– Вот ты свойским ребёнком и поступись! – кто-то гневно бросил из толпы.
– И поступлюсь! – твёрдо заявил мужчина. – Поступлюсь, коль таковая ихняя воля! – как-то безнадёжно добавил он.
– Несправедливо! Пускай поступаются те, кто бунтарю подсоблял! – вступились жители деревни. Прокатилась одобрительная поддерживающая волна голосов. Нехотя виновники примерились с вынесенным им приговором враждебно-настроенными односельчанами. Двери домов начали отворяться, а из них выходить пожилые женщины с плачущими напуганными сыновьями.
– Наконец-то ваши умы посетило здравомыслие, – удовлетворенно улыбнулся Рэмал. Затем он, нарочно уронил лезвие фламберга на шею зачинщика бунта, выдавая это движение за нелепую случайность. Толпа охнула, когда голова старика отделилась от тела.
– Отведите мальчиков в повозку, – приказал Рэмал своим подчинённым, стряхнув кровь с меча и вложив его в ножны.
Когда дети были посажены в повозку, мясник в красном плаще, накинув на голову капюшон, обернулся к горемычной толпе.
– Возвращайтесь к работе и помните: второго прощения Небесный Отец не даёт, – напутствующе предупредил Рэмал. После этого Соборники оседлали лошадей и покинули охваченную трауром деревню.
Торальд – сын покойного Томада Тронэра и его друг Вальмус – сирота, лишившийся родителей, чьи жизни стали жертвой беспорядка, учинённого пьяными головорезами, замыкали строй. Потемневшие от дождя капюшоны укрывали их головы и частично прятали лица.
– Думаешь, эта жестокость оправдана? – вдруг нарушил молчание Вальмус, вопросительно посмотрев на друга. Его глаза – тёмно-синие, как два вечерних озера, отражали пытливость и негодование.
– Я стараюсь не думать об этом, просто следую приказу, – равнодушно отчеканил Торальд.
– Как ты можешь быть таким безразличным? Они же живые люди, как наши близкие, как мы с тобой! – возразил Вальмус. Холодность слов его друга сильно задела его скептическую натуру.
– Нет, они не такие, не смей равнять их с нами, они изменники, они заслужили это! – уверенный в своих деяниях, твёрдо произнёс Торальд. В его глазах и вправду не было сожаления, лишь вопиющая безучастность и непоколебимая убеждённость.
– Хоть они и неправы, их выбор можно понять, и он…
– Брат, к чему этот нелепый разговор? – перебил Вальмуса Торальд. Взгляд его колол непринуждённостью. – Что ты хочешь от меня услышать, что мне их жаль? Но меня не гложет сожаление за содеянное.
– Разве после увиденного, ты не чувствуешь себя обманутым? Если ты не забыл, мы приняли эти плащи, чтобы служить нашему небесному отцу, а не резать беззащитных крестьян, совершивших ошибку, – полными возмущения прозвучали слова Вальмуса. В его голос закрался гнев, а глаза блеснули неподдельным чувством вины, сожаления и злости.
– Эти беззащитные крестьяне, как ты говоришь, не только пошли против своего короля, но и воспротивились воле нашего Небесного Отца, к тому же они намеревались убить нас! – в оправдание надменно возразил Торальд.
– А выглядело всё так, словно он получал удовольствие от этой резни, – скривив губы, с презрением сказал Вальмус.
– Вальмус, не будь глупцом, он просто защищался, – нахмурив брови, в защиту командира сказал Торальд.
– Брат, это была резня, а не защита! У них не было шанса против него, он уже заранее знал это и был полностью уверен в своей победе, – пытался достучаться до друга Вальмус. Но тот был настолько погружён в свои убеждения, что и слушать не желал.
– Каждый видит то, что желает видеть, – отмахнулся Торальд, подтягиваясь за строем. Это разговор утомлял его.
– А ты убил бы этих крестьян, если бы тебе было велено это сделать? – не сдавался Вальмус.
– По воле нашего небесного отца, да, я бы это сделал, – без капли сомнений ответил Торальд.
– Но как ты можешь знать, что он требует от нас наверняка? С чего ты так уверен, что эта воля не навязана нам? – продолжал давить возмущением и вопросами Вальмус. Взгляд его был остр, как кинжал, готовый для удара в сердце.
– Ты сомневаешься в нашем небесном отце? – ошеломлённо прошептал юноша. В его голосе кроме боязни, чувствовалось осуждение. Глаза его наполнились изумлением и страхом.
– Нет…, я сомневаюсь в праведности наших командиров, – поправил Вальмус. В голосе его зазвучал мятежность.
– Брат, давай покончим с этим разговором, не хочу я это обсуждать, – попросил Торальд, трусливо смотря в след другим Соборникам. – То о чём ты говоришь, оскорбительно, – укорительно добавил он, после кратковременного молчания.
– Неужели тебя не волнует сегодняшняя резня? Сколько детей лишилось отцов, а жён – мужей?!
– Послушай, мне всё равно, я исполняю приказы наших командиров и искренне верю в то, что они выполняют волю нашего небесного отца Нэраэля, – стоял на своём Торальд. Отрешённость его взгляда заставляла сердце Вальмуса кипеть гневом.
– Дурак, а если бы их волей была смерть твоей сестры? Ты бы угодил ей?! – требовательным тоном осудительно произнёс Вальмус, порицающим взглядом прожигая своего друга.
– Она была виновна, – отчаянно парировал Торальд, в надежде уберечь свои убеждения. Лицо Вальмуса застыло маской безмолвной холодной ярости. Через эту жуткую маску Торальд разглядел, настолько глубоко и болезненно вонзилось его неуклюжее оправдание в ранимую душу друга.
– Но осудил её не Небесный Отец, а люди, – мрачно подытожил Вальмус. Разочарование и сочувствие, закравшиеся в его слова, всё же задели Торальда. Он пристыжено потупил взор, каясь за свою опрометчивость и недальновидность. Крепость его воззрений не избежала пагубного штурма истины и пошатнулась. Больше юноши не обмолвились ни словом.
Прежней осенней дорогой, петлявшей через сонный лес, мрачневший на фоне пепельно-серой небесной гущи, Соборники возвращались на равнины, где их ожидала развилка. Стена деревьев осталась позади и перед путниками раскинулись пузатые холмы.
– Значит так, вы двое, – указав на Вальмуса и Торальда, распорядительным тоном говорил Рэмал, – со мной поедете в юго-восточную провинцию, остальные в город возвращайтесь и доставьте в собор мальчишек.
– Так точно, командир, – чуть ли не в один голос отозвались рыцари ордена Святого Нэраэля. Рэмал суровым взглядом окинул подчинённых, после чего резко развернул коня и резво поскакал на юг. Вальмус и Торальд поспешили за ним.
Троица проносились мимо пожухлых сырых полей, мимо одиноких берёз, свесивших, будто от безраздельной печали обнажённые тонкие ветви, мимо обрывистых глубоких оврагов, походивших на звериные пасти, мимо надменных угрюмых валунов, чем-то напоминавших обломанные драконьи клыки. Вскоре холмистые равнины сошли на нет, окунувшись в дубраву, наполненную величественной тишиной. Здесь чрез дорогу тянулись, будто ленивые черви, поросшие изумрудным панцирем мха, могучие почерневшие от мокроты корни. До самого вечера кони хлюпали по грязи, безостановочно двигаясь по лесу, пока, наконец, из-за дубовых плеч не показались деревенские плетни и опустевшие за ними пашни. Едва ночь запрягла свою колесницу и начала мчаться по небесам, как хлынул ливень, продолжив свое нескончаемое издевательство над осенней землёй. К этому моменту Соборники добрались до деревенского трактира и остались там на ночлег.
Как только дождь прекратил барабанить по крышам, командир приказал подчинённым выступать. Время было раннее – ночной мрак ещё даже не намеривался покидать небосвод. Но Рэмала это мало волновало, он готов был двигаться к цели в кромешной тьме, настойчиво бороться с метелью, но ненавидел дождь и болота, то ли он боялся простудиться, то ли был настолько принципиален. Соборники продолжили двигаться на юг до притока реки Торнэтты, после они свернули на дорогу, тянувшуюся вдоль неё на восток; к этому времени хмурое небо уже освободилось от ночных пут.
Достигнув возвышенности, на которой чернела еловая чаща, троица примкнула к небольшому отряду из пяти человек. Четверо из них были облачены в лиловые плащи, скрывавшие прочные кожаные доспехи из тролльей шкуры, обрамлённые тонким слоем зачарованной стали на бёдрах и предплечьях. Такая броня, к слову, являлась весьма дорогим и редким приобретением не только из-за сложной выделки и обработки, но и из-за её добывания. По всей Тавринии лишь единицы мастеров могли принять такой заказ. Через грудь у каждого из этих мужчин был протянут широкий ремень с небольшими склянками из разноцветных стёкол, по всей видимости, зелья и масла против борьбы с чудовищами. Перчатки у охотников были усеяны острыми конусовидными шипами. Заткнутыми за пояс, они носили изогнутые кинжалы похожие на бумеранги. В карманах плаща у каждого были метательные ножи, наверняка, обработанные смертоносным ядом. И, конечно же, каждый из них был вооружён вложенным в ножны длинным мечом с рукоятью в виде орлиной головы. Впереди этих охотников на чудовищ, выступал чернобородый коротко подстриженный могучего телосложения мужчина, одетый в точно такие же доспехи что и Рэмал. Его бледное до неприятности суровое лицо увенчивало несколько ужасных шрамов, особенно выделялся тот, что тянулся от верхней губы. Ложась неприглядной бороздой через правый глаз, он оканчивался в волнах лобных морщин. Чёрные глаза, точно два чернильных колодца ожесточённо поблёскивали под опалёнными бровями. Грозный непреклонный взор Джазэкса, чуть ли не пронзавший душу, отчасти поселял в ней либо страх, либо тревогу. Мужчины в лиловых плащах, едва увидев подкрепление, расплылись в желчной улыбке, стреляя презрительными взглядами.
– Только не обижайте их, – пробасил Джазэкс.
– Джаз, брат! безмерно рад, что судьба вновь свела нас вместе, – подкрепив приветствие крепким рукопожатием, уважительно произнёс Рэмал.
– Давненько не виделись, Рэм, – скривив губы в некрасивой улыбке, отозвался здоровяк. – Уж не надеешься ли отдать мне должок? – колко усмехнулся он.
– Чуть ли не каждый день об этом грежу, – саркастично парировал Рэм. Друзья рассмеялись, хлопая друг друга по плечам.
– Не расстраивайся, когда-нибудь этот день настанет, – положив кулак другу на плечо, обнадёживающе произнёс Джазэкс. – Чего так долго ехали? – вдруг недовольно добавил он, резко сменив радость на суровость.
– Трудности небольшие возникли, – виновато протянул Рэмал, почёсывая затылок.
– Небось, как всегда молодые чего-нибудь отчудили, – порицающее взглянув на Торальда и Вальмуса, заявил Джазэкс. – Не надоело им сопли подтирать?
– Должны же они у кого-то опыта набираться? – выгораживая подчинённых, усмехнулся Рэмал.
– Мне хватило единожды увидеть их жалкий вид, чтобы захотеть испражниться на них и больше никогда не видеть, – сквозь зубы процедил Джазэкс. Его подчинённых тут же охватил неудержимый смех.
– Предлагаешь им на головы мешки натянуть?
– Нет, лучше сразу утопи их в реке и не трать время попусту, – бросил с саркастической улыбкой Джазэкс, вскакивая на свою лошадь, окраса воронова крыла.
– Разве что, если Небесный Отец этого захочет, – подыграл другу Рэм, возвратившись в седло.
– Щенят своих по дороге не потеряй! – утробисто рассмеялся Джазэкс. Оскорбления явно забавляли его.