Наст и сход лавины

– К чему нам прощаться? Поездка не будет такой уж долгой. Да и вряд ли наш разговор с Мораной займет много времени. Если ты прав и она стала затворницей, то сомневаюсь, что она – образец гостеприимства.

На последних словах Чернобог усмехается, и Ящер тоже хрипло посмеивается.

Впрочем, дорога оказывается дольше, чем он предполагал.

Это становится ясно, когда на четвертый день он не продвигается вперед по ледяному лесу, а ходит кругами. Все деревья, покрытые инеем, выглядят одинаково, дорожек нет, а склоны, валежники и холмы мешают идти четко прямо. Если бы он не сворачивал никуда, то рано или поздно вышел бы из этого бесконечного леса.

Если бы.

Слишком много сослагательного наклонения.

Он злится к концу первой недели, к концу второй впадает в откровенную ярость. И пускай не помнит, чтобы хоть раз видел ее холодный взгляд и лицо, но почему-то не покидает ощущение, что она смеется над ним.

Он разве что не слышит ее смех в собственной голове.

– Проклятая сука, – рычит он себе под нос, упрямо направляя коня четко вперед. Тот упирается, не хочет, но все же идет. Будь конь под ним обычный, то уже бы упал от усталости замертво, но в Нави и так все не живо и не мертво, вот и конь шагает вперед, пускает кольца дыма из ноздрей, сверкает красными глазами, но не устает.

Лес сменяется бесконечной ледяной пустыней, и здесь идти вперед получается без каких-либо препятствий, но что-то подсказывает, что карта, оставшаяся висеть в его палатах, была составлена картографом, который и примерно не представлял границы владений суровой и беспощадной богини. На той карте и близко не нанесены все просторы и земли северной части Нави.

Град бьет и его, и коня, и вокруг нет ни одного дерева, чтобы укрыться. Ни одному смертному, пожалуй, не пройти здесь. Может, если только какую хитрость сможет придумать; но для этого нужно знать про нескончаемый град, ледяные шарики которого становятся все крупнее день ото дня.

Он все равно не повернет обратно.

Конь устало пыхтит, фырчит, артачится чаще, но Чернобог продолжает упрямо вести его дальше. И когда они преодолевают ледяную пустыню, впереди появляется едва-едва заметный в дымке силуэт крепости у горизонта.

Будет смешно, думает он, если окажется, что это не владения Мораны, а какая-нибудь застава.

Радостное настроение пропадает почти что сразу. Ледяной ветер кусает за лицо, за руки, на бороде и усах остается наледь, даже на гриве коня появляется иней. Чернобог плотнее кутается в одежды, промерзает до самых костей, почему-то вспоминает о браге, оставшейся на хранение Ящеру, и даже завидует хитрому дракону.

Уж Чернобогу-то больше прока было от браги. Особенно в такой ветер, который проникает и в рот, и в нос, и под глаза будто бы лезет.

Он почти привыкает к ветру, когда слышит треск. Сначала списывает все на разыгравшееся воображение. Потом на ветки – но веток-то нет, как и деревьев. Треск раздается громче, и вот тут-то Чернобог и опускает взгляд ниже.

– Вот же сука, – цедит сквозь зубы, перехватывает поводья потуже и со всех сил бьет пятками в бока коня.

Корка льда под ними истончается, трещит она же – и ему бы спешиться, взять коня под уздцы и идти медленно, но вокруг ни души, ни зверя. Вокруг ничего, за что зацепиться можно, а сплошная снежная гладь обращается в лед. Трескучий, щелкающий и шикающий.

За копытами коня толстые льдины откалываются друг от друга, вода мертвого озера плещется, и конь разве что не верещит.

– Да что же в этой воде? – невольно произносит Чернобог вслух, а сам концом поводьев стегает скотину по бокам, подгоняя. – Давай, Бурка, быстрее!

Вода, соприкасаясь с шерстью, шипит. Разъедает и кожу, и мясо – он видит, как переднее копыто утопает в небольшой лужице, – и оставляет глубокие раны на звере. Конь ржет, мечется, пытается вбок увезти, но Чернобог направляет его вперед.

Прямо и только прямо.

Иначе блуждать им здесь бесконечно долго.

Конца тающему льду все нет и нет; копыта изъедены мертвой водой, конь ревет совсем не по-лошадиному, глаза налиты кровью, густой черный дым валит из ноздрей и рта. Он пускается во весь опор, но впереди лишь новый треск, рокот белого и мутного льда и одолевающие мысли – потонут.

Точно вдвоем здесь потонут.

Не хочет Морана, чтобы ее беспокоили, и позаботилась об этом с излишком.

Но Чернобог сильнее пятками коня бьет, разве что не до крови, тот взвизгивает, скачет быстрее пущенной стрелы и борется, сражается с леденящей мертвой стихией. Чернобог кричит от злости, оборачивается и видит, как за ними отколотые льдины утопают в озере.

– Не подведи, Бурка, не подведи! – орет он на взмыленную животину.

И сколько времени все это длится – неизвестно, но наконец под конскими ногами твердая земля. Наконец ничего не расходится трещинами, а бескрайнее озеро остается за спиной.

– Да уж, – устало выдыхает Чернобог, тормозя коня. – И как с такой договариваться? Неудивительно, что Велес согласился на развод.

Лошадиные ноги почти до коленей представляют собой кости. Без мяса, без сухожилий даже – голые кости. И Чернобог щурится, но все равно не спешивается. Лишь любопытно становится: а сунь он в те воды руку, что бы было?

Студеное княжество Мораны показывается из-за плотной холодной дымки, и он самодовольно ухмыляется. Ну куда ей справиться с богом! Особенно с таким могущественным. Может понаставить своих ловушек, может поиграть с ним – а ведь все равно он ее нашел. Все равно добрался до студеных палат с высокими ледяными витражами.

И ни ветра, ни града у ее княжества нет. Ворота у крепости – и те оказываются распахнутыми. Уж он-то думал, что после озера на него сосульки посыплются, ледяное пламя окольцует всю крепость и придется через озноб, бурю и вьюгу пробираться. А у нее и ворота открыты!

Ну дура баба. Все продумала, а как свой дворец спрятать, так не смогла.

Он въезжает во двор, разве что не смеясь. Никто его не встречает, но никто и не выпроваживает. И что же тут такого сложного, думает Чернобог. Ну лес, пустыню и озеро он преодолел – а дальше-то даже стражи нет. Заходи – бери что хочешь.

Не выдерживает – смеется в голос, разворачивая коня и осматриваясь.

– Эй, хозяйка! – кричит в разве что не издевательской манере. – Где же твое хваленое войско? Или все это сказки для устрашения бывшего супруга?

От смеха аж слезы на глаза наворачиваются. Мерзнут моментально и веки колют; и Чернобог утирает их, ведя коня вперед. Двор выглядит настолько спокойным и пустынным, что будто и не было здесь никого никогда. Ни птиц, ни зверей, ни других тварей.

Двор просторен, и он объезжает часть, но ничего не меняется. Проскальзывает мысль даже, что он обманулся: принял пустые ледяные палаты за студеный дворец. Но нет, не может же быть подобных дворцов несколько в Нави. Да и выглядит все больно роскошно – льдинка к льдинке, насыпь снега к насыпи.

– Испугалась, наверное, – хмыкает Чернобог, обращаясь то ли к коню, то ли к самому себе. – Пугливые нынче бабы пошли.

И не успевает он договорить последнее слово, как поднимается ветер, тянущий поземку из-под копыт зверя все выше и выше. Вьюга завывать начинает, закручивает, и буран глухо воет ей под стать.

Тяжелые ворота захлопываются, и непреодолимая сила подхватывает и Чернобога, и скотину его, кружа в колючем и пронизывающем танце. Он взывает к своим силам, но те молчат, он рычит и остановить бурю пытается, но та лишь злее становится. Рвет одежду на нем, бьет по лицу и шпыняет туда-сюда, как тряпичную игрушку.

А потом отшвыривает. Прям к лестнице бросает перед одними из хором.

Он падает на колени, едва удерживаясь, чтобы не на лицо и грудь. Вой вьюги в ушах так похож на женский высокий смех, что он ожидает увидеть насмешливую богиню на лестнице. Но конь хлопается о землю с глухим ударом, ржет, брыкается и тяжело поднимается на ноги, и визг бури затихает, так и не сменяясь женским смехом.

Зато он видит ее.

В белых мехах, с такой же белой кожей и смоляными волосами, выделяющимися на ослепительно-белоснежном фоне, Морана стоит на самом верху лестницы, ведущей в палаты, и едва поводит тонкими пальцами.

Откуда ни возьмись появляется тьма воронов, они хлопают крыльями, кричат – и становятся воинами, ударяясь о землю. Десятки, сотни, тысячи – весь двор ими наполняется, а они все прибывают и прибывают. Чернобог крутит головой в поисках конца этой армии. Они должны прекратить появляться, не может же быть их тьма – густая, черная и бесконечная.

Его взгляд наконец устремляется к ней, когда хлопки крыльев стихают, и на ее лице нет и толики насмешки. Ей совсем не весело, ей не забавно.

Лицо-маска ничего не выражает, лишь глаза блестят с такой явной эмоцией, что ее ни с чем не перепутаешь.