Ска3очки

Но маленькая кикимора не сдавалась: у неё была мечта – стать человеком. Может быть, когда-нибудь она узнает великую тайну или способ или зелье особое вызнает, которое позволит ей превратиться в дитя человеческое. Вот такое упованье у ней было. Ни одной взрослой шишиморе, да и вообще, никакому злому духу она об этом не говорила: мало того на смех поднимут, а может, ещё и кару какую учинят – с этим у нечистой силы строго! Но запретить мечтать ей никто не мог – в чужую голову ведь не залезешь? Вот кикимора и мечтала.

Однажды стояла она задумчиво у крыжовенного куста, ягодки спелые обдирала да о судьбе своей грезила. Любила кикиморка крыжовник, поэтому одну ягоду в корзинку складывала, вторую в рот отправляла – так слаще мечталось, как вдруг услышала:

– Ты зачем наш крыжовник ешь? Ты кто такая вообще? Или такой?

Это сказало существо, мало чем от кикиморы отличавшееся: голова кудлатая, в пшеничных волосах солома торчит, лицо в рыжих солнечных отметинах, рубашонка порванная, босые ноги грязные. Голубые глаза так и шныряют – чего бы нашкодить, руки готовы сцапать, что плохо лежит, или что-то интересное заграбастать. Пока существо спрятало руки за спину: непонятно ведь, кто тут у крыжовника стоит, вдруг укусит или ударит, но глаз с кикиморы не спускало.

– Ты кто?! – повторило. – Отвечай!

«Я-то вот прекрасно знаю, кто ты, – подумала кикимора. – Младшая дочь в семье, Дарина, подаренная то есть».

Хотя правильней было назвать её Неждана – родилась, когда мать уже сменила гордую рогатую кику на безрогую и семья никаких новых детей не ждала. А вот поди ж ты! – родилась девчонка, маленькая, шкодливая, мать с отцом за ней угнаться не могли: они ей скорей в бабку и дедку годились, а не в родителей. Старшие дети были совсем взрослые, со своими семьями, с обзаводом, им и вовсе некогда было за поскрёбышем следить, так что росла Даринка, как трава, на свободе и просторе. Родителям помогала, конечно, без этого никак, но много бегала по полям да лугам, за растениями да живностью всякой любила наблюдать. Никого не боялась, ничего не страшилась. Вот такая бедовая девчонка требовательно смотрела на кикимору.

«Что тебе сказать? – думала кикимора. – Правду? Или ложь?»

Пока размышляла да прикидывала: так или этак, Даринка протянула руку и ткнула её пальцем в бок.

– Ай! – вскрикнула кикиморка.

Девчонка засмеялась:

– Щекотки боишься? Ты на человека не похожа, а щекотки трусишь!– глаза Даринки расширились. – А кто же ты? Разговариваешь, крыжовник ешь… Ты нечисть огородная?

– Я человек! – внезапно заявила кикиморка и сама ужаснулась своей смелости, но подбоченилась и голову повыше подняла.

– Человееек! – с недоверием протянула девочка. – Что-то ты не больно на человека похожа! Голова косматая, нечёсаная…

– У тебя самой в волосьях солома торчит! – быстренько парировала кикимора.

– Это я курей гоняла в сарае! – отмахнулась Даринка. – Тоща ты, как кощей бессмертный!

– Мама с тятей худые были! – возразила хитрая нечисть.

– Носище длиннющий какой! – продолжала атаковать девочка.

– Сую его во всё подряд, вот и вырос!

– А ноги у тебя почему как курьи лапы?? – не сдавалась Дарина.

– Потому что… потому что… – ничего кикимора не смогла придумать и замолчала.

– Потому что тятя твой – петух? – хихикнула вредная девчонка.

Видя, что отвертеться не удаётся, кикимора вздохнула и сказала правду:

– Кикимора я.

– Ух ты! – воскликнула Даринка. – Настоящая?

– Самая, что ни на есть.

– А что ты у нас делаешь?

– Всякое… Помаленьку шумлю, гремлю там… мешаю иногда носки вязать…

– Так это ты луковицами из подполья кидалась?

– Ну… я, – вздохнула кикимора.

– А перья у курей тоже ты выдёргивала?

– Тоже я. А чего они кудахчут всё время, спать не дают?! – возмутилась нечисть. – Бестолковые какие-то!

– А это ты у папани волосья выдрала, и он лысый стал?! – с угрозой спросила Дарина.

– Вот это не я, это мне совершенно ни к чему! – отступила от неё кикиморка.

– А кто?? – продолжала допрос девчонка.

– Откуда мне знать? Может, подполяники, на них похоже.

– А звать-то тебя как? – уже мирно спросила Дарина. – Я Дарина, а ты?

– Никто… – грустно ответила нечисть домовая. – Нет у меня имени…

– Как это? Зовут же тебя как-то, к примеру, снедать? Или спать? – не поняла девчонка. – У всех имя есть, у меня даже два! – похвалилась. – Второе при крещении дали! Марьюшка! Ой! – спохватилась и зажала рот руками.

– Не бойся, я тебе ничего не сделаю, – махнула тощей лапкой кикимора. – Никто меня ни есть, ни спать не зовёт… А вот колдуны да лешие кликали… кукимора, шишимора, кривая смерть, убоище, шишига, обменыш… эх! – загрустила она.

– Колдуны?? – вытаращила глаза Дарина-Марьюшка. – Всамделишные?? Они взаправду есть?

– Как не быть, они нас вредительству научают, а потом в дома подселяют, чтобы мы мелкие пакости творили да покойников предвещали.

– Ух ты! – девчонка призадумалась. – А кто такие обменыши?

– Это некрещёный младенец, которого нечистая сила крадёт у нерадивых матерей и оставляет вместо него своего ребенка – обжорливого, глупого, грязного и уродливого.

– А зачем они это делают? – удивилась Дарина.

– Чтобы ихнее дитя росло в сытости и довольстве, а из украденных детей делают кикимор или другую злую нечисть.

– Неужели отец и мать не догадаются, что это не ихний малыш??

– Так нечистая сила чары насылает! – воскликнула кикимора. – Иначе-то любой родитель сразу бы смекнул, что к чему. А колдовство-то им глаза застит, и они не разумеют ничего! Обменыш-то не растет, ходить не учится, все время сидит в люльке и просит есть, ровно кукушонок! А иногда леший или черт вообще могут подкинуть в колыбель березовое полено либо старый веник, а родителям всё одно будет казаться, что это ихний ребенок.

– А несчастные украденные детки мучаются, да? – в голосе прозвенела слеза.

– Их жизнь – это вечные муки, – подтвердила кикимора. – Дитя уже не может само вернуться домой, но оно же и не умерло? Поэтому оно живёт на границе живых и мёртвых. Ежели бедненький ребёнок скитается где-то совсем рядом со своим родным домом, он все равно не может к нему подойти… И родителей не может кликнуть… Ничего не может! Так и мучается…