Глава одиннадцатая. Санта-Круз
Мы прибыли в Санта-Круз довольно рано – сразу после полудня. Капризная калифорнийская погода нас просто баловала своим попутным ветром в десять узлов, ярким солнцем и потрясающими видами на побережье. Разглядев в трубу множество катеров и ныряльщиков рядом с отвесными гротами, пропиленными водой и ветром в крутых песчаных обрывах, я поняла, что мы оказались совсем рядом с заливом, на котором располагается этот небольшой курортный городок. Сюда приезжают понырять, покататься на сёрфборде, послушать выступления известных рок-групп и, конечно, развлечься на аттракционах. Аквапарк и аттракционы занимают всю набережную Санта-Круза, расположенную прямо над широким песчаным пляжем. Знаменитые своей кухней рестораны находятся на общественном пирсе, около которого «Путеводитель яхтсмена по калифорнийскому побережью» рекомендовал бросить якорь. Дно обещало быть хорошим: спрессованный песок. Громадный пирс на сваях защищал якорную стоянку от норд-веста[7 - Северо-западный ветер].
Мы вошли в залив. Город-курорт встретил нас обилием солнца, почти полным отсутствием ветра и громкой какофонией звуков. Люди на аттракционах дружно вопили и смеялись, со всех сторон играла музыка . Громко лаяли морские львы. В подзорную трубу я рассмотрела копошащуюся массу их блестящих громадных тел, лежащих под пирсом, на настилах между его сваями. От воды к настилам поднимался вертикальный трап; можно было различить надпись: «Для пассажиров частного и муниципального водного транспорта». Ура! Значит, я и могу подойти туда на своём частном транспорте – надувной байдарке. Вопрос о том, как мне добраться до берега и остаться при этом в сухом виде больше не стоял. Я очень надеялась на то, что верхняя площадка трапа была огорожена от деревянных настилов, на которых возлежали морские львы, – уж очень агрессивно они друг на друга лаяли…
В заливе мы были не одни. На рейде у пирса стояли три стилизованных под пиратский корабль двухмачтовых кеча, – наверное, они участвовали в каком-то местном параде. Несмотря на их излишний вес и медлительность, мне очень нравятся эти красивые яхты, – особенно с гафельным вооружением. Они более всего напоминают мне старинные шхуны и бригантины позапрошлого века. У одного из кечей была плавно нависающая над водой корма, заканчивающаяся узким изящным транцем. Его элегантные обводы намекали на классические формы яхт начала двадцатого века. На темно-зеленом транце из бронзы были выполнены фальшивые рамки корабельных окон. Вязью было выведено название яхты: «Дульсинея», и порт прописки: Морро Бэй. Полистав путеводитель, я обнаружила, что этот курортный городок располагается милях в ста пятидесяти от Санта-Круз. Про Морро Бэй тогда я знала совсем немного: во-первых, там часто висели туманы, во-вторых, в его марине располагался весьма дружелюбный яхт-клуб, регулярно устраивавший гонки до соседнего порта в Авиле. Вполне вероятно, что на своем последнем переходе из Сан-Симеона в Авилу «Флибустьер» мог невольно стал участником этих гонок.
Полюбовавшись кечем, я встала на якорь намного ближе к пирсу, радуясь сравнительно небольшой осадке «Флибустьера». Мишка уже точно знал, что вся эта моя шумная возня с якорем и гремящей цепью заканчивается долгожданной прогулкой по берегу. Он сидел у рюкзака с байдаркой и нетерпеливо поскуливал, перебирая широкими лапами. Я почти сказала ему: «Чего сидишь, как пассажир в такси? Бери насос, качай лодку!», но вовремя сдержалась: после постановки таких нереальных задач у Мишки запросто мог сформироваться комплекс неполноценностей.
Тридцать минут спустя я поднималась по вертикальному трапу, одной рукой крепко прижимая к себе Мишку, другой перебирая по горизонтальным прутьям-ступеням. Я веревкой вытянула байдарку наверх на пирс. Оставлять надувнушку на воде, привязанной к трапу, я не решилась: из воды то и дело высовывались любопытные мордочки морских львов, сопровождая нас от якорной стоянки до «места высадки пассажиров». Они бы точно запрыгнули на мою бесхозную байдарку, утопив её навсегда! Отделенные от нас железными прутьями, огромные морские львы на настилах ревели, лаяли, чихали и дрались. Мишка очень нервничал и крутил головой, словно пытаясь посчитать, в окружении какого количества неприятеля он находится. Широко расставив задние лапы, он молча смотрел на них, изучая их повадки, пока я втаскивала байдарку на площадку. Наконец я взяла его на поводок, и мы направились вдоль причала.
Санта-Круз, безусловно, не самое теплое место на земле. Несмотря на яркое августовское солнце, океанский бриз сильно охлаждал набережную. Закутанные в ветровки и курточки туристы стояли в очереди, чтобы взять напрокат двухместные байдарки и гребные лодки. Их, как магнитом, привлекали морские львы и котики, которые запрыгивали на ничем не огороженные настилы по другую сторону пирса. Некоторые львы высоко, как в цирке, выпрыгивали из воды вертикально вверх, выпрашивая рыбку у стоящих на пирсе с удочками пацанов. Место такого бесплатного шоу сразу определялось по количеству желтых арендованных байдарок, сконцентрированных на одном месте.
Из ресторанов на пирсе до нас долетали умопомрачительные запахи. Я твердо решила побаловать себя темным густым пивом и местной жареной рыбой с картошечкой – «фиш-н-чипс» – на обратном пути. Мы прошли по набережной, сплошь заставленной аттракционами, и обнаружили, что сегодня пятница. Неоновыми буквами шла реклама рок группы War: оказалось, что по пятницам здесь давали бесплатные концерты. Над головами то и дело с криками проносились в люди в разноцветных люльках. Вскоре, обалдев от шума и гама аттракционов, мы спустились к пляжу. Купив Мишке и себе по хот-догу, я прижалась к подпорной стенке пляжа, греясь и рассматривая играющих в волейбол людей. Они были в основном молодыми ребятами, может, чуть старше моего Сережки. Один мужчина постарше фигурой и светлыми волосами напомнил мне Дэна; я уставилась на его играющие под загоревшей кожей мышцы рук, выбрасывающие мяч высоко над сеткой. Он то и дело оборачивался к своей девушке, страстно прижимая её к себе, словно боялся потерять её из вида даже на секунду.
До Дэна я совершенно не могла дозвониться. Я отправила ему эсэмэску с фотографией пляжа Санта-Круз: « Как бы я хотела, что бы ты был здесь, рядом со мной!» Мысль об его больших ладонях отозвалась сладкой волной, катившейся по мне вместе с солнечными теплом; я закрыла глаза, вновь переживая нежное касание его пальцев на своей груди. В рокоте прибоя и людском гвалте до меня доносился его ласковый шепот; меня вновь сжимали крепкие руки, скользили по моей спине, спускались вниз, лаская и заставляя меня дрожать всем телом…
Мяч со всего размаха стукнулся о стенку и, отрекошетив, больно ударил меня в плечо. Я инстинктивно отбила его в сторону и вскочила на ноги. Ко мне с площадки бежала та самая красивая девушка, которую так страстно обнимал мужчина-волейболист. «Простите, пожалуйста!», – она пыталась сделать серьезное лицо, но у неё это плохо получалось. Я ей улыбнулась. Она наклонилась, чтобы поднять мяч; её место в пространстве заняли знакомые карие глаза, удивленно на меня смотревшие.
Я застыла на месте. С недоумением я разглядывала непослушную прядь волос, светлым хохолком поднимающуюся на затылке удаляющегося прочь мужчины. «Дэн! Держи!», – девушка, смеясь, сделала подачу в его сторону. Он не обернулся, продолжая идти назад, к волейбольной площадке. Мяч перелетел через его голову и стукнулся о песок, прокатился чуть дальше и застыл на месте. «Дэн! Ну что же ты?!» , – девушка все еще стояла недалеко от меня, и я медленно узнавала её черты: лицо сошлось с фотографией на стене, освещенной утренним солнцем Ричмонда. Я посмотрела на Дэна. Он нехотя обернулся и помахал рукой. Кому он махал: то ли мне, то ли своей любимой девушке, или нам обеим – этого я не знала. Мишка залаял и рванулся за девушкой, почти повалив меня на песок, – он тоже узнал Дэна и хотел с ним поздороваться. С противоположенной стороны волейбольной площадки ему басом вторил Снор. На нас глазел весь пляж.
Я пока не плакала. Левый бок сильно кольнуло и не отпускало; во рту застрял комок, и я никак не могла его проглотить. Стараясь не держаться за болевший левый бок, я медленно распрямилась и шепотом подозвала Мишку. Ветер трепал мою короткую светлую юбку, обнажая ноги. Я ступала прямо, все еще улыбаясь и чувствуя тягучую боль в сердце, никак не желавшую отступать. Я поднялась по ступенькам наверх к набережной, покидая пляж. Лоб покрылся капельками холодного пота. Я чувствовала, что кровь отходит от моих щек; наверное, я могу потерять сознание, – вдруг дошло до меня. Я остановилась у питьевого фонтанчика и долго жала на кнопку, обливая себя прохладной водой. Мишка крутился у моих ног, пытаясь заглянуть мне в глаза. Я потрясла головой, приходя в себя. «Мишка! – позвала я, и не узнала свой голос: так хрипло и надтреснуто он звучал. – Пошли обедать, а? Что ты на это скажешь?»
Мишка все так же терся у моих ног, жалобно подняв вверх свою рыжую мордочку. Я взяла его на руки и пообещала, что со мной все будет в порядке. Мы отправились в ресторан на пирсе, так манивший меня утром. Сейчас есть мне совсем не хотелось. Заказав жаркое для Мишки и вино для себя, я уселась за столиком снаружи. Отсюда было хорошо видно «Флибустьера», качающегося на волнах напротив широкого золотого пляжа. Мишка под столом грыз принесенные ему молодым официантом косточки; его жаркое остывало на столе. «Если бы не ты, Мишка, – думала я, – как чертовски тоскливо было б мне здесь торчать…» Было три часа дня. На меня поглядывали проходившие мимо мужчины: я одиноко сидела за столиком, загоревшая, в топике и коротенькой юбочке, с бокалом красного вина в одной руке и телефоном в другой. Черные очки скрывали моё лицо – я горько плакала. В пришедшей эсэмсэке было написано: «Прости меня, Дина. Я люблю другую. Дэн»
Глава двенадцатая. Монтерей
Лена легко, от бедра, двигалась по белому песку пляжа, заставляя как мужские, так и женские головы поворачиваться ей вслед. Её прозрачная блуза ничуть не скрывал абсолютно плоский живот с хорошо прорисованными мышцами. Короткие шорты красиво облегали бедра и позволяли любоваться длинными загоревшими ногами. «Если она и меняется, то только в лучшую сторону», – удовлетворенно констатировала я и помахала ей рукой. Она широко, по-голливудски, улыбнулась, и почти пропела: «Ну, привет, Динуля!» Мы обнялись. Она чуть отстранилась, осмотрела меня с ног до головы и вынесла приговор:
– М-да… Хороша, как дикая девушка пампасов! Волосы срочно подстричь, – ты посмотри, какие концы сухие! Цвет мне нравиться, чисто калифорнийский «блонд», за такой многие женщины голову откусят! Загар просто волшебный. Но какая сухая кожа! Ты с ума сошла! А синяки!
– Синяки не тронь, это-святое! Настоящие украшение современной дамы! – заявила я, защищаясь. Я и правда хорошо приложилась плечом о румпель во время неожиданного шквала еще в заливе Сан-Франциско.
Лена была владелицей салона красоты: она сама когда-то делала массаж и глубокую чистку лица, и сумела со временем открыть свое дело. Впрочем, это и не удивительно: она была лучшей ходячей рекламой своей продукции и услуг. В свои сорок пять Лена выглядела максимум на тридцать, и даже две беременности совершенно не испортили её фигуру. Дети её были уже большими; она была разведена и давно встречалась со спортсменом-теннисистом, который был лет на пятнадцать её младше. Их совместные фотографии неоднократно появлялись в спортивных журналах: в свое время Лена профессионально занималась горными лыжами и альпинизмом, а потом увлеклась бодибилдингом и последние годы удачно выступала на соревнования. Кроме обычных медалей, она постоянно получала приз зрительских симпатий: несмотря на мышцы, она оставалась очень гармоничной и женственной. Её теннисист был известным красавцем, и от него сходило с ума как минимум треть женского населения Калифорнии. От Лениных же кошачьих глаз и сильной грации абсолютно все мужики на глазах глупели и были готовы пойти на всё ради одного вечера в ресторане. Глаза у Лены были необыкновенные: раскосые, удлиненные и отчаянно голубые, в обрамлении темных теней, как у сибирской хаски. Даже Мишка, встретив Лену, вначале попробовал привычно зарычать на незнакомого ему человека, но вместо этого как-то сконфуженно закрутил хвостом и позволил себя погладить, заворожено глядя в её лицо. «И ты, Брут!» – подумала я, в который раз восхищаясь Лениными чарами.
Лена жила совсем недалеко от набережной Монтерея. Она снимала небольшую уютную квартиру с видом на Старый город. Больше всего мне нравилась её ванная комната : огромная, в пол квартиры, с коврами, шкафчиками, зеркалами, пуфиками и мраморной столешницей. Сама ванна стояла посредине всего этого великолепия в самом центре комнаты, кокетливо зияя эмалированной белизной. Лена пустила туда воду, зажгла свечи и включила медленную музыку: «Расслабляйся, Динуля! Я пока ужин приготовлю». Второго приглашения мне не требовалось. Пять минут спустя я сдувала с ладоней пушистую пену и думала о том, что все-таки очень хорошо иметь вот такую ванну, большой телевизор, тренажерный зал с бассейном. Моя идея пересечь Тихий океан на самодельной крошечной лодке на секунду показалось мне абсурдной и почти клинически нездоровой…
Лена запекла в духовке рыбу с овощами, наполняя кухню запахом специй, привезенных с Греции. Я достала из рюкзачка бутылку её любимого Киндзмараули, купленного заранее в русском квартале Сан-Франциско. Мы чокнулись за встречу и с удовольствием выпили.
– Как всегда, божественно, и как всегда, не к рыбе, – засмеялась Лена, – ну рассказывай, как ты докатилась до жизни такой? Вся в синяках, в глазах печаль… Как на личном фронте?
Я рассказывала, взахлеб и перескакивая с одной темы на другую, запивая свои переживания грузинским нектаром. Лена с состраданием посмотрела на меня после упоминания о Санта-Крузе и четко сказала: «Вот козёл!». Расслабленная теплом и пьяная от вина, я только пожала плечами: мой океанский вояж к Монтерею длинной всего в двадцать миль отодвинул Санта-Круз в прошлое , но притупившаяся боль все же ржавым гвоздем засела в моём каком-то надорванном сердце .
– Ты знаешь, Лен, – начала я, воодушевленно думая о том, что я дошла на своём кораблике до самого Монтерея, – на «Флибустьере» просто невозможно хмуриться или там плакать. Вокруг синева такая, дельфины плещутся, выдры на спине плавают, я под парусом лечу, аж дух захватывает. Мишка во все глаза на птиц таращиться… С Дэном было так хорошо… Он был мне таким хорошим другом… Просто он любит эту свою барышню. Она, наверное, его позвала в Санта-Круз на выходные, вот он и забыл все на свете, помчался к ней. И эта ночь… Просто глупо так получилось…
Неожиданно для себя я не выдержала и расплакалась. Я все еще ощущала прикосновения Дэна к своей коже, чувствовала его запах, и моё сердце отказывалась признавать, что я никогда больше не увижу его восхищенные глаза, не поцелую склонившийся надо мной голый торс… В этот момент я точно знала, что если Дэн попросит меня вернуться к нему, – я вернусь. Я так тосковала по нему, что готова была растоптать всю свою гордость, но только видеть его, дышать с ним одним воздухом. Я жалобно попросила:
– Лен, я его люблю, просто без памяти люблю… Забери у меня телефон… А то я сейчас напьюсь, и стану ему названивать…
– Ну, уж нет, так дело не пойдёт, – решительно сказала она, кладя мой телефон к себе в сумочку, – Вот так. Ты у нас девушка с принципами, по чужим сумкам шарить не будешь… И вообще, Дин, ты знаешь, эти ваши эсэмэски – это чушь какая- то. Он же просто трус! Не мог даже позвонить, объясниться, не говоря о том, что бы встретиться, поговорить с глазу на глаз. Что за мужики пошли! И потом, что у вас общего? Ты же вон у нас какая лягушка-путешественница! Как ты себе представляла ваш дальнейший роман? Ты что, звонила бы ему, мол, давай, прилетай ко мне на Таити, я тут на якоре стою, загораю да мемуары старых пердунов перевожу…
Неожиданно для себя я расхохоталась. Идея с Таити мне понравилась. Ленка, как всегда, была права. Она продолжала:
– Ты его хоть раз брала с собой на «Флибустьер»? Хотя нет, куда, на крышу? У тебя ведь лодка такая маленькая! Откуда вообще идея эта сумасшедшая идея взялась – одной, на крошечной лодке?
– Давняя история, – отмахнулась я. – Ты помнишь Макса?
Лена кивнула, сразу помрачнев.
Сережа Максимов, по прозвищу Макс, был моим партнером по связке на Кавказе. Он погиб: веревку перебило осколком скалы, которая должна была быть нашей страховочной станцией. Меня тогда отшвырнуло в сторону и, сплюснув лодыжку, зажало между этим осколком и основной стеной. Мне повезло: Макс, который шёл первым, протянул мой страховочный ус на основную стену. А вот свою страховочную станцию он оформил в виде петли вокруг злосчастного скального уступа. Этот уступ оторвался и сбросил его вниз… Веревка, размотавшись на все пятьдесят метров, так и не сумела его задержать: она была перебита на другом конце, там, где меня, пристегнутой вторым усом, прижало к стене… Так вот получилось, что Макс обо мне подумал, подстраховал по правилам, а про себя забыл.
– Я после этого не могу иметь партнеров ни в одном таком скользком деле, – объясняла я Лене свою страсть к одинокому плаванью, – Я просто больше не переживу ничего подобного. Я столько раз винила себя за то, что не проверила его страховку, не защелкнула его. Ты знаешь, он ведь такой тёртый калач был, опытный, мне даже и в голову не приходило…
– Да понятно, – сказала Лена, – он знал, что делает, часто соло[8 - Скалолазание в одиночку, без страховки и парнеров. Отличается от верёвочного соло – с верёвкой, снаряжением, но без партнёра.] лазал: ему все эти страховки лишним чем-то казались…Ты просто его не знала совсем.
Лена с кучей медалей уже уходила из альпинизма, когда я стала только-только выбираться в горы. Естественно, она была знакома со всеми моими первыми учителями и партнерами. Она посмотрела мне прямо в глаза:
– Если честно, я вообще приятно удивлена, что он тебя на вторую страховку поставил. Партнеров, значит, берег Макс, а вот себя – нет, царство ему небесное…
Мы молча, не чокаясь, выпили за Макса.
Лена рассказала мне пару забавных случаев из жизни своих многочисленных поклонников, и постелила мне на диване в большой комнате. Мишка осоловело крутил головой и пытался понять, где я буду спать. Приняв правильное решение, он улегся на свежепостеленные простыни и удовлетворенно засопел. Еще раз позвонив Сережке на мобильный с уточнениями Лениного адреса, я попросила его взять Мишку с собой в Сакраменто. Измученный океанской жизнью щенок явно нуждался в отдыхе. Сережка тут же сообщил Альме о готовящейся поездке; Альма обрадовано тявкнула в телефон. Я пожелала им спокойной ночи, накрылась пушистым одеялом и тут же провалилась в глубокий сон.
Глава двенадцатая. Катюшка
– Щерба!!! Уходим! – крик звенел у меня в ушах, отскакивал от стен Лениной квартиры. Я не спала, а витала в каком-то полусне. Где-то на грани между сном и явью я позволяла картинкам из моей юности раскручиваться, кадр за кадром, словно фильм. Я видела, как Щерба обернулся на крик, – Вован уже бежал, поминутно оглядываясь. «Какого хрена!» – Щерба бросился вслед за ним. Их темные долговязые фигуры нырнули в просвет между гаражами и скрылись в кустах. Мы с Димкой почти их нагнали. Я неслась первой, держа железный брус наперевес; Димка тяжело бежал сзади, сжимая пистолет в кармане куртки. Я, проводив глазами застрявшего в кустах Щербу, кивнула Димке: давай сам, и, развернувшись, побежала в сторону подъезда.
Паша не стонал. Он лежал на боку, неестественно вывернувшись всем телом, и прижимал руку к животу. Из-под пальцев сочилась кровь. Широко открытыми глазами он смотрел куда-то в пространство, и, казалось, думал о чём-то своём. Убили, – подумала я, и скользнула вниз, к его лицу. Он медленно перевел на меня глаза, – мне стало так страшно, что я не нашлась, что ему сказать. Он запаха и вида крови меня мутило. Не придумав ничего лучше, я сбросила с себя кофту и, скатав её в комок, сунула под окровавленную Пашкину руку, чтобы остановить кровь. Казалось, что руку свело судорогой, я едва смогла втиснуть под неё кофту. Скорая помощь! Я бросилась в подъезд. Катюха, вся растрепанная, жала на кнопку звонка первой квартиры справа, одновременно бухая кулаком в дверь. Я стала звонить в соседнюю дверь, но никто не открыл. Я бросилась на второй этаж.
–Кто там? – дребезжащий старушечий голос поинтересовался из-за двери.
Я взяла себя в руки. Если старуху испугать, она откажется открывать. Все боятся бандитских разборок.
–Извините, пожалуйста, мне нужно срочно позвонить в скорую помощь, внизу человеку плохо.
–Стойте там, я сама позвоню в скорую… А что с ним?
–Упал, наверное, голову разбил, кровь идет… Очень приличный мужчина, я его знаю. Он умирает, звоните, пожалуйста, быстрее!
Старушка поворчала, но все-таки позвонила в скорую помощь. Пашку быстро увезли. Приехавший врач позвонил в милицию, сообщив об огнестрельном ранении. Милицию, впрочем, эта история не особо заинтересовала. Катерина дала показания, не упоминая ни словом о Воване. По её версии, пробегали два незнакомых ей парня, один за другим, второй выстрелил в первого и случайно попал в проходившего мимо Пашку. Милиционеры сделали вид, что поверили. Осмотрев место происшествия, они сели в УАЗик и уехали.
Катюшка сидела на ступенях и молча плакала. Я села рядом с ней. Она подняла на меня свои прозрачные глаза: в их глубине отражалась вся её боль и отчаяние. На правой скуле расползался фиолетовый синяк.
–Больно? – спросила я ее.
– Нет, – качнула головой Катюха.
–Поедешь к Пашке в больницу?