– Две тысячи таллеров, – отчеканила тетушка ровным голосом, будто говорила о какой-то незначительной сумме. Женщина хлопнула глазами, продолжая смотреть на меня.
Я же, просто прилипла к полу. Эти деньги, были огромны для меня.
Да, я владела некой суммой сбережений, откладывая по возможности, каждый таллер. Я как нормальный человек мечтала о лучшем будущем, о своем жилье в красивом квартале с живописными видами и террасой.
Отдать эти две тысячи, означало для меня, откатиться на двадцать шагов назад.
– Мы должны ее вытащить оттуда, – продолжила давить тетушка, пожевав губу. – Не стоит терять время.
Я прищурилась, готовая только одним взглядом приструнить женщину.
– Ты уверена, что у меня есть такая сумма?
Констанция откашлялась, стараясь показывать мне свое полное спокойствие.
– Ты говорила, что есть некая сумма сбережений.
Не став больше слушать, я влетела в свою комнату, чуть не сбив Люси на пути. Андроид закряхтел, удерживаясь на боку.
– Я поеду с тобой, – произнесла Люси. – Я умею вести беседы с правозащитниками.
На реплику я не ответила. Подумала, что если буду продолжать участвовать в этом бесполезном разговоре, меня разорвет.
– Останься с Кони и оплатите лучше жилье, пока нас не выставили на улицу, со всем этим складом ниток и вязаных вещей.
– Ты злишься, – подытожил андроид. Люси своими электронными мозгами, не понимала, что иногда лучше молчать.
Я вытащила из укромного места шкатулку, которую прятала от матери, в небольшой нише в полу и отсчитала положенную сумму денег. Осталось чуть меньше половины.
Громко хлопнув крышку шкатулки, я вышла из дома, больше не сказав ни слова.
Ехала молча, кипя от гнева и кусала губы, пока не доехала до отделения правопорядка столицы.
Он представлял собой здание из стекла, бетона и зеркал, подсвеченное малиново-голубым освещением. Это освещение, явно было чародейской защитой, на случай нападения или желания кого-нибудь сбежать.
Зайдя внутрь, я приложила наручный идентификатор к дисплею, который сразу же отобразил мои личные данные.
Андроид проводил меня в сторону кабинок с оплатами, после того как я сообщила, что пришла за Изабеллой Тревиль.
Информация о ней была сразу же проверена и передана в нужный отдел, где трудились такие же андроиды.
Отдав деньги, мне вручили талон.
На самом деле, я надеялась, что смогу поговорить с ведущим дело комиссаром, но отделы мелких преступлений автоматизировали так, что разговаривать я могла только с машинами, запрограммированными на определенные действия и ответы.
Подойдя к другому андроиду и отдав талон, я стала ожидать мать в специально-отведенном закутке.
Осев на неудобном металлическом стуле, я вдруг осознала, что жутко устала, не только физически, но и морально.
Пока сновали андроиды из стороны в сторону, выполняя отработанную до мелочей работу, я теребила ремешок идентификатора, вымученно подсчитывая оставшиеся суммы на электронном счету.
Наконец, моя драгоценная мать появилась в поле моего зрения. Женщина, покачиваясь тащила за собой тяжелый протез, оглядываясь по сторонам, пока не увидела меня.
Ее взгляд выдал в ней, не только раздражение с испугом, но еще и сожаление. На последнее, я не собиралась обращать внимание, так как страшно злилась. При этом, внешний вид женщины, заставил мое сердце сжаться от массы сожалений. Мне было больно наблюдать, как мой самый близкий человек медленно катиться в пропасть.
Мы вышли молча. Я помогла ей, придерживая за локоть дотащиться до летокара.
Летающий агрегат быстро завелся, и я медленно покатила по улице, за несколькими другими летокарами.
Изабелла была трезва. Видно, успела отойти от разгульного поведения, случившегося накануне. Ее длинные пальцы слегка подрагивали, и я вдруг подумала, что когда-то они были утонченно-красивы, без вен и пигментных пятен.
– Знаю, что ты думаешь, – начала бессмысленный разговор мать. От нее пахло вайни и грязной одеждой, пропитавшейся потом не только ее, но и тех, кто сидел с ней в камере. Я приоткрыла окно летокара, впуская внутрь воздух магистралей.
– Не знаешь, – мой сухой ответ, был лаконичен и прост и только бы идиот не понял, что в нем грохочут октавы убийственного сарказма.
– Я подвела, дочка. Что мне сделать, чтобы ты меня простила?
Голос матери слегка подрагивал. Она покосилась на мой ледяной профиль, слегка поморщившись.
– Не уверена, что ты сможешь выполнить то, что я бы хотела. Поэтому, не будем.
Изабелла вздохнула, похлопав себя по карманам вязаной зеленой кофты. Искала сигареты, которые она иногда позволяла себе выкурить, но ничего не нашла и оставила это дело.
– С порошками тогда, я чувствовала себя хорошо, Роза. Если бы не нога, могла бы работать. Где-нибудь.
Не сдержавшись, я фыркнула.
– Мы как раз обговаривали с Кони вопрос порошка, – медленно и с сочащейся из меня холодностью, произнесла я, – но теперь, об этом можно забыть.
– Я не хотела подвести, просто…, – моргнула женщина.
– Просто что, мама? – злостно рассмеялась я, вцепившись в руль с такой силой, что побелели костяшки пальцев, – ты не подумала о том, как я добываю эти деньги, как не сплю ночами и пытаюсь сделать так, чтобы мы не нуждались ни в жилье, ни в еде, не в необходимом? Вы сидите на моей шее, прекрасно себя ощущая. Тетушка вяжет и читает интеллектуальную литературу, а ты расслабляешься. Вам все равно на меня, разве не так?
Мать сглотнула.
– Это не так, дорогая. Мы благодарны тебе и переживаем.
– Переживаете за что? За то что я могу свалиться от бессилия и у вас не будет вашего дойного вака (коровы), который все приносит вам. Для тебя было так легко просто взять деньги с тумбочки и потравить их на себя. Ты не думала о последствиях, о том, что это могло закончиться не этим чертовым штрафом, а исправительным домом, из которого обычно не выходят живыми? Тебе было все равно на меня и свою сестру!
– Я понимаю твою злость, – монотонно произнесла мать, – я подвела тебя, но я больна. Ты не представляешь как мне сложно бороться с зависимостью.
Женщина тяжело сглотнула.
– Если бы только эта жизнь пошла другой дорогой, но я не справилась, дорогая. Я оказалась слабой, не такой как твой отец.
Я замерла, продолжая одержимо смотреть на дорогу, чтобы не слететь с магистрали и не врезаться в кого-нибудь на полном ходу.
– Я хочу все исправить, – Изабелла смотрела на меня, пока я ехала, – но, не знаю, как и постараюсь из-за всех сил, не подводить тебя больше.