– Молись, – отвечал Ламме, – молись под весёлую музыку храпа: от сна и пива нагуляешь ещё доброго жирка. Я доволен.
И Ламме собрался спать.
– Чего ради, – спрашивали его солдаты и матросы, – ты откармливаешь этого монаха, который тебя терпеть не может?
– Не мешайте мне, – отвечал Ламме, – я совершаю великое дело.
V
Пришёл декабрь – месяц долгого сумрака. Уленшпигель пел:
Сбросил маску герцог Анжуйский:
Его высочество
Хочет быть государем Бельгии…
Но провинции, что стали испанскими.
Но не стали ещё анжуйскими,
Не платят ему налогов…
Бей, барабан, бей!
Проиграет битву анжуец!
Ведь в их руках богатые поместья,
Добро казённое,
И всяческие сборы,
И выбор городских властей.
За то и сердится на реформатов
Его высочество анжуйский герцог…
Во Франции безбожником прослывший…
Ох, проиграет битву наш анжуец!
Пуская в ход насилие и меч,
Он быть желает полновластным королём,
Самодержавным государем,
Его высочество анжуйский герцог…
Прекрасных много городов,
Средь них Антверпен, хочет взять обманом…
Так будьте, граждане, настороже!..
Ох, проиграет битву наш анжуец!
О Франция! не на тебя
Народ наш ринулся, от гнева обезумев.
Нет, тело благородное твоё
Не поразят смертельные удары.
Нет, это дети не твои, чьи трупы
Легли горою страшной друг на друга,
Загромоздив Кип-дорпские ворота…
Ох, проиграет битву наш анжуец!
Нет, Франция, то не твоих детей
Народ бросает с крепостных валов!
Виной всему – анжуйский герцог,
Его высочество, развратник и бездельник:
Твоею кровью он живёт
И нашу хочет пить;
Но лишь приблизил кубок он к устам…
Ох, проиграет битву наш анжуец!
В незащищённом городе недавно
Его высочество кричал: «Убей! Убей!
Да здравствует господня месса!» —
А у красавчиков, его любимцев,
Глаза блестели беспокойным блеском,
Как у людей бесстыдных, развращённых,
Которым ведома лишь похоть, не любовь…
Ох, проиграет битву наш анжуец!
Их мы разим, а не тебя, народ несчастный,
Сам стонущий под бременем налогов,
И податей, и сборов, и поборов…
Презирают они тебя и отбирают всё:
Хлеб, лошадей, повозки… У тебя,
Кого отцом своим они считать должны бы!..
Ох, проиграет битву наш анжуец!
О Франция, ты – мать, вскормившая своею грудью
Отцеубийц и выродков порочных,
Что за твоими рубежами
Позорят имя славное твоё…
Упейся смрадом грязной славы их!
Их подвиги бесчинств
И дикого насилья…
Ох, проиграет битву наш анжуец!
Вплелась в венок твоих побед военных…
Ещё одна провинция – твоя!..
Народ французский, ты – народ мужей!
Сверни ты шею петуху-задире,
Чьё имя «Похоть и Война»!
Сломи их, раздави!
Любовь приобретёшь ты всех народов,
Коль проиграет битву наш анжуец!
VI
В мае, когда фламандские крестьянки, чтобы предохранить себя от болезни и смерти, медленно бросают ночью через голову назад три чёрных боба, рана Ламме опять открылась; его трясло в лихорадке, и он просил, чтобы его положили на палубе, против клетки монаха.
Уленшпигель согласился, но, боясь, как бы его друг в беспамятстве не упал в море, он приказал хорошенько привязать его к кровати.
В минуты просветления Ламме неустанно напоминал, чтобы не забыли о монахе, и показывал ему язык.