Я перелистывал страницу за страницей, понимая, что малютки медовары и сюда хорошенько плеснули из своей чаши.
Сколько вынес, а понял немного.
Ну а, может быть, больше чем кто-то другой.
Есть у всех одиноких спасенье – дорога,
а в тревогах ее – первозданный покой.
Прочитав книгу, я всю ночь думал о том, как бывает печальна земная жизнь поэта, как она все время ищет выхода к своим истокам. Чем больше я об этом думал, тем сильнее одолевало беспокойное чувство, будто я предавал кого-то в себе. После этой ночи мне стало не по себе у староверов.
Рядом со старообрядческим кладбищем был ипподром. По вечерам после ужина, наблюдая за лошадьми, гарцующими на осенних листьях, я засиживался там в компании молодого хулигана, недавно прибывшего из Косихи с партией свежего мёда. Вася Морин несерьезно относился к староверам и меня принимал за своего. На ярмарке нам приглянулась одна продавщица, и я стал часто затрагивать тему любви в жизни писателей. Васю это забавляли, и он потешался над моими чувствами.
? Русский человек, как сказал известный писатель Федор Достоевский, жалуется на две вещи, на отсутствие денег и на несчастную любовь, – просвещал я Васю.
? Ты поэтому ходишь с таким кислым лицом, и по вечерам что-то постоянно пишешь? Любовные стихи Люське, что ли?
? Да что я, вот наш друг Пушкин, ? хотел пошутить я
? Вот как раз с Пушкиным мне все ясно, ? посмеивался Вася. – С тобой нет. Тебе это зачем?
Последнее время у меня было мало внимательных собеседников, не перед кем было раскрываться, и я пользовался случаем:
? Это не любовные стихи. Пишу, Васёк, рассказы. Я очень в литературу верю. Она, понимаешь, для меня волшебная вещь. Уверен, что писатель должен и может видеть в воображении мир, которого еще нет, но обязательно будет. Видеть свет, который идет к нам. Знать про человека даже то, что он про себя не знает. А что, земеля, разве не в этом сила литературы?
? Я-то откуда знаю? Я чё – известный писатель?
? Ты другое должен знать, ? разошелся я. ? Именно слово защищает нас от внезапных и вражеских сил нашего прекрасного и яростного мира!
? Да ну тебя. Ты с Люськой так разговаривай, а то ты ей только лыбешься. Мне это не интересно.
? Пусть ты далек от эпистемологии как таковой, и от эпистемологии чулана тем более, ? уже нес чушь я, чтоб позлить Васю, ? но это не значит, что ты не выходишь за рамки здравого смысла.
Вася скривил недовольную гримасу.
? Как-как? От чего я далек?
? Э-пи-сте-мо-ло-гия, – по слогам повторил я.
? Да иди ты со своей писимологией! ? взорвался Вася. ? У вас тут в Москве чё у всех крыша едет? Если бы брату не обещал здесь держаться, умотал бы уже к себе в Косиху. Мои друзья, Гусь и Квак…
И Вася, тоже ждавший момента выговориться, рассказывал о похождениях со своими дружками-хулиганами, как они куролесили, проказничали и долдонили на родном селе. За эти проказы Васю и отправили на Рогожку, чтобы временно не мозолил глаза осерчавшим односельчанам.
От староверов я вскоре ушел. Когда сообщил главному бородачу, тот посмотрел на меня, словно я был плут, проныра и содомит, почище чем Паисий Лигарид, и лишь спросил:
? Куда ж ты уходишь в зиму? Декабрь на пороге. Где жить будешь?
? Что-нибудь придумается, ? пожал я плечами.
Осень засыпало снегом. Я попросился на недельку на знакомую кухню. Юра Баранов посоветовал сделать имя любым способом и напечататься в коммерческом журнале или альманахе:
? Платишь деньги, тебя печатают и раскручивают до известного писателя. Езжай на «Новослободскую», найди в дом, где издательство «Молодая гвардия», там на третьем этаже есть нечто подобное.
Я поехал туда. На одном этаже обнаружил целых два коммерческих издательства, «Э.Р.А» и «Истоки». Выбрал первое. Прочитав принесенный рассказ, Эвелина Борисовна Ракитская, замутившая предприятие «Э.Р.А.», сказала, что за пятьдесят моих баксов напечатает. Заняв у Юры, подкинувшего авантюрную идею, я вкупился.
? Отдашь, как станешь известным писателем, ? сказал Юра, нехотя расставаясь с валютой, явно не веря, что она вернется в ближайшие лет десять.
Не раздумывая, я всё сделал, как сказали. Подождав неделю, я стал названивать в «Э.Р.У.», пытаясь выяснить, когда же стану знаменитым. Потом перечитал рассказ и понял – не скоро. Я испугался, что денег уже не вернуть, и поспешил к Эвелине Ракитской домой.
Она долго убеждала не отказываться от идеи печататься в её альманахе, который скоро разойдется по рукам известных писателей здесь и за рубежом, и мое имя станет на слуху. Я упирал на то, что поиздержался и теперь слишком жирно самому оплачивать свои публикации.
? Буду, как Генри Чинаски, ждать своего мецената, который будет платить по сто баксов в месяц лишь бы я писал свои рассказы, ? шутил я.
Эвелина с распущенными волосами походила на старушку цыганку-гадалку, которая вцепившись в руку, не отпустит, пока монеты не перекачают из кармана доверчивого проходимца в её собственный.
? Не забывайте, Петя, что по договору вам, как и другим авторам альманаха, полагается по десять экземпляров, что за пятьдесят долларов вполне нормально.
? Наше барахло за наши же деньги, ? упирался я. ? Дудки.
? Можете их продавать, отсылать в другие редакции и …
? И подтираться!
? Что вы говорите, Петя! – возмущалась Эвелина, но руку не выпускала.
Видимо, немного нашлось простофиль, готовых заплатить деньги, чтоб над ними потом еще и смеялись. В тот момент я был непоколебим, мне было всё равно, попаду хрестоматию по литературе или нет.
? Деньги нужны, отдал вам последние, ? клянчил я, ? мне есть не на что.
Эвелина сунула в мою ладонь деньги и сразу стала выпроваживать.
? Эвелина Борисовна, ? уперся я на пороге, ? а когда разбогатею, большую книгу напечатаете? Я вас озолочу тогда.
? Идите, Петя, идите, и больше не приходите, ? толкала «цыганка». ? Зачем мне такая головная боль, сегодня вы решили так, а завтра эдак. Идите и печатайтесь в тех же «Истоках», там быстрее и дешевле. Вот одна женщина отдала им свой текст, так они вместо «юности лоза» напечатали «юности коза». Каково?
? Хм.
? Вот так, вам «хм», а у женщины истерика. Ну вот кто там будет печататься?
? А по-моему, юности коза неплохо звучит…
? Прощайте, Петя, раз неплохо. Идите в «Истоки»!
Вот так началась и замерла моя литературная карьера. Вы спросите, куда подевалась надежда на успешное писательское будущее. Не знаю. Вы бы еще спросили: Ou sont les neiges d'amont? Куда подевался прошлогодний снег?
Обменяв вернувшиеся доллары, я пошел в «Проект ОГИ» в Потаповском переулке. Нравилась мне тамошняя непринужденная атмосфера. В Москву понаехало немало прежних знакомых, и за столиками клуба можно было увидеть кого-нибудь из них и перекинуться парой слов.
Как и предполагалось, я встретил знакомых и подсел к ним. Земляки пили пиво и трепались ни о чем, играли словами и похохатывали. Подкинув пару фраз, я заскучал и, желая избежать пустого трепа, пошел в читальный зал. В «Проекте ОГИ» имелась комнатка, где продавали чтиво на любой вкус. У полки с книгами Генри Миллера, листая «Сексус», посмеивались парень и девушка. Я подошел ближе. Парень тянул на мужика в самом расцвете сил, ему явно зашкаливало за тридцать, от него несло перегаром.