Картины из лабиринта

Внизу панорама разворачивалась сумрачно-утробным многоугольником – ульем, винтом уходящим в темноту. Я перевела взгляд на потолок. На нём была нарисована белая спираль, которая слегка фосфоресцировала. Станция-шпиль, с которой я прибыла, находилась по ту сторону спирали.

Пути наверх не было. Только вниз. Я могла бы спуститься по каскадным уровням улья, но зачем идти пешком, если можно полететь? Моргнув, я сходу придумала себе крылья: они выглядели как плотная бумага с высеченными капиллярными узорами. Под каждым крылом было вроде керосиновой лампы, подогревающей снизу. Они выглядели как стратосферные шары, сконструированные мухами. Я подвигала лопатками вверх-вниз; крылья послушно шуршали в такт моим желаниям. Я заметила, что улей гудит; причем гул нарастал как в громкости, так и в тональности – от железного «ммммм» до «уууууу».

«Успей до яркости», – сказала Фая.

Её интуиция ещё ни разу не подвела. Что бы ни происходило, она будто всё знала наперед. Это было её таинственным свойством, что не давало мне покоя.

«Это ты всё рисуешь?» – cпросила я её, но она, по обыкновению, промолчала. И пусть.

Между бордюром на котором я сидела и ульем зиял промежуток, расстоянием в длинный прыжок. При помощи крыльев я могла бы нырнуть в пропасть и проскользить по воздуху вниз, между стеной и ульем, не касаясь этой чужеродной органики. Я примерилась. Это было возможно.

«Амая» сказала я и затяжной осой метнулась в пропасть.

Вблизи проносящаяся мимо материя улья выглядела ребристо, сотами, складками. Пламя керосинок под крыльями сглаживало повороты, оборачивая меня вокруг, снижаясь. Спуск шёл плавно. Копошащиеся силуэты были поглощены своей непонятной работой и не обращали внимания на падающего пришельца. Наверное, для них меня не существует, подумала я. Как для многих многие.

Чем ниже тем сумеречнее, и конца этому видно не было, а неясная звуковая тревога уже сбивала воздух. Гомон закладывал уши, как под водой. Вместе с тем, всё вокруг стало набирать яркости, и вскоре стенки подземелья стали различимы, будто внутренний костёр отбрасывал судорожное пламя, расширяясь.

«Ууууууааааааа», взгудел звук и крылья мои задрожали. Было слишком поздно. Словно достигнув границы, что-то лопнуло и пространство резко озарилось белым светом.

Мои крылья столкнулись. Я ослепла, упруго врезалась в вертикальную материю улья и впилась в неё пальцами. Несколько мгновений я широко моргала глазами, пока картинка не стабилизировалась.

Существа заняли позиции по краям улья и богомольно тряслись, обращённые вовне. В новом освещении место походило на внутренности исполинского алого цветка с ульем – тычинкой.

Его стенки, испещрённые туннелями кровеносных сосудов, медово вспыхивали в такт происходящему. Всё это несомненно было древним ритуалом. Баллоны на спинах насекомых один за другим раскрывались хлопками, высвобождая танцующие искры, которые тут же влеклись к стенам и впитывались в них. Аура места переполнялась благоговейной радостью, смешанной со страхом; мне хотелось смеяться и кричать от ужаса, настолько это было эпично.

«Держись. Слышишь меня? Слушай мой голос. Я здесь. Держи себя в руках. Не поддавайся, или сольёшься. Тебе нужно вниз. Оторвись от этого. Ты слышишь меня? Это Фая. Это Фая, а тебе нужно вниз. Прямо сейчас», – звучал голос в моей голове.

Рваным движением я подорвалась с места и тут же упала. Колени дрожали. Правое крыло разорвалось пополам, на левом сломалась керосинка, и обвисла бессмысленным грузом. С хрустом оторвав крылья от лопаток, я покатилась вниз, цепляясь за поверхность улья руками, пальцами, ногтями. Гул вышел за диапазон и перестал быть слышен, но я чувствовала его всем телом. Он проникал вовнутрь, стремясь к сердцу. Я знала, что доберись он туда, меня больше не будет. По крайней мере, отдельно от гула.

По мере продвижения вниз поверхность улья выровнялась и не была более отвесной. Теперь я не катилась, а бежала, наклонившись вперёд. С четверть оборота я прорывалась сквозь арки и выщербленные ступеньки, подальше от гула, когда от стен с космической простотой начали отпадать лепестки. Они внушительно скользили в бездну, тончайшие. Гигантские падающие лепестки из направляющего сна. Вместе с тем, гул иссяк.

Значит, всё происходит как должно быть, подумала я. От этого стало спокойней. Дрожь утихла и я перешла на шаг, шумно дыша.

«Молодец, девочка», – раздался взволнованный тон Фаи.

«А ты во мне сомневалась?» – задорно ответила я, но голос всё-таки дрогнул.

~бутылочное дно~

Пейзаж переходил в изумрудный, и шёл уже не ребрами, а скатами, отчего иногда приходилось скользить боком, чтобы не упасть. Скоро мои ноги устали и я присела, прислонившись спиной к прохладной стене улья\тычинки. Лепестки продолжали падать, плавно сворачиваясь на лету в оригамные лодочки. Это завораживало.

«А ты кто?» – внезапно раздалась мысль с детским оттенком «ня», вроде апострофа на конце смысла.

Я ответила локаторным интересом, пытаясь определить направление источника.

«О, прости'ня, лепесток смотри на.»

На одном из снижающихся лепестков замерцал силуэт мальчика с внимательными глазами и правильными чертами лица. Он сидел, скрестив ноги, естественный и светлый.

«Я Сн, из Стен. А ты не похожа на рабочего. Кто ты?»

«Не обозначена», – сказала я, с интересом глядя на Сн. Вокруг него лодочка лепестка продолжала усложняться, и вот уже намечался алый корабль. Взбухала, потрескивая, мачта; из тонкого податливого материала вырезалось рулевое колесо.

«Никогда не встречал необозначенных. Ты мне нравишься'ня», – улыбнулся он, ускользая вниз. Когда лепесток почти ушел из поля зрения, Сн исчез и тут же возник на другом, повыше.

«А что ты тут делаешь? Ты видела Обнадежду? Страшно, ня?»

«Да», – ответила я и вздрогнула от воспоминания.

«Мне не нравится тоже. Тут только и говорят, что о вспыхах да лепестках. Хотя лепестки мне нравятся: на них можно кататься – но никто не знает как. Да и не хотят. А я знаю», – гордо сказал он. И немного помедлив добавил, – «И хочу. Ня.»

«А как кататься на лепестках?» – Мне стало любопытно.

«Ну у тебя не получится, это нужно из Cтен быть’ня. Когда ложишься спать… – тут он моргнул на верхний лепесток, – …иногда говоришь во сне.» Многие в Стенах говорят во сне. Даже сами стены говорят, но очень тихо. И я научился так говорить, чтобы вместе со стенами – и знаешь что, они начали мне отвечать! Я никому ничего не рассказываю, но тебе скажу», – заговорщески зашептал он и подался вперёд. Судя по всему, он уже целую вечность хранил секрет и жаждал поделиться.

«Ведь на самом деле, пока лепестки не отпадают – они же и есть Стены'ня. И если их хорошо попросить, то можно выйти наружу. И каждый раз перед Обнадеждой я ложусь спать. Никто в Стенах не спит тогда, кроме меня. Все смотрят. Многие говорят я странный, потому что пропускаю Обнадежду. Наверное, так и есть’ня. Ты думаешь, я странный?»

«Я думаю, да», – честно ответила я.

Мальчик нахмурился.

«Но это же хорошо, быть странным, – добавила я, – Я вот тоже странная. Наверное.»

«Наверное», – эхом отозвалась Фая.

«Правда? А что там – внизу? Совсем ничего нет? Темно? Так в Стенах говорят. Но ведь они же говорят, что нельзя наружу выйти, а я выхожу – врут ведь'ня. Скажи мне. Что там? Я не могу до самого дна упасть, просыпаюсь.»

«Не знаю, я там еще не была.»

Мой ответ явно поставил мальчика в тупик, и он сменил пару скользящих кораблей в молчании. «Как?» – выпалил он наконец, уже без детской ноты в тоне. «Откуда ты тогда?»

«Я пришла сверху. Точнее приехала. На поезде.»

«Но ведь я сверху. Там нету никаких напоезде. Только жуки, Обнадежда и Стены.»

«И не пытайся объяснить, – тихо сказала Фая, – Ему только хуже станет.»

«Знаю», – подумала я в её сторону.

«Забудь об этом, Сн. Это глупости. Мне нужно спешить. Было приятно познакомиться, пусть я и не могу представиться как следует.» Я встала и пошла, осторожно выбирая шаги.

Сн выглядел неважно и часто мерцал. «Постой! Пожалуйста! Если вдруг вернешься сюда, можешь рассказать что там – внизу'ня? Ладно?»

«Хорошо», – сказала я, улыбаясь мыслями. «Сладких снов, Сн!» Но он уже вышел за радиус своих способностей и проснулся.

Наверное, я задумалась в пути, а когда очнулась, всё вокруг изменилось. Охитинилось. Окружение не имело ничего общего с ульем наверху. Всё стало бутылочно-зеленым, и кристально отражало само себя, создавая бесконечные зеркальные коридоры. Когда в отражения попадали яркие отсветы алых, изящно сконструированных падающих фрегатов/лепестков, мурмурная нега сюрреально проскальзывала, и было в этом что-то шкатулочное. От фрегатов исходил звук трепещущих на ветру флагов, хотя самих флагов на мачтах видно не было.

Здесь было так спокойно… хотелось лечь и смотреть, как падают корабли. Один, другой, третий…убаюкивая вдаль… я тепло зевнула, прикрывая рот рукой. А почему бы и не отдохнуть?