След крови. Шесть историй о Бошелене и Корбале Броше

Тот отвел взгляд, облизывая губы, и зевнул.

Из гостиной донесся голос Субли:

– Опять эти голуби! Расселись прямо у нас над головой, на карнизах, гадят в водосточные трубы – сделай хоть что-нибудь, Эмансипор! А теперь еще и… ох, храни меня Солиэль!

Визгливый голос жены проникал во все закоулки дома, и нигде от него не было спасения.

«Ничего, теперь мне уже недолго терпеть осталось, скоро уеду…» – утешал себя Эмансипор, понимая, что пребывает в дурном настроении из-за того, что не выспался и здорово перебрал накануне, зная, что нечестно поступает по отношению к своей несчастной жене, – прекрасно осознавая все это, но не в силах остановить поток темных мыслей. Риз помедлил, разглядывая в жестяном зеркале смутное изображение своего изборожденного морщинами лица с налитыми кровью глазами, а затем вновь начал обрабатывать бритвой щетину.

На чердаке хныкали дети, эти спиногрызы скреблись и чесались так громко, что он слышал каждое касание грязных ногтей о кожу. Их отправили из школы домой, у обоих обнаружилась чесотка. Неудивительно, что жена была мрачнее тучи. Тут требовался алхимик – а это немалые деньги, – не говоря уже о моральной стороне дела. Чесотка – какой позор! Отвратительно пахнущая кожная плесень – проклятье уличных собак и беспризорников – вторглась в дом Ризов, оскверняя их положение в обществе, подрывая престиж и насмехаясь над их гордостью. Теперь, даже если отнести в храм Солиэль целый горшок золотых монет, уже все равно ничего не исправить.

Субли даже не сомневалась, откуда взялась эта зараза, и настойчиво твердила:

– Голуби, Эмансипор! Прогони их немедленно! Слышишь?

Утром настроение у нее было намного лучше. Она довольно неумело пыталась скрыть потрясение, вызванное известием, что муж столь быстро нашел работу, и еще более неумело – алчный блеск в глазах, когда он объяснил, какое жалованье ему положили. В награду Субли пока не сунула ему в руки метлу, выгнав на грязный, заваленный мусором и кусками сланца двор расправляться с голубями. Она даже позволила Манси лишний час поспать, прежде чем начать в ужасе рыдать над бесславным возвращением детей от наставника.

Теперь они могли позволить себе алхимика. Могли даже позволить себе перебраться поближе к школе, в более приличный район, полный достойных людей, до сих пор не встречавшихся в изобилующей драматическими подробностями жизни Субли.

Эмансипор убеждал себя, что не стоит особенно злиться на жену: в конце концов, она была рядом с ним все эти годы. «Как гора…» И у нее имелось собственное прошлое, мрачное, грязное и запятнанное кровью. Бедной женщине довелось пережить немало страданий, хотя это не помешало ей обзавестись двумя отпрысками в те годы, которые он в основном проводил в море. Эмансипор, хмурясь, снова прервал бритье. Мысль об этом грызла его постоянно, особенно если учесть, что никто из детей не был на него похож. Однако он участвовал в их воспитании, так что в каком-то смысле это уже не имело значения. Само их откровенно презрительное отношение к папаше было достаточным доказательством его отцовства, чья бы кровь ни текла в жилах ребятишек.

Эмансипор смыл с лица хлопья мыльной пены. Возможно, сегодня вечером его ждет встреча с тем другим, таинственным Корбалом Брошем. А еще с него снимут мерку для новой формы и выдадут ему дорожный саквояж.

– Поставь ловушки, Эмансипор! Сделай это, пока не ушел, слышишь?

– Да, дорогая.

– Зайдешь к алхимику?

Поднявшись с табурета, он потянулся к спинке кровати за курткой.

– К которому именно? Н’сармину? Тральпу-младшему?

– К Тральпу, естественно, олух!

«Значит, лечение обойдется на две серебряные кроны дороже. А Субли, как я погляжу, быстро приноровилась к ситуации…»

– И поставь ловушки! Пусть Вестник Худа навестит этих клятых голубей!

Эмансипор нахмурился.

«Вестник Худа. Что там было вчера?..»

Риз тряхнул головой и пожал плечами.

– Проклятый эль, – пробормотал он, поправляя занавеску над входом в спальню. – Дорогая моя Субли… Ревущая гора… Ничего, уже скоро, совсем скоро я уеду отсюда…

Король не смог скрыть свой страх. В былые времена не сносить бы Гульду головы, подобное поведение правителя обрекло бы его на смерть от ножа наемного убийцы. Но Сельджур был уже стар – старше, чем многие думали. Разогнав всех наложниц, его величество теперь делил постель лишь с трепетной неопределенностью. Естественно, оставались еще сухопарые королевские советники со змеиным взглядом, однако те не присутствовали при докладе Гульда. Не хватало еще, чтобы они пронюхали, что король сильно напуган, и не просто орудующим в Миноре таинственным убийцей, но зарождающейся в Стигге темной бурей и грохотом, доносящимся с юга, со стороны Корели… Король потерял самообладание и бессвязно бормотал. Перед простым сержантом городской стражи. И в результате Гульд теперь знал о драгоценной принцессе Шарн больше, чем ему бы хотелось.

Пожав плечами, сержант двинулся по узкой, извилистой и горбящейся от могильников улице Хворей, направляясь к Рыбной площади. Похоже, над Скорбным Минором во всех смыслах сгустились сумерки. В любом случае Гульд исполнил свой долг, доложив обо всем королю Сельджуру, и получил вполне ожидаемый ответ: распоряжение подавить любые слухи о причастности к случившемуся королевской семьи. Об отце господина Хума-младшего, влиятельном землевладельце, уже позаботились – наверняка с помощью сундука денег и множества обещаний, – и теперь Гульд вернулся на застывшие в молчаливом напряжении улицы города.

Он оставил капрала сторожить объявление, хотя кража его выглядела крайне маловероятной, учитывая охранный знак, суливший вору смерть. Гульду пришлось бо`льшую часть дня ждать аудиенции у Сельджура, и, когда он вышел из дворца, солнце над заливом уже клонилось к закату. Известие об убийстве сына влиятельного аристократа нагнало на город еще больше страха; лавки закрывались, улицы пустели, ведь ночью на них должны были выйти наемные убийцы, тени благородного гнева, готовые мстить кому угодно. Этой ночью любой, по глупости оставшийся на улице без особых причин (или без ощетинившегося оружием отряда телохранителей), рисковал: ему могли запросто выпустить кишки.

Свернув за угол, Гульд вышел на площадь. Капрал, который нервно переминался с ноги на ногу, положив руку на короткий меч, был единственной оставшейся на ней живой душой, не считая тощей собаки, сидящего на столбе растрепанного ворона и десятка ссорившихся в сточной канаве чаек.

С моря подул ветер, но он был лишь чуть прохладнее, чем нависшая над городом знойная духота. Гульд утер пот с верхней губы и подошел к капралу:

– Кто-нибудь пытался выяснить, почему ты здесь стоишь, парень?

Юноша покачал головой:

– Никак нет. Ну наконец-то вы пришли, сержант, а то я тут уже целый день торчу.

– Извини, – буркнул Гульд. – Задержался в королевском дворце. Небось ноги устали?

– Так точно.

– Что ж, давай их разомнем – прогуляемся по адресу, который указан в объявлении. Гостиница «Печальник». Ты знаешь, где это?

– Так точно, знаю. И я слышал от одного крысолова, что там живут двое чужеземцев, которые прибыли на «Туманном всаднике»…

– Продолжай.

Капрал переступил с ноги на ногу:

– В общем, «Туманный всадник» приплыл из Кореля, выгрузил какое-то железо, забрал груз и сегодня утром ушел в Мар. И еще эти чужеземцы наняли себе слугу.

– Вот как?

– Да, сержант, а до этого он служил кучером у торговца Балтро. Представляете?

Гульд нахмурился:

– Ладно, парень. Пошли. Какой, говоришь, там адрес?

– Слушаюсь, сержант. Гостиница «Печальник». Это недалеко.

Привратник Дальг понимающе ухмыльнулся, глядя на Гульда:

– Не удивлен, что вы пришли, сержант, совсем даже не удивлен. К Облеру, да? Вот только он теперь образумился и ростовщичеством вроде как больше не промышляет. По крайней мере, я ничего такого не замечал и…

– У вас тут недавно поселились двое гостей, – прервал его Гульд. – Чужеземцев.

– Гм… ну да. Весьма своеобразная парочка.

– Что же в них такого особенного?

Привратник хмуро поскреб в затылке.