От и До. Книга 2. Свидетельства бывших атеистов

От и До. Книга 2. Свидетельства бывших атеистов
Сергей Васильевич Ковальчук

Перед вами вторая книга серии. В ней приведены истории 17 человек, начавших свою жизнь без Бога в душе. Это и бывшая колдунья, работавшая с «некротикой», и наркоман, перенесший клиническую смерть, и алкоголики, и сектанты, и «бомж». Ключевое слово – «бывший». Все они прошли свой путь: «от и До». От дьявольских пут, повергших их в пучину греха, до настоящего подобия своего Создателя, Спасителя и Утешителя. Здесь вы найдете рассказы людей, пришедших в Православие из различных сект, узнаете, чем отличается Учение Православной Церкви от учений других церквей.

Предисловие

«Мы засорили суетой и головы, и души,

И видим-слышим только то, что жаждем видеть-слушать.

И все идет наперекос, и жизнь копейкой стала,

Забот и дел немерен воз, а нам все мало, мало.

И только охаем-кряхтим, а жизнь все хуже, хуже,

Расстаться с возом не хотим и надрываем души.

А нам понять бы навсегда, чтоб не жалеть о многом:

На свете есть одна беда – не повстречаться с Богом!»

(Иеромонах Роман (Матюшин)

Здравствуйте, мои любимые читатели! Перед вами вторая книга серии «От и До. Свидетельства бывших атеистов». В этой книге приведены истории семнадцати человек, начинавших свою жизнь без Бога в душе. Кого вы только тут не встретите. Это и бывшая колдунья, работавшая в свое время с «некротикой», то есть, с «бесами-хранителями некрополя» и душами умерших людей. Это и наркоман, перенесший «передоз» и клиническую смерть, и видевший за пределами тела то, что не видели большинство из нас. Это и бывшие алкоголики, и бывшие сектанты, и даже один бывший «бомж». Почти все они стали либо священниками, либо работают при Церкви.

Ключевое слово здесь – «бывший». Все они прошли свой путь: «от и До». От тех дьявольских пут, которые повергли их в пучину греха, опустив на самое дно человеческого бытия, до настоящего подобия своего Создателя, Спасителя и Утешителя.

Надеюсь, что чтение этой книги станет для вас не только занятием интересным, но и поучительным. В ней вы прочитаете про то, как человек, совершивший неудачный суицид (облил себя бензином и поджег), и которого помиловал Господь, ценой неимоверных нравственных и физических страданий обрел не только полностью здоровое тело и вернул стопроцентное зрение, но и получил от Спасителя в дар любимую жену и детей.

Здесь вы найдете рассказы людей, пришедших в Православие из различных сект. Узнаете, чем принципиально отличается Учение Православной Церкви от учений всеразличных религий и церквей. Узнаете о некоторых аспектах истории Православия.

Прочитав здесь о том, какие испытания Бог подчас дает другим людям, вы, возможно, кардинальным образом измените свой взгляд на действительность. И, надеюсь, все же найдете время для того, чтобы открыть Библию и посредством этой великой Книги Книг общаться с Богом.

За своими героями я традиционно старался записывать дословно. Со всеми словами-паразитами, со многими ошибками в падежах, наклонениях и т.п. Чтобы вы могли отличить стиль повествования каждого. Я исключил лишь повторения и явные ошибки, ставя на их месте многоточия.

С Божией помощью, пишу третью книгу этой серии. Про то, как люди приходят к Богу, и что им пришлось перенести в своей жизни, чтобы принять единственно верное в ней решение – спастись и обрести вечную жизнь со Христом.

Надеюсь, что вы, мои дорогие, с Божией помощью, ее тоже вскоре сможете прочитать. Как и все остальные мои книги. Ищите и найдете! На сайте ЛитРес.

А выводы делать только вам. Ну, с Богом!

Рассказ первый

Сергей, 43 года, священник

(Россия, г. Красногорск)

«В первую очередь я хотел был сказать, что сейчас уже, с высоты прожитых внутри Церкви лет, я могу оценить свой путь, как непосредственно путь извилистый, долгий, тернистый. И на этом пути мне однозначно, и я не сомневаюсь в этом нисколечко, помогал мой добрый предок, мой прапрадед, – священномученик Федор Крюков, который вымаливал меня и вытаскивал меня из очень-очень многих передряг жизненных, в которые я, по неразумию своему, попадал.

В общем, было куда попадать, потому что, действительно, родился я в обычной советской семье, интеллигентов советских, которые никогда Церковью особенно не интересовались, ничего про нее не знали, и, в принципе, имели доброе, хорошее к ней расположение, но она была где-то вне нашей семьи, вне нашего круга интересов и общения.

О своем родственнике, Федоре Крюкове, я узнал много-много позже. Мне в более старшем возрасте рассказывали, конечно, что кто-то у нас там в роду священником был, но на этом все и заканчивалось. Уже став фактически священником, я стал много-много «раскапывать» про своего предка, и, действительно, что-то уже выяснил. И сейчас уже иконы его написаны, и идет, я так понимаю сейчас, в Смоленской епархии идет процесс канонизации, уже более широкого почитания. Не только нашего личного, но более, для Церкви доступного. Вот. И очень я надеюсь, что, конечно же, процесс этот скоро закончится, и можно будет его уже более официально представить публике.

Но тем не менее да, возвращаясь к изначальной теме, к изначальному вопросу, конечно же, в нашей семье никто ничего не говорил про религию. Никто ничего не передавал, никаких знаний о религии. И я рос, в общем-то, в совершеннейшем отрыве от любой религиозной темы. И более того, моя мама совершенно однозначно придерживалась мнения, что человек должен попробовать многое, должен узнать многое, и сам для себя впоследствии решить.

Поэтому и не отталкивали меня от Церкви, но и не привлекали, не тащили в нее. И опять же, с высоты некоторых лет, уже и опыта духовного, священнического, я могу сказать, что это, наверное, даже хорошо. Просто потому, что всегда, всю мою жизнь дальнейшую вера для меня была чем-то факультативным. Я занимался ею именно потому, что мне хотелось этого. Меня никто не принуждал, никто не подталкивал, никто от меня не требовал этого. И, зная свой, в общем-то, бунтарский характер, я понимаю, что если бы меня изначально тащили в Храм, изначально заставляли бы что-либо: читать, делать, молиться, поститься, тогда еще не было никаких православных радио, я думаю, что вряд ли бы я воцерковился впоследствии. Потому что во мне этот бунт, который, кстати говоря, сидит до сих пор, и именно, по сути, бунт является основной движущей силой в моей жизни и в моем христианстве, это христианство как закваска, которая все всквашивает, все бурлить начинает в жизни. И конечно же, вот этот самый бунт, он во многом тогда бы меня удержал от Церкви, если бы это было нормой в нашей семье.

Но это не было нормой в нашей семье. И Церковь как таковая меня привлекала и своей таинственностью, своей мистичностью. Тем, что там не было ничего мне привычного, это был такой совершенно иной мир. Иные люди, даже свет иной там был. Не то, что в квартире обычной или на улице. И конечно же, меня это все очень радовало, очень привлекало. И не было никакой «обязаловки». Это тоже в моей жизни очень важный пункт, – чтобы не было именно «обязаловки» какой-то.

Так что, если появляется какое-то пресловутое «надо», мой внутренний бунт снова восстает. Поэтому, да, конечно, действительно семейство мое, Слава Богу, как я сейчас думаю, полагаю, Слава Богу, оно было вне Церкви в тот период. И до подросткового возраста, до примерно лет четырнадцати, я так думаю, полагаю, я не могу вспомнить однозначно и точно, я не обводил этот год в кружочек в календаре, но тем не менее, как мне кажется, примерно до четырнадцати лет я совершенно не интересовался религией, вовсе.

Она меня просто не трогала, просто никоим образом в мою жизнь не проникала. Однако надо сказать, что бабушка моя меня регулярно пыталась водить в Храм. Ну как регулярно? Раз в год, в лучшем случае (смеется). Тогда это было регулярно. И я даже помню: она водила меня в Храм Всех Святых на Соколе. В жизни этого прихода есть один любопытный момент. Буквально два месяца он стоял перекрашенным. Он так обычно бело-желтенький такой, а его перекрасили в красно-белый цвет. Это никому не понравилось, поэтому буквально через месяц или два его перекрасили обратно.

Вот, я помню этот Храм еще красно-белым. Я маленьким мальчиком туда заходил, и атмосфера Храма я помню на меня произвела потрясающее совершенно впечатление. Полутемный Храм, лики, множество людей, смиренно, тихо стоящих. И батюшка такой благообразный очень был. Мне там очень понравилось.

Но это были редкие вспышки. Это не было что-то повседневное, это не было что-то обычное и привычное для меня. Это были именно редкие вспышки чего-то такого иномирного в моей повседневности. И это меня цепляло. То есть, это по крупицам как-то складывалось в моем сердце, хотя пока еще не дало никакого результата на тот момент.

И примерно лет в четырнадцать… может, вы помните, люди нашего среднего возраста, люди старшего возраста наверняка вспомнят, что в девяностые годы по телевизору шел такой сериал: «Горец». Вот именно этот сериал на самом деле сформировал все мои интересы на всю оставшуюся жизнь. Как это ни странно может быть прозвучит (смеется), но тем не менее это так.

Потому что… я очень вкратце напомню, в чем там канва была… Есть некие люди, но они бессмертные, и единственное, что их может убить, это если им отрубят голову. И эти люди друг друга ощущают на расстоянии, они друг друга ищут, уединяются в какой-нибудь переулочек тихенький, достают там большие мечи, красивые, и рубят друг другу головы. Ну, пытаются, по крайней мере. И сила из одного человека переходит в другого, и вот в конце концов всего один должен остаться бессмертный на весь мир. Вот это – канва всего сериала.

Меня это, подростка тогда, честно говоря, совершенно поразило. И настолько мне это было интересно, и настолько это было зрелищно. Ну, конечно, там машут мечами, причем красиво. Причем в нашей современности, элемент необычности такой присутствует. И, конечно, меня этот сериал тогда очень сильно захватил. И он фактически сформировал две основные линии интересов в моей жизни.

Это, во-первых, собственно мистика, как таковая. И она стала впоследствии главной чертой. И второе – это интерес к истории. Потому что в этом сериале постоянно были флешбэки назад в историю: как они там рубили головы двести, триста, пятьсот лет назад. И настолько мне это понравилось, настолько меня это вдохновило, что интерес и к истории, и к всевозможной тогда еще мистике он во мне укоренился, и жил, возрастал, и плюс еще эти воспоминания из детства о Храме… То есть, во мне это все аккумулировалось (смеется).

Второй важной вехой для меня, в моем становлении как христианина, послужило то, что я начал прогуливать школу (смеется). Мне не очень, честно говоря, она нравилась, и как-то с ребятами не очень складывалось в школе. И я просто начал прогуливать. Вначале я катался на автобусе. Там тепло, сидеть можно, никто не трогает. Но вот тут как раз пришла зима, контролеры начали ходить по автобусу, билеты проверять. А я, естественно, без билета катался, я же школьник. И я начал думать, где бы так прогуливать школу, чтобы тепло, сухо, никто бы не трогал, и еще там сидеть можно было бы.

И меня осенило: библиотека (смеется). И в результате я все свои последние классы школы: девятый, десятый, одиннадцатый, три последних класса школы, я прогуливал именно в библиотеке сидя. И любопытно, что за эти три, может быть, четыре года, что я там «торчал», у меня ни разу, ни единожды ни один сотрудник библиотеки не поинтересовался, что явный школьник в явно школьное время делает в библиотеке, а вовсе не в школе (смеется).

И, сидя в библиотеке, я сначала вроде бы взялся за художественную литературу. Там я, кстати говоря, впервые прочитал Толкиена, который тоже впоследствии хорошо «лег» на мою духовную почву, и до сих пор я искренне люблю этого автора. Он один из любимейших моих авторов. Но, так или иначе, художественную литературу мне довольно скоро наскучило читать. Мне захотелось чего-то более такого реального. Какой-то твердой пищи для ума. И поскольку у меня уже был серьезный интерес к мистике и к истории, именно это и стало моим основным чтением. Все эти три года. В первую очередь, конечно, всякого рода мистика.

Там еще было очень замечательно, что в здании библиотеки, как она была еще в советское время, произошли некоторые реформы. Все это здание занял какой-то коммерческий банк, который потом обанкротился. А библиотека в это время ютилась буквально в двух-трех крошечных комнатушках, с черного входа. И сам вид этой библиотеки был очень домашний. То есть, это были просто обыкновенные стеллажи с книгами, и посреди них стояли столы для чтения.

Там не было хмурых тетенек, которые сидели и выдавали книги, ничего абсолютно. Это была совершенно неформальная обстановка: приходишь, берешь любую книгу, и читаешь сколько в тебя влезет. И вот, я как раз облюбовал себе местечко рядом с полочкой по религии, и всю эту полочку одна за одной книжки вычитывал.

Конечно, там было все. Там был и буддизм, и ислам, и свободомыслие, и христианство, конечно, тоже. И тогда во мне еще не было сформировано какого-то вектора развития. Интересно было все. А я – человек увлекающийся, и, конечно, я очень сильно погружался в те книги, которые читал. То есть, я читаю про буддизм, и думаю: «это ж здорово! Так я ж, наверное, буддист. Вот же оно! Все правильно же написано!»

Потом читаю про ислам, и думаю: «ну, все в руках Аллаха, да, конечно!» Потом читаю про свободомыслие, и думаю: «ой, да ну, вся эта религия…» (смеется). Но впоследствии меня из этого духовного болота, из этой всеядности вытащила именно любовь к истории. Поскольку любил я историю не вообще, как таковую, а любил я именно конкретно историю средневековой Европы, которая вовсе немыслима без христианства, без католичества.

И именно этот момент, эта линия меня вытянула. И именно благодаря ей я определился окончательно со своими увлечениями и однозначно остановился на христианстве. Но в католическом варианте, поскольку была любовь к европейской истории, а не к русской и греческой (смеется). Вот. И тогда у меня было такое довольно сложное состояние духовное. Потому что я вроде бы уже понял, что мне нравится, к чему у меня лежит мое сердце, куда мне хочется, но я же помню также, что в детстве, раннем младенчестве меня крестили в Православии. И мне мои родные об этом естественно рассказали, и я считал себя, в общем-то, православным человеком. Хотя ничего про это абсолютно не знал и не понимал. И мне, конечно, это было как-то неловко, что вот так вот оно все происходит. И что я вроде бы хочу в католики, хотя сам на самом деле православный.

И, может быть, полгода я колебался, и в конце концов все-таки пришел в католический храм, в костел. Сначала это был Святого Людовика, в центре Москвы, затем это был Непорочного Зачатия Кафедральный Собор католический. Собственно, два католических храма в Москве. Вот. И там меня ждало первое такое серьезное мое, в отношении католичества, потрясение.

Но в данном случае оно хорошее (смеется). Оно мне понравилось. Дело в том, что, быть может, вы знаете, в этом соборе регулярно проводятся концерты органной музыки. И вот, как раз-таки, был зимний вечер, было, в принципе, не поздно, но уже темно. И я зашел в этот костел, буквально мимо проходя, даже не планируя туда заходить. Зашел в этот костел. И он стоял совершенно пустой. Вот эти готические своды, теряющиеся во мраке, он темный совершенно, и играл орган. Потому что на следующий день должен был быть концерт органной музыки, и, видимо, человек сидел и репетировал.

Мне это настолько понравилось. Я сел на лавочку, и думаю: «все, я отсюда никуда не уйду! Все, это мое родное!» Мне так это понравилось, конечно. И действительно, впоследствии я нашел в себе силы, чтобы сделать уже решительный шаг по отношению к католичеству. Я стал католиком. Это, в общем-то, долгая история, как я становился католиком. В нашей России это не так просто, а я просто плюнул на все, и пошел причащаться со всеми.

А потом, впоследствии, уже в документах Второго Ватиканского Собора нашел, что да, я, как восточный христианин, могу это делать, никто мне поперек слова не скажет, что не понравилось тамошним монахиням (смеется), но получилось, как получилось. Вот.