Тайны Острова Санта Круз

Торжествующе потрясая книжкой, я закричала:

– Дейв! Ты не поверишь! Я нашла что-то совершенно потрясающее у тебя в библиотеке!

Дейв, улыбаясь, подошел поближе и сел рядом в кресло:

– Что ты нашла, Дин?

– Смотри! – я показала ему фотографии, – это «Янки Гёрл» – трехметровая парусная лодка, в которой Джерри Списс совершил переход через Атлантику и Тихий океан. Я детстве прочитала отдельные главы этой книги в русском журнале «Катера и яхты». А у тебя – целая книжка! Просто не могу в это поверить!

– Так ты, выходит, все заранее запланировала и построила «Флибустьер» с оглядкой на «Янки Герл»?

– «Янки Герл», «Тинкербель», «Акрок Австралиус», «Гилтспур», «Бриз»… «Лена» и «Саид» Жени Гвоздева, наконец. Слышал о таком? Он на легкой пластмассовой «Лене» вышел в океан через Каспийское море. В перестройку, в холодину, зимой… Тогда не то, что тушенкой или там газом для горелки запастись, – сахар и чай купить невозможно было. А потом построил крошечный «Саид» и спустил его с балкона на веревках в грузовик… Ладно, это тебе не понять…

– Почему же не понять? Он очень любит ветер и свободу… А интересно, какая самая маленькая лодка пересекла океан?

– Точно не скажу, но, по-моему, это был британец МакНелли, и его супер яхта «Вера Хью II» была чуть больше метра, и стоила Британии пятьдесят пять тысяч фунтов стерлингов… Он шёл через океан сто пять дней. Но возможно, его победил американец Хьюго Вилен, – они в восьмидесятых и девяностых с ним всё время соревновались: у кого меньше…

Дейв чуть не подавился от смеха:

– У кого меньше! И потратить восемьдесят тысяч долларов! На лодку, в которой невозможно даже сидеть, не говоря уже обо всём остальном… Откуда ты это всё знаешь?

– Я просто в детстве под парусами ходила, а по ночам читала про своих героях. Как раз тогда и была эта лихорадка путешествий на маленьких лодках… Сейчас по-прежнему рискуют, но теперь это – риск разбиться на огромной скорости в легчайшем катамаране. А в Сакраменто я скучала по морю, вспомнила свою детскую мечту и решила попробовать построить маленькую яхточку. Если и не пересекать океан, то хотя бы залив Сан-Франциско… Но и для коварного залива надо было строить что-нибудь надежнее… Вот и получился «Флибустьер», – парусная лодка с кабиной…

– Ага, а еще с водонепроницаемыми отсеками, шестью разными парусами, с дополнительным балластом в виде запаса воды на два месяца и десятикилограммовым якорем… Строили швертбот, получился теплоход…

– Это у меня нечаянно как-то получилось!

– Врешь ты все, Дина. Всё ты заранее спланировала. Надо признать, что твоя лодка, по сравнению с «Вера Хью II», – это просто гигант! Я вообще удивляюсь, что ты этот британский рекорд решила не бить. А ставить твой «Флибустьер» на трейлер – это наказание божеское. Это же надо – метр осадки у четырехметровой лодки! А вес больше полутоны! Вся набережная собралась смотреть на это чудо-юдо, из воды выходящее!

– Фоткали?

– Еще как!

– «Флибустьер» всегда фоткают. Он у меня уникальный и фотогеничный, – соглашалась я.

.... В другой раз на полке обнаружился «Алхимик» Пауло Коэльо, и я стала расспрашивать Дейва об его детских мечтах и его Легенде:

– Помнишь, там такой юноша – пастух мечтает найти сокровища, о которых ему приснился сон, и он, следуя прорицаниям гадалки, добирается до Египетских пирамид. Он, конечно, выносит многие злоключения, его грабят и бьют, он проходит испытания процветающим бизнесом и размеренным бытом, но сохраняет чистое сердце и не сдается, следуя своей Легенде. В итоге он добирается до пирамид и настолько сливается с природой, что может разговаривать с ветром и солнцем. Он даже не удивляется, когда узнает, что сокровища его ждут в той самой церкви, где ему приснился сон. Сокровища всегда были рядом, но чтобы добраться до них, необходимо были пройти этот путь. Он не сдался и следовал своей Личной Легенде до конца, и получил вознаграждение за свою веру без фанатизма и открытость сердца. Так вот, у каждого человека есть такая Легенда. Это – как миссия на Земле. Какая у тебя Легенда?

– Я даже как-то и не думал об этом, – сказал Дейв. – В детстве я любил читать о попытках создать «перпетум мобиле» – вечный двигатель. А потом, когда мы всей семьей на всё лето отправлялись в плаванье на нашей «Дульсинее», совершенно естественно я увлекся ветром. Я и в детстве ветряки строил. Отец мне, правда, тогда помогал. А сейчас любой сдвиг в направлении энергии солнца и ветра делает меня абсолютно счастливым. Совершенству предела нет! Возьмем, к примеру, скажем, лодочные моторы с солнечными панелями, – они могут работать и заряжаться одновременно от солнца. Перпетум мобиле, не так ли?

– Не совсем так. У него стираются части, и, несмотря на огромную площадь солнечной панели, мотор все же тратит намного больше энергии, чем поглощает…

– Вот-вот! То есть нужны более эффективные батареи, панели, лучшие материалы. Все это требует исследований, но в результате мы получаем нечто приближенное к вечному двигателю! Такая энергия спасет мир!

– Да, но вечный двигатель должен производить достаточно энергии, чтобы построить самого себя. И потом, совершенство всегда будут копировать. Что, если вечный двигатель произведет фурор, и где-нибудь в Китае начнут строить заводы по производству дешевых подделок? Как тогда быть с нашей концепцией спасения мира?

– И что плохого в дешевизне? Больше народа будет использовать… Ты меня извини, но раньше такие рассуждения называли «реакционерство». Во-первых, если так думать, то никакого прогресса нам вообще не видать. Во-вторых… во-вторых, ты мне все-таки напомнила о моей детской мечте. Точнее, своего рода утопических мечтаниях. Я искал на картах незаселенные районы, и мысленно высаживал туда отряд ученых, прибывших на парусных судах. Эти ребята при помощи новейших технологий строили там совершенный мир: мир, в котором нет места шумному транспорту, выхлопным газам и пестицидам. Всё организованно на основе естественной энергии солнца, воды и ветра. Все живут в коммуне, как, скажем, племена Новой Гвинеи, только на основе осознанного обществом супер-образованного контингента ученых принципа нестяжательства и любви к ближнему своему…

– Звучит заманчиво, прямо как коммунизм в идеальном смысле этого слова… Пригласи меня в свой утопический мир, у меня всегда найдется пара идей по поводу социальных структур… Могу вылить на тебя ушат холодной воды прямо сейчас… К примеру, ты и я – такие вот ученые. Ты думаешь, что следуешь принципу простого быта и самодостаточности, путешествуя и занимаясь исследованиями на своём кече. У тебя там холодильник, телевизор и ванна с горячей водой. Я тоже следую тому же принципу на своем «Флибустьере», питаясь макаронами, пойманной рыбой и грибами из леса… Но я буду тратить время на то, чтобы прокормить себя, вместо того, чтобы заниматься учеными исследованиями. В итоге кто-нибудь придумает социализм и выдаст нам абсолютно одинаковые яхты, – что-то среднее между твоим кечем и моим дракончиком, и это будет нечто, абсолютно лишенное индивидуальности, но достаточно эффективно, чтобы мы занимались исследованиями. Нам также выделят красивый район с островами в океане, который будет защищен от пиратов, – ради нашей безопасности нам из него нельзя будет выходить… Но мы-то затоскуем без наших собственных корабликов и свободы перемещения…

– Спасибо за информацию, – саркастически хмыкнул Дейв, – Это была моя детская мечта, между прочим…

– Ой. Извини, пожалуйста! Но другая мечта сбылась, так ведь? Ты ведь занимаешься энергией ветра! Но выходит, Дейв, что ты следуешь своей Личной Легенде!

– Выходит, что так. А как насчет тебя, Дин?

– Хм… Помнишь тех людей из книги, которые откладывали исполнение своей мечты на потом, решая неотложные дела, занимаясь бизнесом, растя детей? В книжке они так и состарились со своим бизнесом, не решаясь менять привычный уклад, и только иногда вспоминали о своей Легенде… Но ведь Пауло Коэльо не прав. Ведь, безусловно, есть люди, которые в итоге отправляются на поиски своей мечты, – просто они терпеливы и связаны на некоторое время семейными или там деловыми узами. Не так уж и тяжело быть бедным и странствующим в поисках мечты юношей… Для пацана это нормально, на самом деле: никакого героизма тут нет. Рассказ был бы намного интереснее, если бы в поисках мечты так же странствовала молодая женщина с ребенком…

– Тьфу на тебя, Дина, такую сказку испортила! Это уже не притча, а какой-то триллер получается…

В таких вот философствованиях незаметно прошло две недели. Расцеловав хозяина гостеприимного дома и драконью голову «Флибустьера» троекратно на прощание, я все же уехала в Сакраменто. Мишка и Альма, увидев меня у калитки, стали носиться кругами, периодически выдавая радостное «гав!». Мишка поначалу не отходил от меня ни на шаг, словно боялся, что я куда-нибудь снова исчезну. Но вскоре он вновь переключился на Альму. Ему нравилось забираться на спинку дивана и с этой высоты атаковать свою бедную подругу, по-ковбойски запрыгивая на её спину. Судя по счастливому выражению Мишкиной морды, он это называл «давай поиграем в лошадку». Высоты Мишка совершенно не боялся, и при этом обладал какой-то невероятной прыгучестью. Он напоминал повадками рысь; впрочем, и внешностью тоже. Наверное, процент дикой собаки Динго в нем был больше обычного. Качества сторожевой собаки в нём были естественным образом отлично развиты. Он ухитрялся защищать простодушную Альму от агрессивных собак, несмотря на то, что та была его на четыре года старше и в три раза больше. Я была рада тому, что Мишка совершенно не скучал в Сакраменто, а общительная Альма нашла себе наконец-то верного друга.

Вскоре я нашла работу в пост-операционном центре реабилитации, и жизнь потихоньку стала входит в обычную колею. После работы я выгуливала собак и садилась за книги. Я штудировала карты ветров и морских течений, анализизировала графики ураганных ветров, – словом, готовилась к океанскому переходу. Моё небольшое путешествие вдоль берега Калифорнии прибавило мне уверенности в солидных морских качествах «Флибустьера», и я стала подумывать о возможности продолжения своего плаванья. Мысль о том, что после Гавайских островов я могу с попутным ветром дойти до острова Таити, а оттуда – до Новой Зеландии приводила меня в трепет. С Тихоокеанского юга можно было бы двинуть на северо-запад в сторону Красного моря, а оттуда – и до Черного! Одной рукой я привычно придержала тугую повязку на животе, другой крутила глобус: далекая Ялта манила меня также сильно, как в детстве – таинственные тропические острова. Гавайи и Таити были первой ступенью в веренице портов, ведущих на милый моему сердцу северный берег Черного моря. «Как, вы не были на Таити?!» – спрашивала я себя мультяшечным голосом попугая Кешы, соединяя на карте карандашной линией тропический остров с Гавайями.

Книги с описанием типичных океанских переходов показывали, что благоприятный сезон для путешествия по островам начинается в апреле и кончается октябрем. Это навело меня на отличную мысль: если первого апреля сообщить Алёше, Сережке и родителям о том, что мы с «Флибустьером» отправляемся на Таити через Гавайи, они точно этому не поверят. Можно было совершенно избежать ненужных уговоров и предостережений. Первое апреля – международный день дураков! Так у меня появилась ориентировочная дата отплытия из Калифорнии. Но до этого времени было необходимо все же продолжить свое путешествие вдоль побережья, обогнуть мыс под названием Пойнт Консепшн, который отделяет Центральную Калифорнию от Южной и считается довольно серьезным препятствием, которое не всякая яхта может преодолеть. Если «Флибустьер» выдержит это испытание, то можно будет серьезно готовиться к первоапрельской шутке по поводу Гавайев. На том я и остановилась.

Глава вторая. Пойнт Консепшн

Проработав чуть меньше года в реабилитационном центре, я выпросила себе отпуск и в начале августа направилась к Дейву. Он совсем не изменился за прошедший год и встретил меня с распростертыми объятиями. «Флибустьер», как ни в чем не бывало, стоял в гараже, чуть пыльный, но сухой и в полной боевой готовности. Дейв помог мне спустить яхточку на воду. Загрузив «Флибустьер» продуктами, мы оставили его у гостевого дока на одну ночь. Вечером, обменявшись новостями за бутылкой красного вина, мы обсудили мой маршрут и договорились встретиться на острове Санта – Каталина, что располагается в океане прямо напротив Лос-Анжелеса, всего в двадцати трех милях от Голливуда через пролив Каталины.

Мы с «Флибустьером» вальяжно покинули гостеприимный Морро Бэй в семь утра и без приключений добрались до Авилы во второй половине дня. Встав на якорь недалеко от муниципального пирса, я пообедала и отправилась смотреть достопримечательности. Небольшой курортный поселок располагался на территории примерно равной Массандре[12 - Пригород Ялты, Крым]. Местные пытались подзаработать на туристах: на набережной художники выставляли свои картины, худенький мальчик играл на гитаре, и почему-то совершенно незагорелая девочка – подросток в коротком платьице крутила под музыку обручи. Купив себе мороженного, я прогулялась по пляжам, но не нашла тут ничего особенного. Среди туристов преобладали люди пожилого возраста, и я вскоре заскучала. Поговорив с местными рыбаками по поводу бедного улова из-за морских львов и дельфинов, съедающих всю рыбу у причала, я отправилась назад на «Флибустьер». Тут-то и началось самое интересное.

Со старого пирса на сваях вниз шёл длинный железный трап, – к нему я накануне привязала свою байдарку. Вода за время моей экскурсии по городу поднялась сантиметров на сорок, и байдарочные «швартовы» оказались под водой. В итоге мне пришлось совершать акробатический этюд на трапе, вертикально спускающемся от настилов пирса к воде : держась одной рукой за мокрые перекладины, другой я пыталась развязать затянувшийся в воде узел. К тому же поднявшийся ветер гнал волну, то и дело окатывавшую меня сзади. Я балансировала на железных перекладинах, стоя по пояс в ледяной воде, и продрогла до костей. Наконец развязав узел, я плюхнулась в байдарку, почти её перевернув, и со всей мочи стала грести к «Флибустьеру», согнувшись в ней под углом сорок пять градусов: меня буквально сдувало назад, к пирсу. Метр за метром я выгребала против ветра, пока наконец не ухватилась за бортик своей яхточки. Втащив байдарку на палубу, я мгновенно выпустила из нее воздух, упаковала в мешок и как следует его обнайтовила. Сменив одежду, я поставила чай и открыла упаковку печенья. Я чувствовала себя совершенной идиоткой: вместо того, чтобы провести носовой швартов на самый верх трапа, я привязала его внизу, даже и не подумав о приливе. К тому же я не взяла с собой кормовой, чтобы привязать другой конец байдарки к буям напротив пирса, – их специально для этого там поместили. И еще простодушно подумала: и зачем тут эти буйки? Поднявшийся ветер стал изо всех сил колошматить мою надувнушку о ржавые перила трапа и покрытые острыми ракушками деревянные сваи пирса… Как она, бедная, только уцелела? А я ведь знала, что на побережье после четырех часов вечера поднимается ветер! Знала, но забыла. Переход от Морро Бэй до Авилы показал, насколько отвыкла я за год от морской жизни. Я всерьез стала подумывать о том, что мне следует просто немного покрутиться в этом заливе, вновь, как говориться, встать на морские ноги перед мысом Консепшн. Однако, прослушав сводку погоды на неделю, я все же решила двигаться на юго-восток, как и было запланировано. Если я не выйду как можно раньше, то застряну в Авиле как минимум дней на десять: на всю неделю объявили штормовое предупреждение. Южная Калифорния с её умеренными ветрами лежала сразу за Пойнт Консепшн, и я решила, что её эти сводки совершенно не касались. Главное – успеть проскочить этот мыс.

Поспав пару часов, я в полной темноте подскочила от звона будильника. Час ночи. Поставив кофеварку на горелку, я принялась натягивать на себя теплое белье и водонепроницаемую одежду. Не смотря на то, что на дворе стоял август, ночи были прохладными. Ветра не было. Луны тоже; небо было затянуто тучами. Подсвечивая компас и выставляя курс на навигаторе, я прикончила свой кофе и завела мотор. Летом ночи, как правило, безветренные. Перспектива идти под мотором всю ночь меня не радовала, но другого выхода не было: мы просто должны были обогнуть Пойнт Консепшн сразу после полудня. Вокруг мыса ветер усиливается многократно, и, рассчитывая на то, что утром ветер будет дуть с силой в десять узлов, в районе коварного мыса нам предстоит ожидать порывы узлов в тридцать. Ветер крепчает где-то после часа дня, достигая своей максимальной мощи после четырех. Мне, во что бы то ни стало, надо было проскочить Пойнт Консепшн до этого времени.

Скользя по глади океана, мы вышли за пределы бухты Авила. Сплошь застроенный берег отсвечивал огнями к востоку от бухты; на мысе Дьявола, ограничивающего Авилу с запада, мигал белым светом маяк. На полной скорости мы двигались вдоль побережья, не встречая других судов, до самого рассвета. В шесть утра прямо по курсу стало подниматься солнце; оно лучами пробивалось сквозь низкие облака, раскрашивая золотом всё вокруг. Выше голубело небо; было такое ощущение, что еще немного, и с неба ангелы сойдут на пушистые облака, раздувая щеки и возвещая трубами царство божие. Но вместо них на горизонте появились киты. Они выдавали в небо струи воды, подбрасывали свои гигантские туши вверх, игриво взбивая фонтаны брызг гигантскими хвостами… Вместе с китами пришли дельфины. Они окружили «Флибустьера», и, словно соревнуясь с ним в скорости, стайками проходили под самым его форштевнем. Облака куда-то исчезли, и солнце полноправным хозяином поднималось всё выше и выше, нежа воду своими золотыми лучами и приветствуя всех обитателей океанских глубин: с добрым утром!

В районе мыса Агуэйо были хорошо различимы ракетные установки военной базы Венденберг, стоящие на берегу, прямо напротив нефтяной платформы с красивым названием «Ирэн». Моя рация на шестнадцатой частоте безапелляционным тоном запрещала прохождения квадрата М начиная с девяти часов утра в связи в тренировочной стрельбой. Этот квадрат мы только что благополучно траверсировали. Радио в этом районе не умолкало. Военный корабль «Уоршип 118» требовал от кого-то судна немедленно покинуть место обстрела. У злосчастного шкипера судна или радио не работало, или он плохо понимал по-английски, да только через пятнадцать минут «Уоршип 118», находясь в явной близости к этому судну, коротко приказывал: «Моторное судно, находящееся в квадрате М с координатами… Над вами кружит вертолет! Немедленно покиньте квадрат! Здесь проводится тренировочная стрельба из ракетных установок!»

Ветер стал усиливаться, и я, подняв паруса, заглушила мотор. Вскоре мы бежали со скоростью в четыре узла. Я продолжала слушать радиоперепалку. Мне было и смешно, и немного не по себе. Я представила себя на месте шкипера этой моторки: он, наверное, был напуган до смерти. Наконец-то проснувшись, он, заикаясь, стал спрашивать по рации, в какую сторону ему бежать от ракет. Говорил он с очень сильным испанским акцентом, – скорее всего, был мексиканцем. Я подумала, что нам повезло: мы прошли этот квадрат вовремя. В противном случае, если бы я не включила рацию, так и мы бы очухались с вертолетом над мачтой и военным судном по борту. А может быть, «Флибустьера» эти военные могли вообще не увидеть, и начать палить почём зря! Хотя благодаря полой мачте «Флибустьера», набитой фольгой, на радаре он вырисовывается в виде солидного треугольника, – ничем не хуже пятнадцатиметровых яхт.

Вскоре быструю речь незадачливого мексиканца стали прерывать позывы какого-то неизвестного судна, – может, и над ним висел вертолет? Не зная, к кому обращаться, шкипер кричал в микрофон: «Управляющий ракетами, управляющий ракетами, управляющий ракетами! Вас вызывает парусная яхта «Принцесса морей». Я что, нахожусь в зоне обстрела?! Мои координаты … Приём!» Ему никто не отвечал. Я пыталась разглядеть участников разворачивающейся драмы в подзорную трубу, но мы были уже далеко от злополучного квадрата М. Ветер продолжал усиливаться, и я взяла рифы. Несмотря на уменьшенную площадь паруса, мы летели со скоростью в шесть узлов: волны, шипя, подталкивали «Флибустьера» в корму, ветер срывал белую пену.

Мы приближались к Пойнт Консепшн. Знаменитый мыс пологими скальными уступами спускался в воду. Издалека были видны гигантские волны, накатывающие на скалы и тут же разбивающиеся об них вертикальным фонтаном. Над волнами белел маяк. Ни деревца, ни кустика не было видно на этой бурой земли, – ветер несся сюда с безкрайних холмистых долин Калифорнии, через гряду прибрежных гор, и обрушивал всю свою ярость на ничем не защищенные склоны мыса. Далее в океан, в двадцати милях к юго-востоку от берега, был различим контур острова Сан Мигель, – самого крайнего из группы островов Чаннел. Начиная от мыса Пойнт Консепшн, береговая линия загибалась налево, на восток, – начиналась Южная Калифорния. Острова Чаннел протянулись параллельно береговой линии. Пролив между этими островами и континентом выплескивает всю свою сдерживаемую берегами энергию на соединении с океаном у Пойнт Консепшн. Это называется эффект Вентури. Вот так же широкие реки, плавно текущие по долинам, вдруг сужаются скалами и превращаются в бурливые опасные потоки. Из-за этого именно здесь, особенно в послеполуденное время, когда воздушные массы начинают перемещаться быстрее из-за нагретых солнцем гор и долин, и происходит многократное усиление ветра и волн. Пойнт Консепшн с незапамятных времен называют «калифорнийским мысом Горн».

К часу дня ветер еще более усилился. Каких-то минут двадцать, – и мы пройдем коварный мыс. Я уже взяла последний риф на люгере, но оставила небольшой треугольный передний парус – стаксель. Я была рада, что сообразила взять рифы как можно быстрее: чтобы подобрать рифы, надо вставать носом к ветру, и вот тогда-то становиться ясно, насколько сильно он дует. «Флибустьера» бросало из стороны в сторону, и мне пришлось лечь в дрейф, чтобы хоть как-то уменьшить эту «болтанку». Палуба тут же стала мокрой от захлестывающих её волн; держась за проведенные вдоль бортов леера с сеткой до самой палубы, я на полусогнутых ногах добралась до мачты, ввязывая риф-сезани в люверсы и крепя люгер к буму. Я приучила себя встёгиваться карабином на шлейке к страховочному линю, протянутому вдоль палубы. Такая самостраховка была просто необходима: окажись я за бортом, бросить спасательный круг было бы некому.

Пройдя Пойнт Консепшн, я, постепенно срезая угол, повернула на восток. Закончилось наше стремительное движение по ветру и волнам. Сейчас «Флибустьер» принимал всю силу ветра своим бортом, но продолжал на удивление хорошо двигаться, не рыская по волне. Я уже видела якорную стоянку Кохо, лежащую в бухточке, образованную двумя мысами. О том, чтобы подойти туда с этого угла и речи быть не могло: в такую волну даже под стакселем идти против ветра было невозможно. Нам пришлось пройти вдоль берега дальше на восток, и, развернувшись на 180 градусов, уже под прикрытием берега двигаться в обратном направлении, в сторону якорной стоянки. В течение часа мы бились с волнами и ветром; не желая уступать ни пяди отвоеванного расстояния, я завела мотор. С его помощью мы, наконец, вошли в бухточку Кохо. Даже в бухте продолжало дуть с огромной силой; только работающий мотор удерживал нас на одном месте, пока я спускала стаксель и крепила реёк вместе со свернутым люгером к буму, распластавшись на раскачивающейся из стороны в сторону палубе. Наконец бросив якорь, я переключилась на «нейтралку», и ветром нас сразу же понесло прочь от берега. Якорная цепь натянулась как струна: якорь врубился в песок дна, да там и остался. Я внимательно смотрела на берег: не тащит ли нас вместе с якорем? Склонившиеся к земле редкие кустики оставались на том же месте. Успокоенная, я вытравила еще пятьдесят метров цепи, и осмотрелась.

Параллельно береговой линии шла насыпь железной дороги; словно в подтверждение этому, по рельсам на огромной скорости пронесся товарняк, просвистев приветственное «Ту-туу!». Внизу слева, прямо под скалами Пойнт Консепшн, на узком пляжике что-то белело. С нехорошим предчувствием я взялась за подзорную трубу. Так и есть: на песчаной полоске на борту лежала выброшенная на берег яхты метров в десять длиной. Можно было хорошо разглядеть узкий длинный киль и характерные обводы парусного судна. Внутренне сжавшись, я потянула за цепь, еще раз проверяя якорь. Пойнт Консепшн не прощает ошибок… Наконец, надежно закрепив румпель ближе к правому борту, я спустилась в каюту и, поставив разогреваться мясное рагу, налила себе вина. «За место!», – сказала я «Флибустьеру», и чокнулась с его кабиной.

Не успев сделать и глотка, я вздрогнула от раздавшегося телефонного звонка. «Надо же, есть сигнал!» – подумала я, нажав на зеленую кнопку приема. Звонил Дейв.

–Привет! – раздался в трубке чуть напряженный голос, – Ты где сейчас?

– В Кохо, стою на якоре! – заявила я, пытаясь сдержать расползающуюся от уха до уха счастливую улыбку. Любой человек, мало-мальски разбирающийся в истории Калифорнийского побережья, слышал об этом естественном укрытии возле Пойнт Консепшн. В Кохо уже многие столетия назад выжидали благоприятную погоду для прохождения коварного мыса парусные суда. Мы с «Флибустьером» могли по праву гордиться своим пребыванием в исторической бухте.