Картины из лабиринта

Это была птица. Она сидела повиснув в воздухе напротив зеркала, повёрнутая ко мне лицом, так что её сложенные крылья отражались в зеркале, а свеча отбрасывала на стену массивную чёрную тень. У птицы были пепельные крылья, выдающийся клюв, и невероятные огромные круглые глаза с жёлтыми зрачками, два идеальных круга. Я никогда прежде не видела птиц. Мы смотрели друг на друга неподвижно, и не было между нами страха.

– Я попыталась установить контакт с птицей, проектируя грани через сознание девочки, но так как второй разум девочки не был раскрыт, мои попытки ни к чему не привели-

«Кто ты?» – подумала я в сторону птицы.

Та безмолвно качнулась в ответ.

– Я протиснула свой вопрос в мысли девочки-

«Откуда ты? У тебя есть для меня послание?» – спросила я почему-то.

Птица качнулась вновь. На этот раз почти незаметно.

«Она не понимает языков», – сказала Фая.

«Почему? У неё нет разума?» – спросила я недоуменно.

«Есть. Но только второй. Это сова.»

«х <?» — спросила я.

«Совы – это крылатые мосты. Они летают между снами и соединяют одних созданий с другими.»

Я задумалась. «То есть у неё открыт второй разум, а первый нет? Но как?»

«А зачем ей первый разум? – спросила Фая, – Сова – это мост. Перемычка. Она соединяет. Ей не обязательно быть кем-то. Ей не нужно быть никем.»

«Что ты имеешь в виду? Что значит ей не нужно быть никем?»

Фая постепенилась, отстранившись на мгновение, будто обдумывая свой ответ.

«Хорошо, — сказала она наконец, — Предположим, что мы не знакомы. Представься. Кто ты?»

«У меня нет имени. Я не обозначена.»

«Так. Имени нет. Но что-то же есть? Что-то о тебе, что делает тебя тобой.»

Я принялась перечислять свои признаки – «Я выгляжу. У меня есть тело. Я девочка. Я умею выдумывать предметы так, что они возникают. У меня есть память. Я вижу сны. Я путешествую…»

«Верно», – сказала Фая.

А теперь опиши себя, используя второй разум. На гранях.

«х <“ – ответила я.

«И всё?»

«х <. Ничего больше. Я кажется, поняла о чем ты. На гранях нельзя ничего описать, потому что любое описание подразумевает использование символов, так?»

Фая мысленно кивнула «продолжай».

«Символы есть только в языках. В гранях – направления. А направлениями ничего не объяснить, это просто точки координат. Когда я думаю „х <“, я всего лишь указываю место где находится то о чём идёт речь, в данном случае, я.»

«Да», — кивнула Фая.

«А это значит, что у существа у которого раскрыт только второй разум нет никакого „я“. Только местонахождение.»

«Молодец», — улыбнулась Фая.

Всё это было просто и крайне логично. С освещением этого знания зазыбилось что-то ещё. Что-то важное и такое же простое. Но Фая прервала катушку моих мыслей.

«> x!~” – выгравировала она.

Я оглянулась вниманием.

Девочка стояла, положив ладонь на макушку совы. Оборот нового дня приближался. Ей было пора на Холм. Я легонько подтолкнула её, выводя из забытья.-

Я очнулась. Мне нужно было идти. В общем сознании пока было спокойно, но в любой момент моя задержанность могла пробудить интерес сестёр. С этой мыслью я внезапно обнаружила себя по ту сторону непонятных баррикад. Это чувство, взросшее из семени того далёкого сна про исполинских оленей, наконец расцвело с явлением птицы. Я ощущала пока неясную мне миссию. Я стояла на пороге неизвестного, мне было страшно и сладко.

У двери в мастерскую я оглянулась. В огромных птичьих глазах прыгал огонёк свечи. Я вышла на улицу.

—

Сегодня я была справа. Левой сестрой была Мэ, одна из тех, кто теряет лицо во имя музыки, буянясь, как джазовый змей, что в неистовой, свободной форме, стекает по лбу. Каждый раз Мэ отдавалась плетению без остатка. Под её прохладной кожей будто извивалась горячая лава. Обычно я любила плести с Мэ, но сегодня у меня в комнате была птица. От осознания этого мой фокус то и дело замутнялся, и сосредоточиться на отражении мелодий Мэ было непросто. Дважды я чуть было не пропустила её лихие выпады, однако она была слишком увлечена своей свободой и не обратила внимания на мою отстранённость.

Отыграв, я с нетерпением помчалась домой. Птица всё ещё была там, хотя и висела теперь ниже, у самого пола. Я встала перед ней на колени и вгляделась в её глаза. Особое чувство призерканило мои глазные нервы. Приятное. Как когда сладко засмотришься в одну точку и отводить не хочется.

Вблизи глаза совы казались ещё больше. По какой-то причине я не отражалась в них. Томный гипноз постепенно отбросил остальное изображение комнаты, оставив только матовую поверхность этих глазных яблок, серебрящихся влажной пеленой. Сразу за пеленой они переходили в глубокие озера, вроде тех, что с головой и глубже и глубже и глубже, пока глубже не переходит в дальше и дальше и дальше. И вот глаза совы оптически сошлись воедино, как стереокартинка, в одно чистое око. Посреди глубины этого ока тонул единый зрак – не интенсивно желтый, но янтарный и вязкий, как мёд.

– Очень приятное немо-чугунное чувство нарастало в затылке. Растущий транс сковал меня. Завороженная этим зрелищем, я пропадала. Сова не гравировала более граней-

Я моргнула всё же, и не смогла поднять веки после. Утомлённость настигла меня.

—

С каждым днём я, казалось, проникала всё глубже. Не то чтобы видела что-то новое в совиных глазах, но само гипнотизирующее чувство уводило меня всё дальше. Всё чаще я рассеивалась в этих глазах, распускаясь, пока не оставалось лишь тёмное озеро с янтарным островом совиного ока посередине.

– Распознавание произошло внезапно. Будто всполохи клякс на листе бумаги, что складываются вдруг в осмысленное изображение, которое уже не развидеть после. То, что девочка воспринимала янтарным островом, увиделось мне батискафом, затерянным в тёмных глубинах. Едва эта идея коснулась моего сознания, тут же стали очевидны детали: торпедно-пузатая форма с выпученными иллюминаторами и выступающим гладким поддоном. Батискаф дрейфовал сквозь океаническую бездну, под давлением, а глаза совы были окнами в тот мир.

Я поделилась открытием с Фаей.

«Это субмарина», – сказала я.

Фая кивнула. «Там кто-то есть», — подумала она в мою сторону.

Я пригляделась. На мгновение мне показалось, что в иллюминаторе мелькнуло что-то белое.

«Ты скоро увидишь, – сказала Фая, — Он там.»