Тайны Острова Санта Круз

В восемь часов солнце закатилось за горизонт. Я сидела, прижавшись спиной к кабине, глядя назад, на запад. На пять минут оно повисло огненным полушарием над водой, и маленькое белое облако над ним отразило последние солнечные лучи. Спускающееся в океан солнце с повисшим над ним облаком походило на зажженную настольную лампу с белым абажуром, – так ярок был отраженный свет. Солнечные сполохи еще минут двадцать стелились вдоль воды, пока совсем не погасли. На небе стали появляется звезды. Молодая луна повисла справа по борту. К ярко горевшему Юпитеру присоединились Орион и Кассиопея; прямо за кормой повис огромный ковш Большой Медведицы. Вид звездного неба привел меня в состояние, близкое к блаженству. Волны все еще накатывали на транец «Флибустьера» и болтали его из стороны в сторону, но порывы ветра уже не были такими угрожающими. Похоже, ветер больше не будет усиливаться. Еще раз проверив все навигационные огни, я закуталась в спальник и погрузилась в полусон, просыпаясь каждые двадцать минут посмотреть, нет ли поблизости судов.

Когда я окончательно открыла глаза, «Флибустьер» все еще раскачивался на волнах, но ветер совсем стих. Лунная дорожка отражалась с блестящих свинцовых волнах, расцвеченных маленькими океанскими «светляками»: биоорганизмами, иллюминирующими в воде и напоминающими рождественские огоньки, по чьей-то прихоти брошенные в воду. Небо стало еще ярче от Млечного пути и мириад звезд. Я сбросила рифы, и скоро под полным парусом мы входили в залив Сан-Симеон. Было четыре часа ночи.

В заливе пахло соснами. Легкий бриз доносил с высокого берега запах нагретой за день хвои. Значит, тумана тут днем не было, подумала я, бросая якорь в кромешной темноте и ориентируясь по глубине да огням машин, редко проезжающим по знаменитому Первому шоссе. Я была безумно уставшей, но меня не покидало ощущение покоя. Сан-Симеон был моим маленьким раем, тихой гаванью после шторма. «Флибустьер» мягко покачивался на волнах, убаюкивая и успокаивая.

Глава четырнадцатая. Сан-Симеон

Я проснулась в десять часов утра. В иллюминаторы ярко светило солнце. Хорошо было слышно рокот волн, набегающих на прибрежную гальку. Я мгновенно запаниковала и тут же выскочила из кабины в кокпит: я не помнила такого рокота! Я подумала, что якорь освободился от держащего его песка, и нас тащит в сторону берега. Но «Флибустьер» стоял в безопасной глубине лазурной бухточки. Слева от нас возвышался пирс на сваях, который я не могла разглядеть вчера вечером – никаких огней на нем не было. За пирсом было видно пляжные зонтики и точки людей, оттуда же доносился и шум перекатываемых волной камушек: очевидно, часть пляжа была галечной. Прямо перед нами и направо, насколько хватало глаз, расстилался шикарный песчаный пляж с невысокими скальными навесами. Людей там почти не было.

Позавтракав, я спустила байдарку на воду. Грести было подозрительно легко; я подумала, что назад к «Флибустьеру» мне придется выгребать против течения. Перед береговой линией было видно листья и крепкие стебли кельпа, и я лавировала между водорослями, стараясь не зацепиться выступающим из днища байдарки пластмассовым плавником-скегом. Эти бурые водоросли , так необходимые для процветания подводной тихоокеанской фауны, часто образует непроходимые заросли, и запутаться в них движком мотора – нечего делать. Я была рада, что накануне не попала в эти дебри. Впрочем, все вчерашние страхи и переживания оплачивались сторицей: красота вокруг была необыкновенная. Сан-Симеон напомнил мне Восточный Крым: те же холмы, широкие дикие пляжи, камни-островки, торчавшие из воды. Вода была обжигающе холодной, но светило солнце, и песок был теплым, почти горячим. Искупавшись, я легла около воды и закрыла глаза, блаженствуя. Я думал о Мишке, оставшемся в Монтерее. После вчерашней болтанки я была рада, что его не было на борту «Флибустьера», и решила, что брать его с собой на такой маленькой подвижной лодке было бы нечестно. Пусть растет себе на воле, гоняет гусей и охраняет молодой сад. Я улыбнулась, вспомнив, как Сережка поцеловал меня на прощание, а Мишка солидно протянул лапу для пожатия.

Полежав на песке, я отправилась на исследование окрестностей. Сан-Симеон – это маленькая деревушка с парой домов вдоль шоссе, выглядевшими скорее как дачи. На пляже под церковью Святого Симеона сдавали на почасовую аренду байдарки, доски для бодисёрфинга и детские бугиборды. Наверху у автобусной остановки красовался стенд с описание экскурсионных туров к замку Хёрст Касл. Замок расположился на седловине горы между двумя зелеными холмами; именно иллюминацию этого замка я видела еще в десяти милях на подходе к Сан-Симеону, и, приняв их сначала на навигационный огонь, тщетно пыталась найти его на карте. К замку шла отдельная дорога. В километре по этой дороге от основного шоссе располагался информационный центр и кассы, где можно было купить экскурсии к замку. Дорога для всех машин, за исключением экскурсионных автобусов, была перекрыта: «просто посмотреть» на замок было нельзя. В маленьком магазинчике на перекрестке дорог мне рассказали, что в замке более ста комнат, увешенными картинами европейских мастеров и обставленными самой дорогой мебелью. Там есть зоопарк и два огромных бассейна. Замок, а точнее, многоэтажный особняк в стиле средневекового замка, был построен в двадцатом веке медиа-могулом Рудольфом Хёрстом, и сейчас это одна из калифорнийских достопримечательностей. Всего предлагается четыре экскурсионных тура, каждый из которых стоит двадцать пять долларов. Один тур – это одна четвёртая часть замка. Получается, если хочешь посмотреть весь замок, готовь сто долларов. Приличных отелей и ресторанов поблизости нет, так что туристы останавливаются в соседней Кембрии, всего в десяти минутах езды отсюда: огни Кембрии я хорошо видела вчера ночью, справа по борту. Кембрия предположительно была чистеньким курортным городком с каким-то то ли самостоятельным научным центром, то ли частью «КалПоли», – знаменитого политехнического института Центральной Калифорнии. Пляж Сан-Симеона, – это так, на любителя уединения и дикой природы. Как раз для меня!

Поблагодарив разговорчивого продавца, я отправилась исследовать берег. Широкий песчаный пляж был сразу под церковью. Над пляжем возвышался обрыв, сложенный из конгломерата: что-то вроде песчаника вперемежку с мелкими камушками-окатышами. В обрыве волны прорезали небольшие гроты, около которых резвились морские котики. Недалеко от них радостно плескались и переговаривались с полдюжины юных пловцов в гидрокостюмах. Над обрывом возвышались сосны: их стройные рядки наверняка высадили здесь специально, для защиты от оползня. Именно запах этого сосняка я почувствовала, когда приближалась к своей якорной стоянке накануне ночью. Рядом с соснами росли более типичные для этих мест кипарисы и эвкалипты. Чем дальше я отходила в сторону «дикого» пляжа, тем сильнее чувствовался запах океанского побережья: скрученные жгуты огромного кельпа, высыхающего под солнцем и источающие специфических водорослевый запах; чайки, расковыривающие бурые повядшие листья в поисках запутавшихся рачков, сидящие на скалистых островках желтоклювые коммодоры, ныряющие в прибой за морским окунем пеликаны… На пляже возвышались огромные валуны с дырками, просверленными океанским соленым бризом в мягком конгломерате. Я вложила туда пальцы и подтянулась: в Крыму, в Симеизе мы с Денисом когда-то лазали по подобным дыркам. Пальцы с непривычки отозвались приятным покалыванием. Я вздохнула, но тут же отогнала прочь мысли о прошлом, отдаваясь плену дикой красоты Сан-Симеона.

В конце бухточки полоска пляжа обрывалась, заканчиваясь скалой, ступенями спускающейся в воду. Волны с грохотом разбивались о каменную стену; лезть туда мне совсем не хотелось. Осмотревшись, я нашла расселину в скалистом обрыве, по которому можно было подняться наверх. Я надеялась также спуститься с другой стороны, сверху обойдя скалистый мыс. Аккуратно ступая босыми ногами по крутой осыпи, я вдруг замерла от неожиданности: над моей головой кто-то бубнил. Выглянув из-за камня, я увидела мужчину с видеокамерой и стоящую на обрыве ко мне спиной женщину. Она красиво жестикулировала и что-то говорила, обращаясь к камере и показывая руками на залив; меня они не видели. Я выбралась наверх и оказалась на тропинке, петляющей вдоль обрыва. У дороги я заметила микроавтобус с логотипом местной телекомпании. Все стало ясно: скорее всего, клип покажут по новостям в разделе погоды, привлекая туристов к пляжам и экскурсиям Центральной Калифорнии.

Вид с тропинки над обрывом и правда был совершенно потрясающий, – оператор и журналистка выбрали подходящий момент для съёмок. К берегу только-только стал подступать туман, едва пропуская солнечные лучи и создавая сюрреалистическую картину океанского берега. Замыкающий залив скалистый высокий мыс с соснами и пирс почти растворились в золотистой дымке. Мачта и крутые бока «Флибустьера» ярко вырисовывались на границе между синевой неба и играющими бликами волн. Сам берег все ещё был ярко освещён солнцем. Параллельно берегу шла темная полоса кельпа; перед ней, в пене прибоя, виднелись камни-островки с навершием в виде черных силуэтов пеликанов…

Налюбовавшись открывшейся панорамой , я прошла немного по тропинке, нашла расселину и спустилась по осыпи вниз, к пляжу. Он изогнуто тянулся на восток бесконечной чередой песчаных кос, изредка прерываемых скалистыми мысками, спускающимися к воде. Идти по нагретому песку было приятно до изнеможения: я так устала от холода, штормового ветра и тумана, что такой вот массаж ног воспринимался как верх блаженства… Вспомнив о подступающем тумане, я вскоре поспешила тем же путем назад, к свой надувной лодочке : у меня с собой не было даже компаса, и я легко могла заблудиться в тумане в поисках «Флибустьера» . Пообещав себе приобрести небольшой «байдарочный» компас, я еще раз бросила прощальный взгляд на полумесяц пляжа и принялась грести в сторону плавучего дома.

«Флибустьер» почти совсем не раскачивался, обещая мне крепкий сон. Пообедав «мисо по-русски» – моё собственное изобретение: соевая паста с томатами, вяленый тунец, гречка и лук, – я вытянулась с электронным экранчиком-планшеткой и принялась листать названия скаченных фильмов. Остановившись на романтической комедии, я приготовила чай и конфетами и зарылась в спальник с ногами. От неожиданной телефонной трели я вздрогнула, уронив арахисину в шоколаде на подушку. По скайпу звонил Сережка.

– Алло, Сережа! Как я рада тебя слышать! Я тебе звонила, но ты трубку не брал!!!, – закричала я в в экран.

– Мам, привет, – услышала я как всегда очень спокойный и размеренный Сережкин голос, и на экранчике телефона показалось его размытое, в цветных кубиках, лицо. – Как ты там, еще не превратилась в русалку?

– Скорее, в морскую свинку! – хрюкнула я в телефон. – Только и делаю, что ем и сплю. Сейчас вот кино буду смотреть, с конфетками. Я на якоре в Сан-Симеоне, тут так красиво! Я тебе сейчас фотку пошлю!

– Не, подожди, сейчас я включу свои экстрасенсорные способности… Вижу!! Ты там напротив желтого пляжа, со стороны пирса к тебе подходит туман… Пирс высокий, на сваях…– Сережкин голос задрожал от смеха.

– Меня что, по новостям показывали?! – дошло до меня после секундного ступора.

– Ну, не совсем тебя, а «Флибустьера». Он сейчас звезда экрана: на него зазумили, даже дракончика было немного видно. Сказали, какой романтичный кораблик, так хорошо вписывается в «атмосферу средневековья». И замок показали. Слушай, замок суперский, я на нашей фазенде хочу такой построить. Ты в нем уже была?

– Нет еще, завтра пойду. С утра выдвину, до тумана… Покажи Мишку!

Мишка появился на экране, тоже весь в цифровых кубиках медленного видео. Запрыгнув на Сережкины колени, он забавно наклонял голову вправо и влево, пытаясь понять, откуда идет звук моего голоса. Ничего не поняв, он лизнул Сережкин подбородок и бросился играть с Альмой.

– Ну ладно, я пришлю фотку, а то видеосвязь не очень хорошая. Давай, мам, аккуратно там, чтобы я не переживал. Я за тобой приеду в Авилу, как договорились. Все, пока, – и он нажал отбой.

Экранчик телефона поменялся на голубой «скайповский» фон, и я проверила, кто из моих друзей и родственников на связи. Никого, все спят или работают. Все еще улыбаясь после разговора с сыном, я подумала о том, что он непременно построит небольшой замок семейного типа, окруженный фонтанами, глициниями и розами. Вместо скучных американских лужаек замок будут окружать привычные грядки клубники, дынь и арбузов, а со штакетника будут свисать грозди помидоров. Земли у нас было достаточно, в идеях отказа не было: Алёшка с Сережкой не раз обсуждали проект большого дома, в котором для всех хватит места. Я вспомнила, как много времени, энергии и денег я потратила на строительство своей миниатюрной яхты, и внутренне содрогнулась. Впрочем, дом, – это другое дело. Дом строится надолго, с перспективой на семью, детей, гостей. Моя лодка – это детская мечта, мой дорогой каприз. Хотя Алёшиным и Сережкиным детям, пожалуй, будет интересно управлять маленьким, но настоящим корабликом. Может быть, со временем им захочется побывать не только на островках залива Сан-Франциско, но и на тропических атоллах, увидеть китов и летучих рыб… А однажды мы купим настоящий большой корабль и всей семьей отправимся в Большое Плаванье к теплому морю Кортеса, или еще дальше, к архипелагу Туамоту…

Размечтавшись о тихих вечерах у камина в окружении собак, лежащих на пушистом ковре, и детей, с интересом выискивающих на глобусе названия островов и атоллов, я надвинула капюшон спальника на голову и закрыла глаза. «Флибустьер» мерно раскачивался на волнах, нежно баюкая меня в колыбели океана. Я доверялась синеве вод и вцепившемуся метрвой хваткой в плотный песок дна якорю. «Флибустьер» разворачивало на якорной цепи, и каждые тридцать минут волны начинали толкать его в борт. Я, своими руками построившая эту похожую на гигантский орех лодку, точно знала толщину борта-скорлупки, отделяющую меня от соленой воды. Огромный Тихий океан жил своей подводной жизнью в нескольких сантиметрах от меня – и я тихо лежала в кабине лодки в толще его воды. Если бы борта лодки были прозрачные, я была бы «аквариумным человеком» для всех обитателей этих глубин. Я представила себе морского котика в шляпе и с тростью, огородившего мою лодку забором из водорослей и созывающего океанских жителей на экскурсию: «Дамы и господа! Небывалое шоу в аквариуме! Смотрите на чудо спящего человека! Последняя ночь в нашей программе! Покупайте билеты, дамы и господа!». Я засмеялась, погрозила усатому котику пальцем и провалилась в глубокий сон.

***

Утро было великолепным. Ярко светило солнце. Волны поблескивали в солнечных лучах, напоминая мне о теплом Черном море, так и маня окунуться в синеву воды. Ощущение было очень обманчивым: вода была по-прежнему ледяной. В Ялте море становиться таким холодным в марте, когда реки приносят с гор растаявший снег. Упаковав кошелек с телефоном в непромокаемый рюкзачок, и принялась грести в сторону берега. Судя по всему, туман ложится на Сан-Симеон где-то в три-четыре часа. У меня было достаточно времени, чтобы съездить на экскурсию в замок и вернуться назад. Байдарку я планировала оставить под присмотром молодых ребят, работающих на лодочном прокате.

Пристроив свою «надувнушку» рядом с желтыми пластмассовыми байдарками, я натянула кроссовки и направилась в сторону остановки экскурсионного автобуса. Я с удовольствием вышагивала по пустынной узкой дороге, ведущей в сторону гор; виды отсюда были превосходные. Моё сердце на секунду сжалось: крошечный «Флибустьер» одиноко танцевал на волнах залива, белая краска его бортов отсвечивала бликами на солнце. Всего пять минут от пляжа вверх по дороге, и совершенно другие запахи и звуки. Казалось странным не слышать постоянного плеска волн и завывания ветра в переплетении такелажа «Флибустьера». Становилась все жарче; от прогретых холмов терпко пахло сухой полынью. То и дело тишину прерывали трещотки цикад. Мне снова вспомнился Крым, акварели Волошина, и наши с Денисом долгие походы по безлюдным холмам Восточного побережья.

Я подумала, что ни разу не выбиралась в многодневный поход по горам Сьерра Невады, и мне вдруг захотелось позвонить Дэну и пригласить его пойти со мной. Идея побродить одной по горам меня почему-то пугала; на земле быть одинокой путешественницей мне совсем не хотелось. Мысль о том, что я все-таки ухитрилась влюбиться в Дэна и всё испортить, на секунду обожгла меня изнутри. Мне вдруг захотелось плакать. Скуксившись, чтобы не разреветься прямо перед экскурсионным бюро, я развернулась лицом в сторону океана, и сквозь пелену слез увидела приближающуюся ко мне троицу.

Я мгновенно узнала расхлябанную походку Вована. Он шёл, покачиваясь и загребая длинными руками, крупные ладони сложены ковшиком: нагловатая походка «нормальных» пацанов в девяностых. Сквозь быстро высыхающие слезы я всматривалась в его изрезанное глубокими морщинами лицо: последний раз я с ним виделась двадцать лет назад. Я испытывала смешанные чувства: тревога за Серёжку сплеталось с непреходящим ощущением комизма ситуации: так нелепо смотрелась эта троица в благополучном туристическом Сан-Симеоне. Я была не совсем уверена в том, что смогу адекватно, без американизмов, на доступном языке девяностых разговаривать с Вованом. Рядом с ним шли два гражданина помоложе; сосульки волос свешивались на лица, и я разглядела только тонкие, растянутые в улыбке губы одного из них. Они были совсем не похожи на современную российскую молодежь; откуда он их только выкопал? Тонкогубый мне не понравился: почему-то подумалось о спрятанном у него в кармане пистолете. Я вдруг вспомнила, что оставила горизонтально развернутыми для подзарядки солнечные панели: если ветер поднимется, то они превратятся в подобие паруса и могут сорвать крепеж. Очень сильно хотелось побежать вниз, к «Флибустьеру», но не убегать же мне всю жизнь!

Развернувшись лицом к троице, я молча ждала. Вован, приблизившись, тихо присвистнул:

–Сколько лет, сколько зим, дорогуша. Где мои пятнадцать лет… А ты, я смотрю, всё под девочку косишь?

Вован снисходительно глядел на меня сверху вниз. Я с болью узнавала в Воване Сережкины черты, и моё сердце тоскливо ныло. Я пожала плечами:

– Маленькая собачка – до старости щенок.

Тонкогубый неожиданно заржал:

– А по мне так ничё, мне так нравится…

Я уже слышала этот смех по телефону.

– Помолчи, мальчик, когда старшие разговаривают, – пожурила я тонкогубого. Второй, пониже и поздоровее, неожиданно расхохотался. Ненормальные какие-то, обкуренные, наверное. Вован не улыбался.

– Отойдем? – я смотрела ему в глаза, пытаясь взять ситуацию под контроль.

– Ждите в машине, – кивнул он парням. От дороги уходить мне не хотелось, поэтому я, чуть приблизившись к зданию экскурсбюро, остановилась.

– Что тебе от меня надо, Вован? – спросила я.

– Гражданство, – сказал он.

– Что? – не поняла я.

– Американское гражданство, – терпеливо разъяснил Вован, разглядывая меня прищурившись.

–Так в чем проблема? – я решительно ничего не понимала. – Заплати кому надо и получи гражданство.

– Не получится. Я в розыске, назад мне нельзя. Еле сюда проскочил. А здесь у меня, – он стал загибать пальцы, – родной сын, дом, машина, кредит хороший да жена законопослушная, в тюрьме медсестрой работает. Адвокат всё обстряпает как надо, и гринкарта мне обеспечена.

–Ты чё, рехнулся, Вован? Какая я тебе жена?

Вован достал ксерокопию заключения о браке, помахал ею перед моим носом:

–Ты думаешь, так трудно нарисовать корочку из ЗАГСа? Ты, Динка, моя жена вот уже тринадцать лет. А я тебя из-за бугра поддерживал материально, и все заверенные переводы по вестерн юнион на твоё имя у меня имеются. А доказывать будешь, так надо тебе будет адвоката нанимать, а денег у тебя нет. А что касается сына, так тест на ДНК докажет, что я его отец. Так что давай договариваться по-хорошему.

Он был прав: никто в США не станет проверять на подлинность документы чужой страны. Мой маленький мирок, все мое благополучие, выстраиваемое по кирпичику ночными дежурствами, занятиями за одной партой с молодыми и сообразительными студентами – Алёшкиными ровесниками, постройкой «Флибустьера» после долгих смен стало осыпаться глиняными комочками на обрыве холмов Сан-Симеона. У меня закружилась голова. Сережка не должен узнать, что этот наглый и опасный тип из моего прошлого – его родной отец. Я понятия не имела, как мой обычно уравновешенный сын отреагирует на эту новость. Я молча смотрела на Вована во все глаза, не понимая, откуда он свалился на мою голову через столько лет. Как он вообще на меня вышел?

– Как Катюшка? – спросила я наконец.

– Нормально, живет себе, – сказал Вован. Пашка её помер, – Вован усмехнулся, но как-то нерадостно. – Печень всю пропил. Жёлтый весь ходил, живот раздулся, как у бегемота…