Собрание сочинений. Том четвертый. Рассказы

И тут приехала невеста. (Председатель колхоза послал, чтобы привезли её, мол, вызывают в правление срочно). Она была одета подчеркнуто обыденно: заношенное платье, в котором ходила на ферму, на голове по-старушечьи повязан был грубый платок. А когда она сдвинула платок на затылок открылось её строгое красивое лицо. Особенно красивы были её глаза: большие, светло-голубые, подтемнённые густыми ресницами. Глаза говорили и о её смелой душевной прямоте, и о сильном её характере, и о страданиях, которые она сейчас переживала.

– Это правление или как? – сказала Лиза, – и советская власть тут… – кивнула она в сторону председателя.

– Мы тебе тут не власть, а просто старшие годами и жизнью, – ворчливо произнес председатель сельсовета.

– А чего вы сердитесь? – Лиза насмешливо посмотрела и на бухгалтершу. – Вы же на меня свои сельсоветские бланки ещё не испортили? – именно бухгалтерша должна была их расписывать.

– Да брось ты про бланки, сказала бухгалтерша Клавдия Васильевна. – Тут сама жизнь на повестке дня, – она говорила «казённой речью» всегда.

– Чья жизнь? – спросила Лиза с ухмылочкой.

– Твоя и его… и вся колхозная. —

Лиза качнула головой: – по-моему, я вашей жизни не касаюсь – сказала она.

Ну хорошо, хорошо, успокойся, чуть поморщилась Клавдия Васильевна: – А как с ним? Ведь он в город бежит. —

– Ну и пусть бежит, пожав плечами, тихо отозвалась Лиза. – Я тут причём? —

– Ведь у вас дружба, любовь, и свадьба должна быть, – повысив голос, сердито сказала Клавдия Васильевна. – Нам он не посторонний, а тебе и подавно. Кто его спасать будет? Или мы все дружно пихнём его в овраг? —

– Ворами, я слышала, милиция заниматься должна. —

Тут подошла пожилая женщина к Лизе:

– Ты серьезно считаешь, что Он вор? —

– Не спрашивайте меня, – прошептала Лиза и уголком платка убрала слезы. И, точно устыдившись своих слёз, резким движением гордо подняла голову. – А кто он по-вашему? —

«Что же ты делаешь – начал председатель свою беседу, – тут о жизни человека речь идет. Ты таких дров наломаешь, сама потом слезами умоешься» – и так далее, говорил с ней предколхоза.

– Я сама своей жизни хозяйка, – упрямо произнесла Лиза.

Председатель Сельсовета остановился – он всё ходил из угла в угол за своим столом, задвинув стул под письменный стол:

– Это тоже ещё неизвестно, – проворчал он и сел на своё место.

– А ты, герой, что думаешь? – Клавдия Васильевна повернулась к жениху.

– Мои думы простые, – ответил жених, глядя в сторону, чтобы ни на кого не смотреть, – завтра внесу деньги за бензин – и в город! —

Они уже договорились о деньгах с председателем, – что если он найдет деньги, то его отпустят из колхоза. Об этом он объяснил вслух.

Разговор дошёл до Лизы, и председатель спросил её мнение:

– Как ты думаешь, Лиза: отпустить его? —

Лиза рывком надёрнула платок на голову, вскочила и выбежала.

– Ну, вот, – сказала тогда Клавдия Васильевна, по-женски решив, – одно мнение мы имеем – не отпускать. – Но всё было гораздо сложнее.

_________________

Вспомнилась эта история по пути в тот самый уголок, где ещё жила Лиза, «первая любовь» моя, – пока я ехал на автобусе. А мне предстояло с ней встретиться. Она вышла замуж за колхозника-передовика (по слухам), родила двоих детей и живёт по-прежнему в своей деревне. В «моей» деревне!..

    Конец.

Серая мышка из провинции

Из записных книжек.

Всё в мире проходит через боль-расставание, горе-любовь и стыд – это такой мудрый закон жизни.

Был я на отдыхе в одном неприглядном курорте-санатории, в доме отдыха на берегу озера среди леса и познакомился там с Екатериной Андреевной, от которой узнал, по откровению, историю её жизни, записанную в мой дневник – записную книжку, которую я веду каждый вечер, складывая и впечатления свои от природы-погоды и впечатления от встреч с новыми людьми.

Не сказать чтобы, что был у нас какой-то роман. Но симпатию проявляя мы вместе проводили время, вместе гуляли, вместе танцевали на вечерах, устраиваемых для отдыхающих на летней террасе-танцплощадке. Вокруг озера были несколько санаториев и отдыхающие из других корпусов, стоящих среди соснового леса, приходили на нашу большую площадку со сценой, где играл оркестр.

Катерина Андреевна приходила со своей подругой и вначале мы гуляли к озеру по аллеям и по песчаному пляжу у озера втроем. А затем подружка её нашла себе подходящего кавалера, и мы гуляли вдвоем.

В один из вечеров, кажется сразу на третий или четвёртый день. Нашего знакомства я пришел к площадке, где оркестр играл вальсы уже более часа и многие пары танцевали.

Солнце садилось за озером. Половина неба рдела багровым, обещая на утро ветер. Катерина Андреевна была в белом платье, перехваченном в талии зеленым с белыми цветочками пояском. На огненном фоне заката её голова прозрачно золотилась тонкими волосами. Увидев меня, она улыбалась, не просто и не зло, а скорее ласково и протягивала руку.

– Я отчасти виновата во вчерашнем… Скажите, вы не простудились? – тон её вопроса искренний, участливый. А я нахожу в себе столько смелости, что рискую сам над собой пошутить.

– Пустяки… Маленькая ванна… Это, скорее, полезно закаляться… Вы слишком добры ко мне Катерина Андреевна – сказал я, смешливо улыбаясь, и мы оба принимаемся хохотать самым откровенным образом.

Действительно, ничего не было так смешно, чем вчерашнее моё падение с лодки, прикреплённой к причалу: Я хотел было влезть в лодку…, но наступил не туда, а на край борта так, что лодка накренилась. Катерина Андреевна попыталась мне помочь, протянула руку, стоя на мостках, – и потянувшись к её руке в пол-оборота туловища я потерял равновесие совсем и упал в воду. Всё это было близко к берегу, но время было осеннее и вечернее и ветренное. Пришлось снимать мокрую рубашку и брюки и выжимать тут же на берегу, а потом по прохладе темнеющего леса бежать по аллее к своему корпусу в мокрой одежде.

– Нет, этого так нельзя оставить, – говорит она, продолжая смеяться. – Вы должны взять реванш. Вы умеете грести? —

– Умею, Катерина Андреевна. —

– Ну, так пойдемте, пока ещё часа два будет работать прогулочная пристань. Я узнавала, они работают до семи… Да не называйте меня постоянно Катерина Андреевна… Впрочем вы не знаете как меня зовут! —

– Знаю, – Катерина Андреевна? —

– Дома меня все называют – Кэт… Зовите и вы – просто Кэт —

Нам подтянули лодку близко к мосткам и выдали нам жилеты оранжевые. Лодку придерживали пока мы не расселись: я на вёсла, а Катерина Андреевна на сиденье напротив меня на корму. Она смотрела вокруг на берега и рукой пробовала воду за бортом.

Когда мы опять шли по темной аллее ближе к корпусам обсаженной акациями, она прижималась ко мне плечом с зябкой и ласковой кошачьей грацией.

– Мне одной было бы здесь страшно-грустно… —

У развилки центральной дороги, проходящей между корпусами, мы прощались: ей направо, мне налево.

– Что вы сейчас будете делать? – спросила Кэт, когда я, наклонившись (она была на голову ниже меня), поцеловал её в щечку. Нацеловались мы уже весь вечер в лодке, и потом, стоя на песке на берегу в последнем уходящем свете солнца под тусклыми ещё фонарями. Теперь фонари освещали и аллею, и дорогу и многочисленные квадратики окон в корпусах санаториев.