– Подписать договор? Если хотите. Меня это не особо волнует.
– Гм… как мне к вам обращаться, сударь?
– Ах да, я не представился. Мое имя Бошелен. Обращение «хозяин» вполне меня устроит.
– Конечно, хозяин. А… гм… тот, второй?
– Второй?
– Ну, человек, с которым вы вместе путешествуете, хозяин.
– А… – Бошелен повернулся, задумчиво глядя на кусок сланца. – Его зовут Корбал Брош. Можно сказать, весьма непритязательная личность. Как слуга вы отвечаете передо мной, и только передо мной. Сомневаюсь, что для мастера Броша будет от вас какая-то польза. – Он слегка улыбнулся, но взгляд его остался по-прежнему холоден. – Хотя на этот счет я могу и ошибаться. Ладно, там будет видно. А теперь я хотел бы отужинать – мясом с кровью и темным вином, не чрезмерно сладким. Можете передать мой заказ писарю внизу.
– Слушаюсь, хозяин, – поклонился Эмансипор.
Гульд стоял на верхней площадке скрипучей башни Мертвого Секаранда и, щурясь, разглядывал город сквозь наполненный миазмами дым, почти неподвижно висевший над крышами. Царившее внизу спокойствие странным образом контрастировало с ночными тучами над его головой, уносящимися в сторону моря, казалось, столь низко, что он инстинктивно пригнулся, прижавшись к скользкому, замшелому парапету и в страхе ожидая, когда поднимут на шестах сигнальные фонари.
В разгаре был тот сезон, когда небо нависало над городом, в течение многих дней заключая город в ловушку его собственного дыхания. Сезон зла, болезней и крыс, которых пляшущая луна гонит на улицу.
Хотя башне Мертвого Секаранда было меньше десяти лет, она уже успела опустеть и прослыть населенной призраками. Однако Гульд почти не ощущал страха, ведь он сам растил любовно черные сорняки древних слухов, что вполне соответствовало новому предназначению, которое он нашел для этого каменного сооружения. С находившегося почти в центре наблюдательного пункта его систему сигнальных шестов можно было увидеть из любой части Скорбного Минора.
В те дни, когда Мелл’занская империя впервые стала угрожать городам-государствам Клепта – в основном не здесь, а на другом побережье, где имперский кулак Сивогрив высадил свои силы вторжения, едва не завоевав весь остров, прежде чем его убили свои же собственные соратники, – в дни черного дыма и грозных ветров, в Скорбный Минор явился Секаранд. Назвав себя высшим чародеем, он заключил договор с королем Сельджуром, пообещав ему помощь в обороне города, и возвел это сооружение как столп своего могущества. То, что последовало затем, как говорится, покрыто мраком неизвестности. Люди до сих пор продолжали обсуждать случившееся и выдвигать самые разные версии (хотя Гульд знал больше подробностей, чем остальные). Секаранд вызвал духов-личей, чтобы те составили ему компанию в башне, и они то ли свели его с ума, то ли попросту убили: чародей спрыгнул (вполне возможно, что не по своей воле) с этой самой зубчатой стены на булыжники мостовой. Какое-то время горожане мрачно шутили о внезапном и быстром падении высшего мага. Так или иначе, подобно мелл’занцам, сохранившим свое присутствие на Клепте лишь в одном-единственном захудалом порту на северо-западном побережье (где было расквартировано менее полка измотанной морской пехоты), Секаранд так и не выполнил свое обещание.
Гульд пользовался башней вот уже три года. Сержант встречал здесь нескольких теней, которые клялись, что служат обитавшему под фундаментом башни личу, но, помимо этого, они ничего больше не говорили и никогда ему не угрожали, так что причина их служения этому личу по-прежнему оставалась тайной.
Именно Гульд время от времени просил их стонать и завывать, дабы держать в страхе грабителей и просто любопытствующий народ. И они с неустанным усердием выполняли просьбу.
Тяжелые, как будто набрякшие кровью облака нависали над головой Гульда. Сержант стоял без движения, ожидая, что в любой момент на его лицо упадут первые капли дождя.
Вскоре, почувствовав рядом чье-то присутствие, он медленно повернулся и увидел тень, парящую возле люка в полу.
Облаченная в рваные лохмотья, спутанные полосы парусины, веревки и клочки выцветшего шелка на призрачных конечностях – все, что удерживало ее в этом мире смертных, – она не сводила с сержанта глаз, похожих на черные провалы на бледном лице.
Гульд с внезапной тревогой ощутил, что еще немного и тень бросится ему на спину.
«Один толчок, и я свалюсь вниз…»
Поняв, что ее обнаружили, призрачная фигура обмякла, что-то ворча себе под нос.
– Ну что, как тебе погодка? – спросил Гульд, борясь с дрожью. – Нравится?
– Некий дух заглушает звук и запах, – прохрипела тень. – Притупляет взгляд. Но невидимый танец продолжается.
– То есть?
– Ярок танец этого духа среди магических Путей. Мой хозяин, мой повелитель, лич из личей, верховный правитель, тот, кто пробудился после многовековой дремоты, но теперь преисполнен мудрости, мой хозяин посылает меня – меня, унылого раба, скромного знатока всей несправедливости, что, вне всякого сомнения, царит в мире и поныне, – чтобы я передал его настоятельное предупреждение.
– Предупреждение? В смысле, эта погода сотворена колдовством?
– Охотник рыщет в ночи.
– Знаю, – проворчал Гульд. – Что еще с ним связанное ты чувствуешь? – спросил он, не рассчитывая на вразумительный ответ.
– Мой хозяин, мой повелитель, лич из…
– Подробности можешь опустить. Так что там насчет твоего хозяина? – прервал его Гульд.
– …личей, верховный правитель, тот, кто…
– Хватит уже титулов!
– …после многовековой…
– Тень, мне позвать изгоняющего бесов?
– Если бы ты не прерывал меня столь грубо, то услышал бы уже все до конца! – огрызнулся призрак. – Мой хозяин не желает оказаться среди тех, на кого идет охота. Вот.
Гульд нахмурился:
– Насколько же страшен этот убийца? Не важно, ты мне уже ответил. В данный момент мне его не остановить, кем бы он ни был. Если злоумышленник решит выследить твоего хозяина – что ж, могу лишь пожелать несчастному личу удачи.
– Забавно, – проворчала тень и медленно исчезла.
«Забавно? Чертовски странные тени обитают в этой башне, даже для призраков. Так или иначе, думай дальше, Гульд. Скорбный Минор известен своими чародеями, гадателями и прорицателями, колдунами и слухачами, провидцами и тому подобным, но это все в основном мелкая рыбешка – никто никогда не считал Клепт средоточием цивилизации. В Кореле, говорят, некий принц-демон заведует торговой компанией, а в старых болотах под городом неупокоенных не меньше, чем мошкары. Хорошо, что я живу не в Кореле. Стоп, не отвлекаться! О чем я думал? Ах да, о подозреваемых…»
В течение последующего часа ничего примечательного не происходило. Прозвучал и затих четвертый ночной колокол. И все же Гульд нисколько не удивился, когда чуть позже над темными зданиями в близлежащем квартале в панической спешке взмыли три колеблющихся огня. «Двенадцатый. И так без конца, каждую ночь…» Возможно, Стуль Офан был прав – сигнальные огни поднялись из района особняков знати, над пронзенным и обескровленным сердцем города.
Повернувшись, сержант шагнул к люку, но тут же остановился, чувствуя, как от упавших на лоб капель его пробирает холодом до самых костей. Мгновение спустя он встряхнулся, подумав: «Это не кровь, а вода, ничего больше». Яростно рванув на себя тяжелую деревянную крышку люка, он быстро нырнул в темноту за ней.
Пока сержант спускался, вокруг завывали тени, и на этот раз Гульд знал, что леденящие душу стоны, со всех сторон отдающиеся эхом от каменных стен, не имеют ничего общего с тем, чтобы отгонять воров и искателей приключений.
За час до рассвета Бошелен велел Эмансипору приготовить ему постель. Другой – человек по имени Корбал Брош – так и не появился, что, похоже, не слишком беспокоило Бошелена, который провел ночь, нанося на кусок сланца магические символы и знаки. Склонившись над лежавшим на краю стола серым камнем, он гравировал на нем некие надписи, что-то бормоча себе под нос и сверяясь с полудюжиной книг в кожаных переплетах, в каждой из которых одна лишь бумага стоила больше годового жалованья среднего служащего.
Страдая от похмелья и смертельной усталости, Эмансипор бродил по комнате, наводя порядок после того, как убрал остатки ужина. Обнаружив в походном сундуке Бошелена прекрасной работы кольчугу из черного железа, по колено и с длинными рукавами, он как следует смазал ее, тщательно починив старые звенья, смятые и разрубленные. Доспех явно побывал не в одном бою, как и его хозяин. И все же, то и дело бросая искоса взгляд на Бошелена, Эмансипор с трудом мог поверить, что тот когда-либо был солдатом. Его новый хозяин трудился над камнем, бормоча, щурясь и иногда высовывая язык – будто художник, алхимик или чародей.
«Чертовски странный способ проводить ночь, – подумал Эмансипор. Мучившее его любопытство сдерживали подозрения, что человек этот и в самом деле практикует темную магию. – Но чем меньше знаешь, тем лучше».
Закончив с кольчугой, Риз вернул доспех на место, кряхтя под его скользкой тяжестью. Расправляя подбитые изнутри плечи на тяжелой вешалке, он заметил под ней длинный плоский ящик. Крышка его была закрыта, но он был не заперт. Эмансипор поднял ящик, снова застонав под его немалым весом, и положил на свободную кровать. Удостоверившись, что Бошелен не обращает на него никакого внимания, Эмансипор откинул крышку и увидел внутри разобранный арбалет, дюжину стрел, окованных железом, и пару кольчужных перчаток с открытыми ладонями и срезанными концами пальцев.
Воспоминания унесли его во времена юности, на поле битвы, вошедшее в легенду как Горе Эстбанора, где разношерстное ополчение Клепта – это было еще до того, как в каждом из городов появился свой собственный король, – отбросило от Кореля наступающее войско. Среди корельских легионов были солдаты, носившие мелл’занское оружие – прекрасной работы, намного превосходящее любое местное. И вот сейчас Риз вновь увидел именно такое оружие, изготовленное искусным кузнецом, полностью сделанное из закаленного железа – может, даже из знаменитой д’аворской стали. Даже приклад был металлическим.
– Худов дух, – прошептал Эмансипор, любовно проводя по арбалету пальцами.
– Осторожнее с остриями, – проворчал Бошелен, подошедший к Эмансипору сзади. – Если поранитесь – умрете.
Слуга поспешно отдернул руку:
– Яд?