«Только не говори как писать четвертое па пока не доберемся, он мне не нравится», – добавила она на языках.
Я мысленно кивнула.
Действительно, лодочник не внушал доверия. Его простодушие казалось имело гнилую сердцевину. Там, за пластилиновой геометрией, похоже скрывалась сильная обида. Я [> ~] х>, отпуская мысленную повозку. Лодочник принял кластер и замер, обрабатывая полученные данные. Оставалось лишь ждать.
Мимо скользил на ровной скорости однотонный пейзаж – Влаз, с устремляющимися вверх фигурами. Шепот расстёгиваемой лодкой воды перебивался клётами сотен впивающихся в пластилин пиксельных пальцев, создавая немую и чем-то птичью аудиокартину. Я стояла на коленях, подбородком на сгибе руки об бортик лодки, пока треугольник пропадал в трансе, а папироса его догорела и осыпалась. Едва слышно, на цыпочках сердца неладно царапало ногтем.
«Фай, мне странно», – прошептала я.
«…» – промолчала Фая.
«Скажи, отчего так странно? Как будто… (зашебуршило под ложечкой) …что-то случилось, а я не помню. Важное что-то.»
«Не думай об этом.»
«Я не могу не думать, Фай. Мне правда очень странно. И тревожно… – к горлу подбиралось холодными паучками. – Как мы оказались здесь? Там были насекомые, а потом искры и лепестки падали, а я бежала вниз и там… да… Там был мальчик!»
Я вскочила на ноги, пронзительно глядя перед собой, и отчаянно цеплялась за ускользающую память, за эту леску со множеством крючков. «Он просил рассказать ему что там на дне. Если я вернусь. И падали корабли из лепестков. Ты помнишь? Мы шли вниз и пол стеклянный, бутылочный…»
Тут вспомнилось ещё. Нечто, от чего лифт в груди резко ушёл вниз, немея и блокируясь. Ещё чуть-чуть и вынырнет страшное, нужное, вот оно. Вот.
Но тут лодка резко вильнула и мир пошатнулся. Я чуть было не выпала за борт, ухватившись за борт в последний момент. Зигзагом сбросилось из моего сознания это почти пойманное что-то.
«Что такое взрыв?» – пробасил лодочник.
Нижний треугольник его тела провернулся вокруг своей оси, снова вильнув лодку. От нужного и страшного воспоминания не осталось и следа. Нить была безвозвратно упущена. Я подошла к лодочнику в упор, глядя ему прямо в глаза. Кипяток негодования клокотал внутри. Он встретил мой гнев свысока, не колеблясь. Я была на его борту.
«Взрыв – это когда всё бежит прочь, – выковала я раскалёнными ставнями мыслей. В голосе моём прорезалась чистая жестокость. – Когда всё бежит прочь, от начала в стороны. Взрыв – это сияющая свобода. Которой у тебя НЕТ.»
Лодочник отвёл взгляд в сторону, ментально кренясь от моих слов, как осенне-хрустящее дерево под порывом холодного ветра.
Мне стало легче. Месть остудила меня. Лодка продолжала двигаться, а Лодочник всё поглядывал краем глаза на мигающих солдат на Влазе, думая о чём-то трагичном. Сперва, я ликовала. Однако, чем глубже мы продвигались в пещеру, тем больше я сожалела о сказанном. Оно того не стоило, всё же. Я потеряла контроль и причинила необязательную боль.
Вдруг с его стороны раздался выдавленный звук, всхлип, и дамба его пластилинового терпения пала, прорываясь капризными переклётами.
«Я плаваю здесь… туда и обратно. Снова и снова… до берега и…и обратно… и снова назад… и вперёд и назад… – его голос усиливался с каждым словом, взбираясь по лестнице громкости – …А они лезут!! Они не плывут!! Посмотри на них!! Они ВЗБИРАЮТСЯ!!»
Лодка зашлась мелким тремором. Обиженное лицо его ребёночно исказилось, готовое расплакаться. Я стояла на коленях, держась за борта, глядя на треугольники, вдыхая пластилин мира под шлёпы лазов карабкающихся по отвесной стене.
«ОНИ МЕРЦАЮТ!!! Почему я не мерцаю?? Я тоже хочу! Хочу хочу хочу!!» —слёзы вырвались из прорезей его глаз – густые, зеленые слёзы. Он закашлялся, захлебываясь горем. Я не знала что сказать, а потом было уже поздно, неловко. Он молчал, а в легких моих было непросто. Зачем я поступила так с ним? За что? Я подошла и положила ладонь на его треугольную голову, каясь.
Лодочник утих. Вязкие слёзы достигли основания головы и капали с углов. У него не было рук, а без рук невозможно утереть слезы с треугольного лица. Покачнув плечами (кап-кап-кап), он серьёзно нахмурился, выравнивая курс. В углу рта сформировалась новая папироса.
И вдруг я поняла. Увидела наперёд. Сейчас он сфигурирует свой огонь, основываясь на моем кластере. Но мой кластер был не полный. В нём не хватало четвертого па.
«Нет, только не…» – вскричала я, предупреждая, но…
Всё случилось одновременно.
Фая взжалась иглами и столкнула меня с лодки.
Движение,
Крен,
Прыжок!
Вспышка – белая, горячая, слепит,
Разъедая кадр на сетчатке,
И сразу холодно,
Вода в уши – пломба,
С силой ударной волной в глубину,
Глаза открыты,
Всё путано, холодно, давит на голову,
Вода в горло -грлб- внутрь
– Холодно-Холодно-Холодно —
Поток реки пришиб меня к чему-то скользкому, стремящемуся вверх, я зацепилась за что-то, кого-то, и скоро – поверхность, кашель, выплёвывать, вдыхая с болью и жаждой воздуха.
Мокрым хрустом оторвался лоскут платья, и я повалилась на пластилиновое плато Влаза.
~влаз~
Из пучин вырвался силуэт, моргнул всем телом, и рьяно рванул вперед, уксусно наступив в шаге от меня. В уме всё ещё чехардилось от взрыва, меняясь. Я перевернулась на бок и выдумала наотмашь что-то приподнимающее. Получилось нечто вроде короткого шеста с платформой на конце, одноногое плато.
Выдвинувшись повыше, я увидела как пиксельный лаз достиг отвесности стены и полез – уверенно и точно – вверх. За ним следом вышли ещё два. Не обращая на меня внимания они обогнули шест моей выдуманной платформы и продолжили свой путь. Я посмотрела на реку в поисках лодочника, но текущая гладь ничем не отличалась.
Несколько оборотов я лежала на платформе, прислонившись щекой, и дышала, опустошенно глядя на взбирающихся.
«Я думала, обойдется, но все же мы здесь; и теперь…» – появилась Фая.
«-_|” – металлически оборвала я её. – “_~>»
«-_|.»
«-~…»
«-_|.»
«Я никуда не пойду. Пока ты не скажешь. Если ты знала о взрыве. А ты знала. Ты столкнула меня в воду. Это была ты, я знаю. Если ты знала, что лодочник взорвется, то почему позволила этому случиться? Если ты знала это, то что ты еще знаешь? Как мы здесь оказались? Что это за место? Почему я ничего не помню??» – острыми глайдами вонзала я слова, попеременно срываясь на хрусткий крик.