– Не время, – бросила на ходу вылетевшая из комнаты как чёрт из табакерки Агата. – Быстро одевайся!
– Что? Куда? – Нежина едва успевала задавать вопросы, как в лицо ей полетела одежда.
– Всё потом, всё потом, – лихорадочно бормотала Агата, поспешно втискиваясь в брюки. – Если бы знала, какой сегодня день! Какой день!
– Какой? – машинально повторила Куммершпик, путаясь в брючине, которую медленно натягивала на полную щиколотку.
– День моего освобождения, – торопливо бросила Неизвестная, – поторапливайся, иначе драгоценное время уйдёт: никто ждать не будет.
Агата так близко наклонилась к подруге, что та чувствовала её свежее и чистое, как морозный воздух, дыхание и видела расширенные в лихорадочном возбуждении зрачки. У Нежины тяжело и громко забилось сердце, щёки вспыхнули жарким огнём, как бывало не раз, когда она сталкивалась с многочисленными потребностями подруги и их многообразными проявлениями.
– Так, – она села на кровать и решительно скрестила руки на груди, – я никуда не пойду, пока ты всё не объяснишь.
– Нет времени, о, как я опаздываю! – Агата в беспорядке металась по комнате, роняя всё, что видит, и тут же затаптывая это. – Помнишь, школьную ярмарку в Старом городе? На которой тебе подставили подножку, так что полгорода видело твои панталоны.
– Да, помню, – коротко ответила Нежина.
– Так вот, – возбуждённо продолжала Агата. – Может, ты обратила внимание на того ловкого парнишку, который сдёрнул их с тебя и сначала пытался использовать как парашют, а потом сказал, что прибережёт их как паруса на свой корабль?
– Да, помню.
– Вот умора, не правда ли? Оказывается, у него и вправду есть корабль. Точнее, – Агата быстро поправилась, перехватив скептический взгляд подруги, – судно ему не принадлежит, но он работает на нём полотёром, и, – Агата сделала торжественную паузу, – именно сегодня они отбывают на Мадагаскар! Понимаешь ты – на Мадагаскар! Да, впрочем, какая, к чёрту, разница, куда, главное – подальше отсюда.
Нежина слушала восторженное лепетание подруги с серьёзным, озадаченным выражением лица, но когда она осмыслила услышанное, её душу затопил мгновенный страх.
– Но, – она осторожно попыталась охладить пыл Неизвестной, – сейчас, насколько мне известно, зима. А зимой корабли не плавают.
– Корабли ходят – это раз, а плавает нечто другое. А во-вторых, это у нас зима, а на Мадагаскаре всегда жаркое лето. И в-третьих, у самых сложных задач, как правило, очень простое решение! И он непременно возьмёт меня с собой! Провезёт в трюме! Конечно, придётся пару-тройку недель покачаться на волнах вместе с крысами, но это точно того стоит.
– То есть он благороден, как рыцарь, и бескорыстен, как монах? – скепсисом в голосе девушки можно было сбить с толку кого угодно, но только не Агату.
– Именно так, именно так, – пробормотала она, утрамбовывая в чемодан вещи, которые никоим образом не хотели лежать там.
– Но ты же понимаешь, что мир полон негодяев, которые хотели бы выглядеть героями, ведь так?
– Клянусь, это другой случай. Всё совершенно не так, как выглядит.
Агата наконец справилась с чемоданом и столкнула его на пол. Чемодан упал с таким стуком, будто был наполнен кирпичами. Нежина предприняла последнюю попытку:
– И чем же ты заплатишь за путешествие с почти незнакомым человеком, якобы имеющим достаточную для полотёра власть, чтобы провезти тебя на мифическом корабле через полный опасностей и трудностей океан?
Говоря о таинственном незнакомце, Агата не испытывала ни малейшей робости или неловкости – чувств, ей совершенно незнакомых, но на этот вопрос неожиданно ответила довольно скомканно:
– Дорога уже оплачена. Закроем тему.
В ответе и в тоне голоса говорившей заключалось нечто, от чего сердце Нежины сжалось до размеров булавочной головки. Также она наконец поняла природу красных пятен на обтянутых смуглой кожей скулах.
– Всё ясно, – протянула она и тут же схватилась за лоб, на котором во вполне обозримом будущем должна была выскочить крупная шишка: Агата запустила в девушку расчёской.
– Тебе ничего не ясно и ты ничего не знаешь! – выкрикнула она. – Что ты можешь знать, если твоя жизнь – бесконечная погоня, в которой ты всего лишь жалкая мышь? Я же не могу жить в неволе! Всё, что бы я ни отдала, всё это малая цена за глоток свободы. Я если бы снова появилась возможность выбора, то я поступила бы точно так же!
– Конечно, конечно, – примирительно забормотала Нежина, торопливо нагнувшись, чтобы поднять и подать гребень прямо в требовательно протянутую руку. – Ты абсолютно права. Но всё-таки есть вероятность, согласись, что это обман, ловушка?
– Дело верное, – отрезала Агата. – Осталось достать ключ – и только меня здесь видели! А ты, конечно, оставайся – лучшего местечка тебе не сыскать.
Нежина улыбнулась вымученной, слабой улыбкой. У неё был несчастный вид. Она понимала, что пустоту, которая образуется после ухода Агаты, не заполнить. Конечно, потом пройдёт время, и в нишу вольётся что-то ещё. Так бывает, когда удаляют орган: тело не может долго терпеть пустоту. Ну а пока она должна была помочь той, кому, кроме Нежины, собственно, и помочь-то было некому. Крадучись, девочки отправились к сторожу и ключнику.
Обычно Феррул Пунт проводил время в сторожке – маленьком дощатом сарайчике, стоявшем на отшибе, подальше от интерната и от чужих глаз. Сторожка несколько раз выгорала дотла: Пунт не отличался осторожностью в обращении с огнём. Но в этот раз из-за нежданно разыгравшегося бурана, словно сетью опутавшего весь белый свет, Феррул, закутавшийся в грязное одеяло, из которого торчала только его пегая бородёнка, спал в каморке, где хранились швабры и старые унитазы. Девочки знали, что связка ключей ото всех дверей интерната хранилась в его сапогах. Беда была в том, что Пунт сапоги никогда не снимал и страшно даже представить, какие чудовища теперь охраняли ключи.
– Осторожней, только осторожней, – взволнованно шептала Агата, не сводя горящих глаз с Нежины, которая почти подобралась к сапогам, ограждённым целым забором бутылок из зелёного и коричневого стекла, и запустила руку в правый. Ключа там не оказалось, но Нежина наткнулась на нечто маленькое и тёплое и по нелепой случайности вытащила это наружу. На ладони девушки, выпучив глаза, сидела крупная мышь.
– Чудовище! – тихонько взвизгнула Нежина, но тотчас замолчала, сама себе зажав рот.
– Хто здеся? Всех порешу! – рыкнул Пунт, не открывая глаз, и тотчас захрапел.
Целая армия бутылок у его кровати тоненько звякнула, подтверждая суровые слова давнего преданного поклонника и приятеля. И Феррул громким храпом ясно дал понять, что не намерен в ближайшее время покидать их тёплую компанию.
В молодости Пунт был лёгок на подъём, теперь же его быстрота приняла иной характер. «Спешка нужна только при ловле блох», – любил приговаривать он, выполняя любую работу, однако если этот принцип не действовал, если речь шла о наполнении желудка едой или вином. Теперь же, когда многочисленные пережитые им зимы окончательно убелили пегую шерсть на его голове и выморозили глаза до бледно-голубого цвета, никакая сила не могла оторвать его голову от подушки.
Нежина медленно запустила руку в левый сапог и через мгновение вытащила крепко зажатую в кулаке связку ключей. Девушка ощущала, как внешне никак не проявлявшееся нервное напряжение растекается по всему телу, колет иголками ступни и пальцы. Лёгкий полузадушенный вздох, долетевший с противоположной стороны, свидетельствовал о чуть было не сорвавшемся с губ Агаты вопле радости. Не разворачиваясь, Нежина медленно поползла к выходу, пока не впечаталась в узкий дверной проём.
– Давай быстрее! – Агате не терпелось убраться прочь, поэтому она подпрыгивала от нетерпения, словно заводная игрушка. Нежина молча бросила ей ключи.
– Всё, теперь на выход! – тщательно пережёвывая слова, бросила Агата и направилась к двери. Уже возле самого выхода беглянка оглянулась, чтобы снисходительно бросить через плечо.
– Ты со мной или нет?
Опустившая руки, словно в них не было костей, Нежина посмотрела в окно, занесённое доверху снегом. Ветер, взревев, так стукнул ставнями, что в коридоре залаял пес сторожа. Спросонок он не разобрал, что случилось, но привычка на всякий случай реагировать лаем на непонятные звуки, доставшаяся от хозяина, даже во сне не давала собаке покоя.
– Конечно, – решительно ответила она.
– Тогда нам нужно приодеться.
Агата гордо стукнула себя в тощую грудь и украдкой кивнула на тулупы и валенки, в которых дежурные рубили дрова. Сваленные кучей возле жарко натопленной печи, они издавали неприятный запах сырой овечьей шкуры и дёгтя. Нежина последний раз попыталась воззвать к голосу разума.
– Как по-твоему, что будет, если Лидия об этом пронюхает?
– Мне задаст трёпку, а тебя запрёт в твоей комнате, – ответила Агата с уверенностью. – Не больше, не меньше. Слишком малая цена за возможность наконец выпорхнуть из клетки.
– Некоторые птицы зимой предпочитают сидеть на жёрдочке, – уныло пробормотала Нежина, поплотнее укутываясь в тулуп.
Да, иногда друзья значительно опаснее, чем враги. Но разве Нежина могла в чём-нибудь отказать единственной подруге? Черноволосой красавице и так слишком во многом было отказано. Если Нежина попала в интернат относительно сытой и одетой, хотя бы немного узнавшей, что такое материнская любовь, то Агату нашли в мусорном бачке. Крохотный окровавленный младенец лежал на куче картофельной кожуры и уже даже не пищал, когда на девочку наткнулся Пунт, проверявший бачок на предмет наличия в нём пустых бутылок.
Тем более, что Нежина не верила в дурные предчувствия. Иначе вообще не вставала бы с постели. Она любила Агату до умопомрачения и потому не могла даже помыслить о том, чтобы не поддержать подругу в её затее, хотя голову девочки и сжимало тисками, а сердце томило необъяснимое предчувствие близкой беды.
Уже через пять минут Нежина окончательно убедилась в необыкновенной чуткости своего сердца. Едва они вышли за порог, как метель завертелась вокруг в диком, неистовом танце. Буран, разбушевавшийся не на шутку, забрасывал за шиворот и в карманы целые сугробы. Пронизывающий, давящий в лицо ветер то и дело менял направление. Теперь порывы продували насквозь, дёргали за одежду и бросали волосы на глаза, схватывали удушьем горло. Колючие снежинки рождались где-то высоко вверху и умирали в полёте, успевая в конце своего недолгого пути впиться в нежную кожу девичьих лиц, а потом их хрупкие скелеты бодро хрустели под быстрыми подпрыгивающими шагами Агаты и медленной переваливающейся поступью Нежины. Вьюга сделалась живым существом. Он то выла рядом, как стая волков, то срывалась неизвестно куда, словно пытаясь обмануть тишиной.
«Может, это и правда волки»