Оружие древних. Книга первая: Ричкон

–Что?

–Пошли…

–Я поняла! Я в смысле – не прилично! – так же кричала Ларси в ответ.

–Иди дочка. – сказала севшая недавно рядом мать. – Все знают, что он твой будущий муж. Никто не осудит. Тем более жить под одной крышей будете. Иди.

–Но я не умею. У нас никто не танцует! – растерялась девушка.

–Муна тоже не умела, а смотри, как славно пляшет! Удивительно!

Ларси посмотрела на сестру и испытала то ли зависть, то ли стеснение, а еще подавила смешок, но решилась. Если уж такая как Муна смогла, то и она точно сможет.

Люди весело болтавшие небольшими компаниями, стали вытягивать шеи, посматривая на танцующих. Несколько, особенно развеселившихся мужей, потянули своих жен. Те сопротивлялись, но не долго. Через некоторое время пол деревни энергично отплясывало небывалые танцы, не хватало лишь бубна и костра. Но людям было все равно. Было весело, легко, проблемы на время заглушили вино и музыка, отчего не расслабиться и не дать телу подвигаться в ритме ночи.

Фелиция довольно смотрела на сыновей. А что ей, собственно еще и надо! Вон как скачут! Молодые, счастливые. Может, ну ее, эту борьбу. Ведь можно просто жить тут, слиться с деревенской жизнью. Волшебница сразу отогнала от себя эти утопичные мысли. Они никогда не смогут слиться с этой жизнью. Как? Они сделаны из другого теста, они не умрут, когда придут сроки, хотя слова Эга о том, что ей еще придется… Ну, ладно. Это еще так, неизвестно. Они не смогут оставить деревню на растерзание Зверя. Они найдут способ вернуть жизнь в лес, воду в реку. Она пока не знает как, но это удастся. А потом однозначно придется ждать гостей из столицы. И это будет страшно, Эг прав. И народ должен быть подготовлен. Их задача не просто заставить поверить людей в правду, и научить их делать эту правду, раскрыть их потенциал. Вырастить новых, молодых волшебников. Их задача – сохранить эти чудесные места с его прекрасными жителями, ибо те, в конечном счете, всего лишь орудие для достижения странной цели, придуманной тремя уставшими от скитания волшебниками.

Раздумывая о будущем, Фелиция постепенно отпустила взглядом детей и уставилась в неопределенную точку. Она сидела некоторое время с расфокусированным вниманием, а потом неожиданным образом заметила сову. Птица восседала на ветке дерева на соседнем участке, чуть поодаль от праздника и с интересом рассматривала происходящее и Фелицию. Женщина и птица встретились взглядами. Конечно, совы от многих других представителей животного мира могут смотреть людям в глаза, но не так, как эта. У этой совы глаза были обычные, а вот взгляд. И Фелиция четко отследила момент, когда птица всполошилась, что слишком долго и откровенно смотрит в глаза женщины, неумело отвела глаза, потом только повернула голову, ну, небывалое дело для совы! Заерзала, снялась с ветки и улетела прочь. Птица, несмотря на ее странное поведение, не насторожила волшебницу, не было в ней ничего злого. Скорее, она заставила ее улыбнуться. Ее больше интересовала Ларси и бисер. В такой глуши, такая роскошь! И это было необычное стекло, а очень качественное. В том, что бисер передавался по наследству – женщина не сомневалась, но вряд ли обычный бисер. Простой бисер продают на прилавках в городах, и он не способен сохраниться так хорошо. Как правило, там половина бракованного изначально, а остальной крошится со временем. Людей особо не балуют радующими глаз ремеслами. Все по необходимости. А блеск и роскошь – только дворцовые. Народ должен быть скромен. Возможно, бисер продал какой-нибудь… человек, оказавшийся тут в незапамятные времена. Или купил на него место в деревне… И тут Фелицию осенило.

–Ялли! А когда основали Ричкон? – не мешкая, обратилась она к старосте.

–Эм, – староста растерялся от неожиданности, – Так я точно не скажу. А тебе чего такие вопросы лезут в такую чудную ночь, – удивился мужчина.

–Не знаю. Сидела, смотрела на молодых, на людей. Хорошо так, ну и как-то пришел вопрос… – почти честно ответила Фелиция.

–Ну, если будет интересно, можно архив глянуть. В школе хранится. Там учителя ведут записи основных событий в деревне. Сходи завтра. Моран тебе покажет. А, может, она и сама знает.

–Спасибо, Ялли! – просеяла волшебница.

Староста пожал плечами, что, мол, тут такого.

Тем временем приближалась полночь. Тонкий месяц слабо светил на чистом небе. Молодые давно наплясались и запыхавшиеся сели продолжить трапезу. Ларси как-то ожила после танцев, оттаяла к Фенлюнсу. Многие, особенно с малышней, уже разошлись. Другие только собирались, а третьи даже не думали прекращать веселья. У кого-то лилась красивая кантилена, несколько сильных хорошо поставленных голосов подхватили мотив. Но далеко за полночь песни становились все протяжнее и печальные. Вскоре несколько деревенских псов подхватили за унылое пение на свой собачий лад. Стало не по себе. Фелиция пыталась поговорить с Сулой, она понимала, что творится у той на душе. Но было шумно, и разговор не задался. Волшебница позвала ту к себе на чай в свободную минутку. Сула обещалась прийти. Тем более у них было неотложное дело: приближались роды Лукреции. Фелиция хоть и снабдила девушку всякими чаями, чуть поколдовала, но ситуация, действительно, была тяжелая. Каким-то образом девушка напилась настою с Чумачкой Черной, и волшебница переживала лишь за ребенка, зная, что девушка постепенно угаснет сама, и ничем ей не поможешь. А попал ли яд к младенцу, пока оставалось неизвестным. Еще тогда, обнаружив у Сулы сушеную траву, женщина сразу от нее избавилась, чтобы Сула не видела. Но хозяйка даже не кинулась ее искать. Фелиция подозревала, что все не так случайно и просто. Но времени, заняться этим, попросту не было.

Ближе к утру все уже валились с ног. Детей постарше давно отвели по домам, а теперь и взрослые начали разбредаться. Убирать решили с утра, поручив старшей детворе под присмотром мужчин, пока те столы будут разбирать.

Староста с семьей откланялись и ушли. Семья Рана поднялась вслед за старостой. Фелиция с сыновьями и невестками переглянулись и тоже отправились домой.

Фелиция лично готовила комнату Ларси. Она испытывала к девушке особую теплоту, как к будущей жене сына. Как к своей приемной дочери, но больше ее волновала ее волшебная начинка, которая должна была раскрыться в их семье прекрасным свежим цветком. Она заговорила некоторые предметы в комнате девушки: гребень – на жажду знаний, зеркало – на видение будущего, кровать – на принятие дара. Все для того, чтобы Ларси, поняв, что с ней что-то происходит, не пугалась, не думала, что с ней что-то не так. То же проделали с предметами для Муны. По словам Эга, он не чувствовал в ней некого волшебного зерна, но в ней был огонь, присущий сильным волшебникам. И это было интересно. Огонь в сердце есть, а волшебства – нет.

–Так вот почему выбор пал на Муну, – сказала тогда раздосадованная мать, – простое любопытство. А я-то думала! Страсть! Любовь с первого взгляда! – улыбаясь, но с укором проговорила женщина.

–Страсть, мама, страсть! Страсть, какие булки! ммм…

–Фу, Эг, ну как так можно! – замахнулась Фелиция полотенцем на своего здорового детину.

–Мож, он другие булки имеет в виду, – развеселился Фенлюс.

–Какой кошмар! – волшебница всплеснула руками. – Кого я воспитала!

–Не хочу тебя расстраивать, но ты нас не воспитывала. Выросли как сорняки, в пути, в дороге, – трагично произнес Эг. Все засмеялись.

Увеличившаяся семья Фелиции вошла в дом. Ларси хоть и держалась, но было понятно, что стоит ей только положить голову на подушку, как девушка заснет. Фелиция проводила Ларси в комнату. Той комната однозначно понравилась, но сил, что-либо сказать, уже не было. Она села на край кровати, и обмякла. Фелиция аккуратно уложила невестку на подушку, подняла ноги, сняла башмаки, развязала и вытащила пояс. Укрыла простыней и некоторое время разглядывала лицо ничего не подозревающей красавицы, а потом и пояс.

Муна, оказавшись в их с Эгом комнате, сильно занервничала. Она была без сил, но тревожность, как ледяная вода зимнего водопада, открыла в ней второе дыхание. Эг прекрасно понимал состояние молодой жены, и не хотел травмировать еще больше, с ее и без того печальным семейным опытом. Он проводил ее в душ на улице, а потом, вернувшись в спальню, ушел сам купаться. Сказал, чтоб не ждала, может, он еще с матерью и братом поговорит о делах.

–Веселый, но трудный день, отдыхай, – сказал Эг, покидая спальню.

–Хорошо, – промямли Муна. Конечно, она очень устала, переживала, как пройдет эта ночь. Да, она была в браке, но от этого было еще страшней: а каким будет Эг, а что должна делать она, чтобы ему понравиться, а как загладить свою вину, что она уже не девственница. Разумеется, он в курсе, но… Муна терзала себя ненужными, навязчивыми вопросами, которые отнимали много сил. Но ничего поделать не могла. Она хорошо помнила первую ночь с Бодом. Тогда она еще была наивной и ждала чего-то особенного, хотя слышала от других, что ничего там такого нет. Но ей, как и всем девушкам в нежном возрасте хотелось любви и тепла. Ни того ни другого с ней так и не произошло. Бод будучи более ли менее учтивым до свадьбы, напился так, что еле на ногах стоял. Ни о каком душе и речи не шло, он еле зашел домой, таща за руку свою суженную, завалил на кровать и, не обращая внимания на состояние перепуганной жены, отбил у той охоту раз и навсегда спать с ним в одной кровати. Однако, выбора у жены не было, и год, проведенный в браке, превратился для Муны в настоящую пытку. Сейчас все было иначе. И это тоже пугало женщину. Почему так. Почему он ушел, разве мужчинам нужно не бегом скорей залезть под юбку. Бод ей всегда так и говорил, чтобы была счастлива, что в женах оказалась, а то, если б в девках сидела, вся деревня б к ней бегала, и никто б не спрашивал: хочет или нет. Мужику надо – будь добра – прогнись! И Муна, почти верила. Ведь она знала, что Бод часто ходит в сарай к Лямке, Саце, девушкам, оставшимся без мужчин. Девушками – это подобие женщин, громко называть, но винить их нельзя. Они остались не пристроенными. Лямка, например, была по молодости вообще красавицей. Парни на нее так и заглядывались. Говорят, что была у нее любовь с кем-то, и они даже бежать хотели. Но родители парня крепко его скрутили, и он женился на положенной ему невесте. А та ухитрилась удержать мужа возле себя. Заботой, лаской, чистотой взяла, детей нарожала. И все. А Лямка с разбитым сердцем осталась дома. Потом к ней повадился какой-то женатик. Их тогда отец Лямки и застукал. Ну и отдал дочь как служанку в ту семью, откуда мужик был. Тот еще какое-то время погулял с Лямкой, да заболел и перестал ходить к любовнице. А там и жене донесли про бывшую связь мужа, и устроила та, бедной женщине, веселую жизнь. В общем, стала Лямка по возможности к спиртному прикладываться, по ночам сбегать из своего сарая к своим любовничкам. Красота быстро сошла с ее лица, хозяева особо за ней не присматривали, пороли иногда, если дела свои не выполняла.

Хотя, конечно, Муна знала скромных не замужних барышень. Она даже попыталась как-то возразить своему мужу, но потом очень пожалела об этом. С тех пор Бод стал регулярно распускать руки.

И вот сейчас, лежа в своей новой кровати, такая уставшая, она не может уснуть от роя мыслей жужжащих в ее голове. И как ни странно, самая назойливая была невероятной: «он женился на мне из жалости, в память о своей погибшей жене». И Муна залилась слезами. Она не знала, что за дверью стоит Эг и все видит, и слышит, что происходит в ее голове. Эг провел рукой, словно погладил девушку, если бы сидел с ней рядом, и она незаметно для себя заснула. Он вошел в комнату, присел с ней, долго смотрел в заплаканное и очень красивое лицо, вздохнул и еще несколько раз погладил ее по шелковым черным волосам. Тяжелые видения, в которые начала погружаться Муна, сменились легкими и светлыми картинками из ее возможного будущего. Там была ее деревня, такая, какую Муна помнила в детстве. Она кружилась босая на зеленой траве в цветном сарафане с большим беременным животом, по траве, смешно шагая, бродили их дети, Эг, полусидя, лежал в траве, с венков из синих цветов на голове и с нежностью смотрел на свою жену.

Эг, сидевший в реальности рядом, улыбнулся такому замечательно получившемуся сну и поставил блок на мысли жены, чтобы даже соблазна не было копаться в ее голове. Будем разбираться с тем, что имеем. Он и без того слишком много знал о ней.

Он вернулся на кухню к матери и Фенлюсу.

–Спит? – поинтересовалась Фелиция.

–Усыпил, – признался Эг. – У нее там столько всего было, одни ужасы и глупости.

–Ну, правильно, – одобрила женщина.

–Какие будут соображения, – поинтересовался Фенлюнс.

–Что за человек такой! – притворно вспыхнул Эг, – Свадьба не успела закончиться, а он уже о делах! А событие обсудить. Например, почему никто ничего не подарил молодоженам!

–А тут не дарят, – ровно произнесла Фелиция.

–В смысле не дарят? – уже озадачился Фенлюнс.

–А не принято у них, считается, что молодым на первое время достаточно приданого, а остальное придет – место благодатное, все будет.

–Не, ну это, конечно, правильно. Но блин, прокорми такую толпу!

–Так не мы все готовили, да и продукты не наши были. Мы еще ничем тут не разжились, – напомнил брат.

–Домом, – подсказала мать.

–А ну да, и ремонтом, – опомнился Эг.

–И двумя хозяйками, – строго добавила Фелиция.

–И Зверем, – подхватил Фенлюнс.

–Что с тобой такое?! – всплеснула руками мать.

–А что? – смешно отвесил нижнюю губу сын, пытаясь снова всех развеселить.