Эстетика бродяг

? Вы ненормальные, – сообщил нам Шао.

? Ты тоже, ? подбодрил его я.

Мы протолкались к барной стойке, где за рюмкой грустил гитарист барнаульской группы «Дядя ГО» Раждаев. Правда, с той поры, как он встретил нашего рокового Сергея, продававшего квартиры исключительно оптом, он завязал со сценой и скрывался по чужим квартирам в Москве. У него не было паспорта. Благодаря Сергею, Раждаева искали как афериста, его фото висели на стендах у милиции.

? Где нынче живешь, Леха? – спросил я, принимая рюмку.

? На Баррикадной, ? вздохнул гитарист, ? у художников. Адрес не скажу.

? Надолго обосновался?

? Через неделю надо сваливать.

? Надоело бродяжничать? Как думаешь надолго это с тобой?

? Не спрашивай лучше. Надеюсь, скоро я буду на гребне.

? Завтра в Питере начинается пхова, ? сказал Бертран, косясь на бармена с бутылкой и на тех, кому наливают.

? Знаю, наши едут, – кивнул Раждаев. ? Ты тоже?

? Да, поезд ночью.

? Поехали вместе.

? Поехали.

? Купишь мне билет?

? Куплю, ? без энтузиазма согласился Бертаран.

Провожая дружков на поезд, я глядел на большой походный рюкзак за спиной Бертрана и склонялся к мысли, что эти бродяги уже не страдают идеями молодого Керуака о том, как избавиться от зла и пороков мира. Да, и Джек под конец жизни врубился, что с рюкзаком или без, а дерьма не миновать. Мало того, что его надо переплыть, так еще придется и хлебнуть не раз.

Помахав вслед, я двинулся обратно. С Ленинградского вокзала я перешел на Казанский и зашел в сортир, расплатившись последней мелочью. В каждой кабинке сидело по человеку, возле каждой дверцы на гвоздике висел пиджачок или курточка, словно ребята там жили. У раковин кто-то брился, кто-то мылся, кто-то хозяйственным мылом стирал носки ? среди туалетной вони витал дух общежития.

Когда, отстояв очередь, я сел на свой толчок, то почувствовал, будто снял номер в гостинице. Моя большая семья хлопала дверями вокруг, и мне не хотелось уходить. Мне некуда было идти. Ночь я провел в вокзальном кафе, попивая кофе, читая рассказы Буковского, оставленные кем-то на лавочке, и выкуривая сигарету за сигаретой.

Утром я пошел к друзьям выспаться. Я шел по мокрому от поливальных машин Садовому кольцу и размышлял о том, что с тех пор, как в моих карманах перестали лежать ключи от дверей собственного жилья, я привык, что вместо головы у меня глобус, а вместо сердца навигационная карта. Куда дует ветер, туда и плывет корабль моей души. И куда бы он не плыл, я верил, что однажды он причалит там, где найдется кто-то, кому есть дело до таких неприкаянных.

Весь мир для нас, и все наши дороги ведут от тебя ко мне, от меня к нему. Нам даже не надо искать друг друга, звонить и узнавать адреса. Надо просто бродить, и дорога сама отведет куда надо. Всё просто ? либо ты идешь, либо ты стоишь на месте. И я согласен с Килгором Траутом, который до последнего дня своей жизни утверждал, что мы здесь, на Земле, для того, чтобы бродить, где хотим, не забывая при этом, как следует пернуть.

Думаешь, бродяга ? это только тот, копошится в мусорном баке через дорогу. Есть другая версия ? наши предки прилетели из тех мест, где солнцем был Сириус. По словам догонов, люди сбежали от катастрофы к другой звезде на огромном ковчеге, которым была наша Земля. Возможно, мы все потомки космических бродяг, и здесь нас целая планета.

Однако многое изменилось. Теперь тот, кто живой, тот и бродяга. Остальные либо спят в люльках и коконах, либо ненавидят тех, кто жив и идет дорогой жизни. Теперь смысл бродяжничества в том, чтобы не быть в союзе мертвецов.

союз мертвецов

От начала всё делалось для живых. Всё было настроено так, чтобы мы вошли в двери новой жизни чистыми и босиком. И если бы нас туда тащили силком и еще бы пинали постоянно под зад, то мы бы туда уже добрались. Но нам всего лишь расчистили путь и указали, где лежат ключи.

Мы же завалили дорогу мусором и понастроили могил. С самого начала мы стали вгрызаться в землю, закапывая туда монеты и мертвецов. Земля же взращивает всё, что в неё сеешь. Теперь, куда ни плюнь, всюду они. Мертвецы размножились, как кролики, набили монетами карманы и установили свою власть. Всю планету они обратили в свой союз, всех поставили себе на службу. Кому-то они платят щедро, кому-то так себе. Но всегда есть выбор, не хочешь им служить ? загибайся от голода.

Вывеска над входом гласила, что это колбасный завод «Микоян», из фирменного магазина рядом вкусно несло ветчиной. Я шел вдоль бетонного забора, отделявшего завод от мира. Прошел я совсем немного, и тут завоняло трупами. Можно было подумать, что по ту сторону находилось развороченное кладбище и гниющие мертвецы выползали наружу, их хватали и прямо тут же рубили на колбасу.

Словно угадав мои мысли, за забором зашлась лаем свора псов. Готовые прогрызть забор, они прыгали и клацкали зубами.

? Ням! Ням! Ням! Покупайте Микоян! ? лаяли собаки.

Я уже начал видеть этих мертвецов. Вонь стояла неимоверная, и я перешел дорогу.

Весь день я проходил по городу в поисках работы, но нигде не смог её найти. Везде на меня смотрели, как на дезертира. На моем лице неоновыми буквами светилось, что в любой момент я могу послать любого вместе с его работой. Мертвецы ждали пока на лице появиться выражение покорности.

Что ж, я и сам этого ждал. Я уже хотел, как и все, участвовать в непрерывной гонке за пятницей. Мне была нужна работа. Других вариантов не предвиделось. Холодная зима требовала съемную квартиру, работу и жизнь, которой живут миллионы людей в этом городе. Меня бросало в дрожь, когда я представлял себе эти миллионы. Сколько же их трудится, чтобы выросли новые могилы, чтобы креп союз мертвецов?

Несколько месяцев я старался выкрутиться. Первым делом я решил подзаработать как писатель. И накропал за ночь рассказ, озаглавил броско: «Я убил ангела». Кто-то посоветовал сделать имя и любым способом напечататься в журнале или альманахе.

Я нашел нечто похожее в издательстве «Э.Р.А». Там прочитали рассказ и сказали, что за пятьдесят моих баксов напечатают. Денег дали Сатиновы, даже не глянув на текст. Пару недель я названивал в «Э.Р.У», пытаясь выяснить, когда же стану знаменитым, потом перечитал рассказ и понял, что нескоро. Я испугался, что денег не вернуть.

Я пришел к Эвелине Ракитской, замутившей это дело, и сказал, что для меня слишком жирно оплачивать свои публикации. Старушка походила на цыганку-гадалку, таскавшую монетки из карманов. По договору мне и другим участникам мероприятия за наши деньги полагалось по десятку экземпляров журнала с собственным барахлом. Мы могли их продавать, раздавать знакомым и подтираться. Кому как больше нравилось.

И хотя пятьдесят долларов можно было неплохо пропить, нашлось немало простофиль, готовых чтоб над ними посмеялись. Видимо им было всё равно, как танцевать вокруг здешних могил.

? Деньги нужны, отдал вам последние, ? клянчил я, ? мне есть не на что.

Эвелина Борисовна сунула мне в руку деньги и сразу попыталась выпроводить.

? Эвелина Борисовна, ? уперся я на пороге, ? а когда разбогатею, большую книгу напечатаете?

? Идите, Слава, идите, и больше не приходите, ? толкала меня цыганка. ? Зачем мне такая головная боль? Сегодня вы решили так, а завтра эдак. Идите и печатайтесь в тех же «Истоках», там быстрее и дешевле. Вот одна женщина отдала им свой текст, так они вместо «юности лоза» напечатали «юности коза». Каково?

? Хм.

? Вот так, вам «хм», а у женщины истерика. Ну вот кто там печатается?

? А по-моему, юности коза ? совсем неплохо…

? Прощайте, Слава, раз неплохо. Идите в «Истоки».

Вот так началась и замерла моя литературная карьера. Вы спросите, а куда подевалась надежда на успешное писательское будущее. Не знаю. Вы бы еще спросили: Ou sont les neiges d'amont? Куда подевался прошлогодний снег?

Тогда я попробовал по-другому приспособиться к жизни.

Накануне зимних холодов позвонил Шао.

? Хочешь быть гусеницей? ? спросил он.

? Какой еще гусеницей, той, которая кормила Алису грибами? ? предположил я.

? Нет, ? усмехнулся Шао. ? Гусеницей из поролона, которая ходит по «Атриуму» на Курской и раздает приглашения на новогоднее представление Верки Сердючки.