Картины из лабиринта

«Нам нельзя оставаться на влазе», – умоляюще прошептала она.

«-_|.»

«Пожалуйста.»

«-_|. Ты мне всё расскажешь.»

И вдруг – тихо. Фая отдалилась. Я осталась одна. Всё равно. Пусть будет так. Буду одна. Лучше одна, чем с ней. Зачем она передала мне огонь без четвертого па? Что за нелепый шаг? Да кто она вообще такая? В голове моей играли блики.

Вид карабкающихся по Влазу фигур осточертел. В глаза набилась грязная стужа отвращения и я закрыла их, чтобы не видеть всего этого. Я ненавидела Фаю. И вместе с тем, в соседней комнате моего сознания, в той, что обита бордовым бархатом, проснулось долготонное одиночество. И это чувство падения в груди, решительного отчаяния, вдруг распахнулось стёгаными крыльями и хладно взвернулось. Да. Я одна. И это значит, что мне решать. Наивность – в грязь. Дальше я пойду сама.

Страшная улыбка промелькнула по моим губам. Взмахом рассеяв наваждение платформы, я упала вниз, прямо на одного из мерцающих. Он шебуршато засверебился подо мной как перевёрнутый жук, но бесполезно. Во мне дрожала сила. Зажав коленом пересечение суставов его руки, я навалилась всем телом и прокричала в упор: «Куда ты? Что наверху? Отвечай!»

Он извивался в безмолвных порывах. Вместо ладоней у него были клешнеподобные отростки. Цапки.

Я повторила вопрос гранями; безрезультатно. Пиксельные лазы обходили нас по сторонам, потоками.

Всё в нем молило отпустить, но я придавила свою жалость коленом к пластилину. Я решила быть жестокой.

«Я буду держать тебя пока не ответишь», – просипела я в упор.

«Он не понимает языков», – маякнул спокойный голос откуда-то со стороны воды.

Прижатый мной лаз мигнул всем телом. Отсюда было видно, что монолитность его внутреннего лампочного света была лишь видимостью. Оказалось, что весь он состоял из блоков-кубиков, тетрисно прилаженных друг к другу, так плотно, что расстояния были едва заметны. У каждого блока внутри был свой огонек, но все они зажигались одновременно.

«Отпусти его, ему очень надо наверх», – попросил голос.

Я оглянулась на звук, не ослабляя хватки. Одинаковая армия продолжала шагать вокруг нас.

«Покажись! x <-!!»

Один из лазов поднял руку и шевельнул цапками. Внешне он ничем не отличался от других, но в движениях его отсутствовала присущая остальным лазам угловатость. Его походка не рубила, а взмахивала, ловко покачивая шагами.

«Пусти его, пусть бежит. Это ничего не изменит, – сказал необычный лаз, —Он вернётся обратно, и всё начнется сначала.»

Я встала с несчастного, и тот понёсся рывкатым кубарем, спотыкаясь, пока не слился с толпой.

«Куда они все лезут?» – спросила я.

«Вверх.»

«Что там?»

«Не знаю. Может быть, ничего.»

«А почему ты не с ними?»

«А я знаю секрет. Мне ни к чему.»

Он сделал несколько шагов в мою сторону и остановился. Вздымающиеся из реки лазы слепо врезались в него, ряды их путались, но тут же выравнивались напирающим потоком. Они не могли остановиться.

«-> ~”, – сказала я, но он не отреагировал. Похоже, не знает граней.

Я выдумала на скорую руку деревянную стенку что приватно отгородила нас от толп непроницаемой диагональю.

Лаз был чуть ниже меня ростом. Мы стояли лицом к лицу, изучая друг друга, пока он не мигнул телом, в котором я различила всё ту же тетрисную фрагментарность.

«Почему вы мигаете? Из чего вы сделаны?» – спросила я резким, кнутовым тоном.

Он внимательно остаканился и выждал чинное мгновение. Затем, плавно жестикулируя, он заговорил, последовательно расставляя акценты.

«Мы состоим из кубиков. В каждом есть центр-ядро, тоже кубическое. Оно вроде плазма-мозга. Из мозга этого выходят нити, по которым пульсирует информация, – он иллюстративно прочертил днкшную спиральку цапкой, – Эти нити – прямой контакт ядра с границами куба.»

Вроде нервов, подумала я.

«Когда пластилин атакует куб, ядро запускает защитный механизм и втягивает информацию вовнутрь.»

«Пластилин атакует куб? Зачем?»

«Так пластилин растет.»

«Ядро втягивает информацию вовнутрь? Какую информацию?»

«Информацию, которая живет в нитях куба. Я называю их биты. Я имею в виду, единицы этой информации. Хотя они отдельны друг от друга только условно.»

Я кивнула «продолжай».

«Итак, когда пластилин атакует, биты собираются в ядре и оно запирается. Биты прячутся за прочными стенами ядра в надежде, что пластилин уйдет сам. Так как на этом этапе все без исключения биты находятся там, в нитях куба в этот момент никого нет. А когда в нитях никого нет, там начинает нагнетаться пустотное давление.»

Он замолк, видимо ожидая вопроса про пустотное давление, но я не спросила, я улавливала суть сказанного интуитивно, довербально.

«Пустота давит на стенки и заполняет нити до отказа, – продолжил он, – Когда пустоты слишком много, она вырывается наружу через специально отведенные отверстия, и надувает внешние почки на присосках. Эти почки лопаются и раскрываются сложными цветами наружу куба.»

Он вновь остановился, позволяя мне осмыслить сказанное. Я смотрела сквозь него, воображая структуру кубов. Всё это выглядело очень логично, но конечная цель этого механизма оставалась туманной.

«В чём функция цветов?» – спросила я, делая шаг вперёд.

«Цветы становятся лабиринтами для вторженцев. Пластилин не может обойти лабиринт стороной, он должен проследовать по узору.»

«Что значит должен?» – Я наклонилась к его плечу, разглядывая, как если бы он был восковой фигурой. Ему, казалось, льстило мое внимание. Кубы, из которых он состоял, в погашенном состоянии были едва различимы. Если бы я не знала, что они там, ни за что не заметила бы.

«Должен – значит, должен. Пластилин не может обойти его. Закон мира, – ответил он с весомой интонацией, – Должен следовать по узору.»

Я кивнула.

«Так или иначе, защита временна», – добавил он с неожиданным достоинством, – Пластилин поглощает в любом случае. Раньше или позже он всегда находит верный ход через лабиринт и добирается до нитей. А ядро, какой бы крепостью оно не казалось битам, для пластилина не препятствие. Разламывается на раз-два.»

В этот момент он вспыхнул, всего на мгновение, но этой вспышки было достаточно, чтобы озарить детали его внутреннего устройства, десятки кубиков с впаянными в центр чипами ядер и нервными ответвлениями нитей. Он улыбнулся и протянул цапку ко мне, касаясь нагого плеча, что просвечивало сквозь оторванный фрагмент платья. Цапка его была сухой несмотря на то, что он только что вышел из воды.