И ВСЕ ДЕЛА. рассказы, повести

– Мне отец говорил, что когда-то в Норильск прилетали на этих самолетах, – она указала на Ил-14.

– Тебе в Норильске не предлагают замуж?

Она вытащила из сумки фотографию:

– У меня есть парень. Служит в армии.

На фотографии был запечатлён полнощёкий парень в рубашке.

– Александр.

«Он ещё найдёт себе девушку», – подумал я.

– Как мне надоели эти долбанные туфли, – она сняла туфли и, поставив ноги на сумку, с удовольствием пошевелила пальцами: – Ноги устают ужас как.

Через месяц я забуду её лицо, останется в памяти неясный силуэт. Ещё через месяц я буду помнить, что она мне нравилась. Именно помнить, но уже не чувствовать.

Неизвестно, поеду ли я в Норильск ещё когда-нибудь? Или, может, полететь сейчас с ней – в Воронеж? Поселюсь в гостиницу. Самое главное не думать, что будет дальше. Надо полететь и всё.

– …регистрация… – гремело очередное сообщение, – …Быково – Киров…

– Сдалось им это Быково, – сказала Дина. – Весь день слушаю. Я в Москве или нет? Началась регистрация на самолёт Москва – Киров. Звучит гораздо привлекательней. У нас дома сейчас час ночи, – посмотрев на часы, она сдержала зевок: разница во времени с Норильском была четыре часа.

– У деда отоспишься.

– Буду спать весь день.

– А когда проснёшься, – опять ляжешь спать!

Объявили регистрацию на Воронеж.

Регистрировали и досматривали багаж в соседнем с аэровокзалом здании. Дина достала из сумки паспорт, билет. Я вдруг почувствовал себя посторонним, ненужным, лишним. Дальше ждать чего-либо теряло смысл.

– Ну ладно, Дина, я пойду.

– Задержался ты со мной, – она устало кивнула.

– Ерунда. Счастливо тебе.

– Тебе тоже счастливо.

Окончательно стемнело. По-прежнему на лавочках у аэровокзала сидели люди. Громко, закладывая уши, гудели двигатели самолётов.

Я обернулся. Дверь в зал регистрации была открыта. Я с трудом разглядел Дину среди других пассажиров. Она скрылась за дверью. Я успокаивал себя мыслями, что напишу ей, что приеду в Норильск, и мы обязательно встретимся.

От стоянки автобусов я свернул на прямую улицу. Светились окна домов. Потухшее небо чернело к горизонту. Впереди, где находилась железнодорожная станция, проносился пассажирский поезд, мелькали освещённые окна вагонов.

НЕСЧАСТЛИВАЯ РАБОТА

Виктор Зуев сообщил мне, что Костерина посадили в тюрьму. Меня ошарашила эта новость. Я недоумённо посмотрел на него.

– Серьёзно тебе говорю. Я в Оренбург летал за его «дипломатом». В магазине он украл десять японских кассет. В субботу на складе никто не работал. Его закрыли на складе одного. Он и спёр. Причём, просили по-хорошему. Отдай. Он начал отпираться. Говорит, не брал. Вызвали милиционера. Поймали с поличным. Статья от двух до пяти лет. Глупый, да? Вернул бы эти кассеты. Просили же. Отдай! Не отдал. И дождался на свою голову. А эта женщина смотрит, в пачке не хватает пяти кассет. Подумала, в магазин забрали. Закрыла Костерина на складе. А когда вернулась, – ещё пяти кассет нет. Кто же взял, если не он?

Иван Костерин мог украсть. Мы как-то были с ним в командировке. Он дал мне понять, что хотел украсть фломастеры. На складе магазина, в котором мы работали, чего только не было. И товар лежал от нас на расстоянии вытянутой руки. Он не украл, постеснявшись меня. «И почему я фломастеры не взял? – сказал он, словно бы проверял меня на совместимость. – И удобно лежали. Зря не взял». Я не сказал своё мнение. Но оно было, разумеется, отрицательным. Обыденное условие нашей работы – заваленные «плохо лежащим» товаром склады магазинов. Но мне даже в голову не приходила мысль что-нибудь украсть!

В автобусе он опустил в кассу одну копейку и открутил два билета на нас двоих. Проезд стоил пять копеек. А потом взял сдачу, объявив, что он опустил двадцать копеек одной монеткой. Пассажиры, оплачивая проезд, давали деньги ему. Я стал его должником: он оплатил мне проезд. В следующий раз он предложил мне оплатить проезд аналогичным образом. Я демонстративно оплатил, как положено. Ему не понравился мой поступок. Он во мне разочаровался.

Больше мы с ним в командировки не ездили. Эта командировка с ним была первая и последняя.

Костерин был человеком неординарным.

Помню, на железнодорожном вокзале я стоял в кассу за билетами. А он решил узнать, где находится камера хранения. Наш поезд был через шесть часов.

– Прикинь, Алексей, мне сейчас уборщиком предложили поработать, – весело сообщил он, когда вернулся. – Смотрю, мужик в форме железнодорожника. Я спросил его про камеру хранения. А он спросил, зачем я приехал? Я ответил, что хотел поступить в институт. Не сдал экзамен. А он мне: «На следующий год. Оставайся! – Костерин вытаращил глаза, изобразив своего собеседника, и продолжил с жарким напором: – Мы тебя уборщиком устроим. Общагу дадим!»

После службы в армии он решил уехать на Север.

– В Тикси строили крупный порт, – рассказывал он. – Ну, я и написал туда. Мне сделали вызов. Знаешь, я совсем тогда не знал, какая разница между пропуском и вызовом. Когда я прилетел в Якутск, на Тикси мне билет не продали. Говорят, давай пропуск. Какой ещё пропуск? Но я всё равно улетел. Мы приземлились. В самолёт зашли погранцы. Меня за хибон. Трое суток держали. А потом я полетел домой. Так окончился мой Север.

Служба в армии у Костерина была ненормальной: он каждый день рисковал своей жизнью, как на войне. Он рассказал о службе в армии после того, как в программе «Время» сообщили об очередной успешной военной операции наших доблестных войск в Афганистане.

– Героика, – уничижительно сказал он. – А прикинь-ка, у нас случай был. Узкий коридор, как эта дверь, заполнен хлором, – он указал на дверь нашего гостиничного номера. – А ты знаешь, что такое хлор? В нём даже муха дохнет! Такое белое облачко. Соединится с водой, – кислота капает. Накроет дерево, – все листья пожелтеют. Короче, надо спуститься в коридор. И закрыть задвижку. Десять человек в моём подчинении. Кого послать? Ведь не прикажешь. Решил пойти сам.

– Без противогаза? – глупо предположил я, подумав, что в противогазе любой из них смог бы легко закрыть задвижку.

– В противогазе! Но всё равно неприятно. А вдруг что-нибудь? Тут подходит ко мне один парень и говорит: «Давай я. Девчонка всё равно меня не дождалась. Вырос в детдоме. Давай».

– Слушай, где ты работал? – перебил я, решив, что он говорил о какой-то своей прежней работе.

– На химзаводе, – в армии, когда служил в Зиминском исправительном полку.

– А почему в исправительном?

– Хотели сначала в дисбат отправить. На трибунале, когда дали последнее слово, я сказал, что хочу остаться солдатом. Спасибо адвокату. Надоумил. Меня и определили в этот полк.

– Ничего себе, надоумил.

– Ты хочешь сказать, что в дисбате или на зоне лучше?

– А за что в дисбат?

– Молодому голову проломил.

– Ну и как, слазил парень?

– Мы вместе спустились в тот коридор. А прикинь, ещё один случай. Труба дала трещину, – и хлещет азотная кислота. Из коридора не выскочишь. Ждать нельзя. Затопит. А по колено в кислоте не походишь. Ну, вот как бы ты поступил?

– Не знаю.