людьми для своих хозяйственных нужд. Ещё порядка тридцати процентов звёзд имеют искусственное происхождение. И лишь оставшиеся пятнадцать процентов являются звёздами в полном смысле этого слова: они родились в природе, не подвергались техногенному воздействию и имеют хорошие запасы ядерного топлива для продолжения своей жизни. Космические экологи считают, что для поддержания естественного энергетического баланса, некоторое количество звёзд должны быть, условно говоря «дикими». То есть появляться там, где им предназначено природой, и гореть так, как им диктует их собственный внутренний ритм. Для Вселенной рождение звезды так же значимо, как для человека появление родимого пятна: при всей кажущейся случайности явления, в глубине организма присутствуют скрытые процессы, которые мы ещё слишком плохо знаем, и которые слишком легко разрушить неосторожными и безответственными действиями.

Из выпуска новостей «Вестника Республики

– Нет, вы только вдумайтесь, как вообще они могли это предвидеть? Каким таким чудесным образом? – Туффир Орбисон размахивал бутылкой пива, словно указкой на кафедре. – С их примитивными познаниями о Вселенной, с бесконечно слабым научным аппаратом, как они могли так точно предсказать то, что случится через миллионы лет после них?!

– Действительно, – внимал ему «послушный ученик» Тодд Филби, сосредоточенно держа солёную рыбину за хвост, – Мы знаем, как легко рассчитать, что твоё родное солнце погаснет. Это нетрудно, ведь срок жизни звезд, в принципе, известен. Но умудрится предсказать охлаждение и гибель Вселенной… И это в те годы, когда у них даже и виртуаторов-то не было, только примитивные компьютеры с детскими вычислительными способностями. Я думаю, что это близко к состоянию озарения…

– Воистину, Тодд! – радовался поддержке слушателей Туффир, – Древние обладали сверхъестественной гениальностью и прозорливостью ума. Я боюсь, ничего подобного нам так и не удастся никогда совершить. Вообще, я считаю, что в истории человечества было всего семь настоящих изобретений, которые перевернули мир. И большинство из них совершили древние. Все остальные изобретения – их производные.