Путь в Wonderland. Бессмертные витязи. Легенды Русского Севера

От Риги через два дня должен был идти караван к Пскову, к русским землям. Старший военного караула города осмотрел грамоты монаха, уважительно глянул на тяжёлые печати.

– Проезжай, – почти с подобострастием произнёс седобородый воин, – неподалёку есть хорошая харчевня, – ночью улицы перекрывают, так что заканчивайте свои дела до захода солнца.

Викториус приглядывал за носильщиком, который не спеша вёз на тачке его вещи. Деревянное колесо этой штуки подпрыгивало и скрипело на булыжной мостовой, и монах до смерти боялся, что сейчас его два ларя упадут в канаву. Это средоточие помоев и всевозможных нечистот, воняло немилосердно, и было, наверное, подобно Ахеронту и Коциту древних легегнд. По крайней мере, так сейчас считал Викториус, он даже наложил на себя крестное знамение.

– Что такое, святой отец? – испугался носильщик.

– Всё хорошо, сын мой, – успокоил его монах.

Собственно, канава была далеко, футах в трёх, но всё равно монах себе это представлял очень живо. Викториус вошёл в тот дом, где так соблазнительно пахло жареной колбасой и свежим хлебом. Монах перекрестился, положил денежку и завладел такой тёплой ковригой. Есть ему сейчас хотелось просто неимоверно.

Наконец, трактирщик отвёл нового постояльца в его комнату, и Викториус коротал целые сутки вовсе не в молитве, а наевшись, беспробудно спал под тёплым одеялом. Старался отоспаться, за целую неделю своего бессонного путешествия по морю.

По сухопутью топали они ещё с неделю до границы, а затем, только за два дня добрались до самого Нового города. Новый град поразил монаха деревянными домами, и деревянной же мостовой. А дальше, по рекам, добрались до Великой Перми. И здесь, Викториус был просто раздавлен величественностью этих мест. Этими горами, извилистыми реками, глухими лесами. И, непонятно откуда взявшимися сокровищами- обилием серебряной посуды. Цена у этих предметов была немалой, одно блюдо позволило бы прокормится год целой семье. А тут, этого добра имелись целые возы, и это не было преувеличением…

То что казалось мифов, легендой, сказкой, было правдой, гораздо худшей чем она есть. В одном селении, Витяй, как теперь звали Викториуса, дневал, ожидая лодьи. Коротал день перед горшочком ягодного взвара, которым его гостила хозяйка. Не за так, а за доброе дело, сумел вытянуть железную занозу из руки хозяина дома. Всё сделал, как надо, промыл, полил ещё и хлебным вином, а затем намазал мёдом и наложил чистую повязку.

– Ну, спасибо тебе чужеземец, помог… А то, и горячка на меня могла упасть, – благодарил его строгий Кудим.

– А куда супруга ушла? Я же говорил, что не надо ничего…

– Скоро придёт, Витяй, не беспокойся. Вот, хлеба поешь.

Монах налил себе ещё питья, и от хлеба не отказался. Кто же от доброго угощения нос воротит? И сам был рад, что помог хорошему человеку, так что хорошо было на душе.

– Заходи, заходи, Ульта, не побрезгуй домом, – раздался голос хозяйки и скрипнула дверь, и раздались шаги ещё одной женщины.

– Чужой здесь? – резанули по ушам слова, да словно не человек их говорил.

Кудим вскочил с места, так, что едва стол не опрокинул. Схватился за палку, но увидел, кто вошёл, так и уронил свою дубьё. Ни слова не сказал, только поспешно отвернулся, и выскочил из горницы.

Монах весь напрягся, испугавшись не на шутку. Потянулся за ножом, но всё же положил руки на стол, показывая, что доверяет хозяевам. Зашла эта Ульта, а за ней стояла Лия, жена Кудима.

– Вот он, Витяй, мужа моего спас. Ты помоги ему, Ульта. Раскрой, что ему делать? Какая у него дорога?

Незнакомка жёстко глянула на него, так, аж сердце его заледенело. Света и так было здесь не густо, но сейчас словно тени густой массой полезли к столу. Женщина вздохнула, и произнесла:

– Как икотка захочет… Я не в своей власти.

Она села, долго смотрела на него, затем её голова запрокинулась, и женщина начала говорить, теперь совсем другим голосом:

– Красавчик, здравствуй. Заждалась уж, не знала, придёшь, не придёшь! – и рассмеялась так, что у Викториуса зубы свело, – дойдёшь, знаю… Ты же ведь, в темноте видишь?

Сначала речи женщины казались Витяю смешными, но как сказала гадалка про ноктолопию, тут у монаха по спине мурашки побежали. Он деланно улыбнулся.

– Но рушить наше не смей, а то разорву, так что только твоя голова на колу останется! – и опять засмеялась, – а так живым в свой монастырь вернёшься, на остров Маргит. И за нож не хватайся, но наставника своего, Юлиана, опасайся! – закончила свою речь Ульта, закрыв руками своё лицо.

Так она сидела долго, отдыхала. А затем, Ульта её увела. Витяй долго думал, вспоминая, что случилось. Вот ведь невидаль какая! А в имперских землях за колдовство на костёр ведут, а здесь – ведьма среди людей живёт, в дом её водят! Угощают, берегут!

– Ну что, всё понял, Странник? Ну, иди с Богом, тебя уже в лодье ожидают!

Его взяла с собой ватага, торговый люд, собравшийся идти за Камень, как здесь называли Рипейские горы. Они пошли верх по Каме, где часто встречались в пути длинные купеческие лодьи, и челны местных пермяков. Бывало, что тянули своё судёнышко и бечевой, когда стоял сильный ветер. И небо менялось часто, показывая свой суровый нрав, то хмурилось, то сияло. Извилистая река неспешно несла на себе суда и лодьи, увлекала смелых неизведанными далями. На берегах чернели громадными стволами старые деревья, покачивались, махали им громадными ветвями. Так шли и шли по воде, потом попали и в Чусовую. Та река была непростой, с суровым и яростным характером. Такая, полная тайн и угрожающе неприветлива на первый взгляд.

«Вот и Чусовая, великая наша река, – сказывал с неповторимым говором кормщик Викториусу, налегая на весло, – такой у неё, резвый характер

– А чего в ней?

– Ведь только она через Камень прошла, словно горячим ножом скалы разрезала, – а резвой Вишере и то оказалось такая задача тяжкой. Не перемогла. И ведь силу набрала на той стороне Камня, и пробилась сюда. Вот, смотри, как у нас красиво… И скалы, и камни аж до самого неба выросли, нигде такого нет. Видать, как добра к нам Златогорка, – неожиданно произнёс кормщик, – Места здесь непростые, с оглядкой пойдём, что бы на Древних не попасться, или что бы вогулы-стражи не осерчали. Есть там места, камнями помеченные, там хода чужим нет, слова не скажут, сразу порешат. Но, ничего, до городка дойдём, а там и видно будет.

Вот в этом городке встретился Викториус с юным охотником Сортом и его отцом Кущей.

***

Викториус осторожно пробирался между камней, начал разматывать длинную верёвку. Закрепил её конец, почти исступлённо выдохнул, и полез в этот ход в горе. Каждый шаг давался непросто, и монах всё боялся оступиться, держался рукой за шероховатую стену, ставил ногу всей подошвой. Но, шёл и шёл, спускался по наклонному ходу. Правда, опять и опять твердил сам себе, что будет лучше, и он должен дойти. Правда, за камнями, заметил чей -то костяк, в обрывках меховой одежды. Дело, как видно, было непростое, и очень опасное.

Он прошёл мимо валунов, миновал разрушенную арку, где заметил незнакомые письмена. Не удержался, и перерисовал вырезанные в камне странные буквы. Почувствовал, что очень устал. Достал флягу, и попил из неё немного. Он встал на колени, и начал молится. Поминал и Господа Бога, всю Святую Троицу, Деву Марию. И благодарил их всех, что видит в темноте. Здесь, у этой арки, был ещё один ход вниз. Чёрная, пречёрная дыра, выглядевшая совершенно по-адски. Монах пытался принюхаться, а вдруг серой пахнет, как в Адском узилище, гле грешники горят вечно… Но, Викториус обвязал свой рот и нос тряпкой и начал спускаться вниз.

Он попал теперь в высокий коридор. Тоннель был высоким, и тёмным, очень тёмным. Пол здесь, что удивительно, был отшлифован до гладкости. Викториус начал мерить шагами на слух, и через пятнадцать его глазам открылись чудные рисунки на стенах, с головами людей, окруженными светоносной аурой. Краски потускнели, но было понятно, где красный цвет, а где золотой…,

.Краски не потускнели за много лет, и настенные картины были очень яркими и красивыми. Присмотрелся, и заметил рядом с этими существами и маленьких человечков. Слышал он раньше о дактилях- пальцах, малых людях ростом в ширину пальца, и о таинственных ледяных великанах далёкого Севера.

Шаг за шагом монах двигался вперёд и вперёд, и показалось, именно показалось, что блеснула обитая золотом дверь Правда, вся увитая паутиной… Могучий косяк блистал золотыми вкраплениями в чёрном камне, словно золото пролилось мелким дождём по аспидному граниту.

Викториус осенил себя крёстным знамением, и осмотрелся, опасаясь ловушек. Эта дверь была закрыта на бронзовый засов, и открыть его оказалось легко. Как- то, повинуясь инстинкту, монах подпрыгнул, и уде потом заметил громадный, позеленевший медный капкан у двери. Теперь осторожно выдохнул. Пыль покрывала здесь всё, и слоем, наверное, в полфута точно. Монах заметил каменные лежаки, а на них, или в них, залитые глиной, находились человеческие костяки. А около них стояли громадные каменные сосуды, а в них человеческие черепа, тоже залитые глиной. Мертвецы словно спали, и ожидали, что их разбудят ото сна…

Монах достал тяжёлый молот из заплечного мешка. Он слышал, как отцы инквизиторы уничтожают останки еретиков и колдунов, сжигая их грешные тела, и дробя кости тяжёлыми молотами. Викториус взвесил в своей руке то орудие Божьей Воли, и снова поглядел на эти скелеты. Раньше, когда думал об этой обители, представлял, как он сокрушает этих демонов, и становится подобным Давиду. И вот, здесь не один Голиаф, а почти три десятка этих неукротимых великанов. А он один, самый —самый-самый… Но, как —то неприятно было на душе, как представил себе, что леят во все стороны осколки костей…

Сказать честно, он сроду и бродячую собаку не пиннул, кошку не ударил. А тут лишить надежды на воскрешение, на возрождение, этих..,всё же людей… А может быть, попробовать их воскресить самому, такая вот шальная мысль зародилась в его голове. Он бросил молот, и решил, что точно вернётся сюда.

А дальше, в другом зале, он увидел и саму Златогорку… Нет, просто статую, выразительную, выполненную из белого камня, и украшенную золотом. Он опять взялся за свинцовый карандаш, зарисовав, что обнаружил. Монах схватил одну штуку, и спрятал под плащом, здесь, как доказательство. Всего лишь Золотой перстень, лежавший у статуи. Здесь было много изделий из ярого металла, но Викториус пришёл не за ним, а лишь за Знанием, и он его получил.

Ему показалось, что в в темноте, у пола, шныряли маленькие, ростом в ширину пальца, человечки. По его ушам вдруг ударил сильный, давящий, свист, очень высокого тона. Сердце у него билось часто-часто, он дышал с трудом, согнулся от боли в животе. Монах в страхе схватился за уши, и просто побежал из этих горных покоев, Надо было выбираться отсюда, билась одна мысль в его голове…

***

Монах сидел за столом в келье отца-настоятеля, перед ним стояла глиняная кружка с вином. Это скромное обиталище едва освещалось сальной свечой, потрескивавшей от собственного жара. Он поглядывал на своего более пожилого собрата, опустившего глаза на объёмистый том, который тот жадно сжимал в своих руках, словно опасался, что какая-то сила лишит его столь вожделенной вещи.

– Токайское? – с надеждой в голосе спросил Викториус, – три года жил без нашего золотого вина, в далеких северных странах.

Отец Юлиан неспешно просматривал книгу монаха, иногда возвращаясь к началу повествования. Пресвитер рассматривал повзрослевшее лицо собеседника, своего ученика. Да, эта книга стоила таких усилий, ох как стоила…

А Викториус сейчас вспоминал страшные слова той, пермской колдуньи, сказанные почти два года назад. Он иногда посматривал краем глаза на своего пресвитера, делая вид, что отпил из кружки. Та колдунья, Лия, предсказала всё точно. Проверять же е последнее изречение не было никакого желания.

– Но, есть некие вещи, которые я не могу понять, сын мой… – спросил Юлиан, – Я прочитал, что ты обнаружил само Сердце Земли, и его стражей?

– Я не посмел уничтожить творение Божье. Что создано Богом, значит, и есть правильно. По Его же невысказанному и неоткрытому промыслу. Кто я такой, чтобы судить об этом? А весть об этом я разделил, так что бы недостойный не смог ы прочесть и прикоснуться к этой тайне. Часть дневника с картой местности и метками, которые я оставил, отдал на сохранение в Перми, в тамошнем монастыре. Всё написано по -латыни, там это прочесть не смогут, вдобавок всё зашифровано… И вот, этот код, обещающий подлинное могущество, я укрыл в этом томе, а без него дневник не прочесть. Код- это трафарет для чтения дневника, и он спрятан в переплёте книги. Так, будет всего разумнее распорядится этой тайной.

– Может быть, ты и прав сын мой. Там могла быть хитроумная ловушка, гибельная для нечестивца. В их смысле, не в нашем. И тогда тебя бы ожидала страшная смерть, – возвышенно изъяснялся Юлиан, и даже сжал своей сухой рукой крест Божий.