Прыжок в прошлое

– Давай рассказывай.

– Военный ее, Алевтинку эту, привез на красивой карете.

– Это ты уже говорила. Мундир на нем какой был?

– Оченно богатый, весь золотом шитый, а позади на портках ключ золотой висел.

Мне делалось все интереснее. Про золотой ключ «на заднице» я слышал, дед часто рассказывал, что один из моих прадедов был камергером, и родственники постоянно подтрунивали над его формой.

Аля, не вмешиваясь в разговор, напряженно смотрела на ключницу, как будто что-то вспоминая.

– А медальон где? – спросил я строго, вспомнив, что в старинных романах обязательно фигурировал медальон.

– Ничего такого не знаю, ничего такого не ведаю, – запричитала жадная тетка, – Все, что, было, отдам, мне чужого не надо. Я чтоб чужую былинку…

Я не стал слушать и отослал ее за вещами. Ключница поспешно удалилась, и мы с Алей остались вдвоем.

– Ты все поняла?

Аля кивнула.

– Старуха что-нибудь скрыла?

– Того военного звали Комелкер.

– Может быть камергер?

– Точно, камергер.

Тетка Пелагия его разговор с барином подслушала. Камергер этот обещал, если про меня никто не узнает, вотчину барину дать.

– Это и я уже знаю. Имени его она не помнит?

– Так я же сказала, камергер.

– Это не имя, это должность, ну, вроде как пристав. Имя нужно знать.

– Имени не вспоминала.

– А из вещей ничего не утаила?

– Колечко с зумрудом.

– Изумрудом, – поправил я.

– Да, точно, кольцо с зумрудом и крестик. Они на дне сундука запрятаны, в старом сарафане.

Я подумал, что Аля, скорее всего, внебрачный ребенок какой-нибудь аристократки, и отыскивать ее родителей будет и сложно, и незачем.

– Значит, я байструк? – побледнев, спросила она.

– Что значит «байструк»? Может, ты царская дочь.

– Теперь ты меня презирать будешь, – неизвестно к чему сказала девушка, и у нее на глаза навернулись слезы.

– Ты можешь объяснить, в чем дело? – возмутился я.

– Я же говорила, что ты не человек, а ты спорил.

– Причем здесь я?

– Меня все должны презирать, а ты об этом даже не думаешь.

Я хотел было ее поцеловать, но в этот момент вернулась ключница с детскими вещами. Мы развязали узелок и рассмотрели Алино приданное. Все детские вещицы были в очень хорошем состоянии. Больше всего мне понравилось шелковое платьице, отделанное кружевами ручной работы.

Я осмотрел все вещи, рассчитывая найти какие-нибудь метки. Однако ничего похожего мне не попалось. Пелагия Ниловна приняла живейшее участие в моих изысканиях и чувствовала себя героем и жертвой бескорыстия. Я помешал ей парить в империях и велел принести крестик.

– Какой крестик? – удивилась она, с повышенной честностью глядя мне в глаза

– Тот, который лежит в сундуке, завернутый в сарафан.

– А так это ты про барышнин крестик, – обрадовано воскликнула она. – А я-то, дура, и не поняла.

– И кольцо с камушком не забудь, – напомнил я. Бедная женщина дикими глазами посмотрела мимо меня, перекрестилась и бросилась бегом исполнять приказание. Аля рассмеялась.

– Видишь, как рождаются сказки? – спросил я. Мы с волнением ждали возвращения ключницы, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Пелагия Ниловна довольно долго отсутствовала, видимо, переживая очередной удар судьбы. Наконец, она вернулась.

– Вот, барин, барышнины вещи, – сказала она совершенно трезвым голосом и положила передо мной на стол золотое кольцо с огромным изумрудом и резной крестик с инкрустированным эмалями Спасителем. Обе вещицы, без сомнения, были музейного уровня. Крест был непривычно удлинен и показался мне скорее католическим, чем православным.

Впрочем, я в таких вещах совсем не разбираюсь.

Аля сразу завладела кольцом, а я поднес крестик к окну и попытался его исследовать на предмет происхождения.

Работа ювелира была слишком тонка для моего зрения. Разобрать без лупы детали отделки оказалось невозможно.

С обратной стороны креста была выгравирована какая-то подпись. Мы с Алей поменялись изделиями. Кольцо было невероятно сложного плетения из червонного и зеленого золота с красивым изумрудом. Такие вещи не могли не иметь своей истории, и это вселяло надежду отследить владельцев.

У Али появлялся реальный шанс разыскать своих родственников.

Пока мы занимались украшениями, честная ключница тихо, по-английски покинула нас.

– Судя по этим вещам, ты из богатой семьи. Выходит, ты не крестьянка, а дворянка. Обратила внимание, как Пелагия тебя сразу начала «барышней» именовать?

– Но я же мужняя жена, значит, солдатка, – грустно сказала новоявленная барышня.

Я вспомнил, что, действительно, Аля, как замужняя женщина, попадала под юридический казус. В России социальное состояние женщин признавалось по состоянию мужа. Выходит, Леопольд Африканович, уходя из жизни, сделал ей последнюю подляну, выдав замуж за крепостного.

Я вспомнил оперетту «Холопка», как раз из времен Павла Петровича. Там, если кто не помнит, актриса вышлa замуж за побочного сына князя, оказавшегося по документам крепостным, и сама стала крепостной.