Кружевные закаты

Андрей… Всегда Андрей. Вечно Андрей, Андрей, и слышать его имя от тех, кто понятия не имеет, что оно в ней вызывает, так тягуче-больно…

– Сильно? – спросила Алина, в какой-то даже упоении предвкушая положительный ответ и надеясь, что ей будет безразлично. Он ведь понесся спасать эту девицу…

– Сильно, но его жизни нет угрозы.

– А Костя?

– При чем здесь он? – удивилась Надежда.

– Я видела, как он бежал навстречу мне.

– Он подоспел, когда Андрей уже остановил Милю.

Алина задумалась, сдвинув брови. Надежда решила, что беспокоить ее больше не стоит, и тихо вышла прочь.

– Конечно, это неприлично, девушка чуть не погибла, но эта ваша Светлана понимает, что чуть не уничтожила троих? – гневно спросила она у Крисницкого, а тот в ответ промолчал.

23

– Потому что в вас кровь молодая бродит и вырывается, – с раздражением сказал Денис Федорович, скорбно сглатывая.

– А с каких пор в вас она не бродит, пугает? Когда и для чего вы успели стать такими скучными?

– В нашем возрасте скорее понимаешь, что стоит смерти. Проще говоря – ничего кроме счастья близких.

– Я и ратую… – оторопела Алина.

– Ты этих крестьян даже не знаешь. И едва ли они скажут тебе «спасибо». Пустое все, суета…

– Что же не суета?! Есть блины в тепле и неге, пока народ…

– О, прошу! – с редким для него раздражением перебил Федотов, начиная хрипеть от повышенного тона беседы. – Народом можно прикрываться всегда и для чего угодно, особенно если ты правитель. Я по своему детству помню восстание декабристов. Но вы преследуете иные цели.

– Какие же? – спросила Алина с вызовом загнанного в угол смельчака, внутренне холодея. – Как модно нынче говорить про наш корыстный расчет и цели!

В тот момент Андрей очнулся, разговор оборвался.

24

Разлитый мягкой негой день клонился к завершению. Золотое зеркало облаков паутиной неслось по выжженной степи горизонта прямо на Алину. Как безмерная воронка Галактики, вращались на ветру облака, наскакивая на крону Солнца. Ветер сгонял с него легковесные слои пара. С трудом отпрянув от окна, Алина повернулась к ворочавшемуся в постели Андрею и, заметив, что он пытается встать, приказала:

– Нет, не двигайся!

И засмеялась, совсем как влюбленная девушка, мягко, грациозно, положив руку Андрея обратно на одеяло. Солнечный луч застрял в ее бледных волосах, склонившихся вместе с головой в благоговейном спокойствии.

Слова утешения не шли с языка девушки. Все сочувствие, обращенное в звук, утрачивало целебное свойство и казалось Алине плывущим неизмеримо пошло. Она просто слабо, жалостливо улыбалась, видя, как он пытается держаться мужественно.

Алина припомнила, как сидела на полу у комнаты, где мучился Андрей. Как она сможет жить без него? Эта мысль казалась кощунственной, чудовищной. Кто развеселит, кто успокоит, кто вселит надежду одним своим видом? Перспективы плыли перед ней удручающей заглатывающей линией.

Поймав ее лукавый цветущий взгляд, Андрей отказался от намерения подняться, и, подумав о чем-то, опустил голову. Алинина серьезность опасно сочеталась с нежной насмешкой, ставящей его в тупик, но это не было неприятно. Они начали вести очень тонкую умелую игру, растворяющуюся в нюансах полуслов и полу взглядов. Это не было кокетство в обычном понимании, но Алине оно давало уверенность в себе как в объекте преклонения, а Андрея веселило.

Он действительно сильно пострадал, а, Алина, оправившись от первого ужаса, дежурила теперь возле него так часто, как могла. Крисницкая зарекомендовала себя настолько неподверженным любовной болезни существом, что никто и не верил уже, что такое вообще возможно. Поэтому никаких сплетен об этих двоих не ходило.

Поначалу, пока еще существовала угроза жизни Андрея, Алине казалось, сердце само себя утопит в крови, если его не станет. Тогда у них произошло поразительное единение. Они так же спорили, как раньше, но уже по-другому, светло. Алина чувствовала свою небесполезность, и эта уверенность исцеляла ее лучше любого лекарства. Во время болезни Львов принадлежал только Алине, поэтому она не хотела, чтобы он выздоравливал, и не корила себя за такие мысли. Это странное тягучее чувство к нему океаном заливало временами все ее существо несмотря даже на то, что ничем телесным, кроме случайных прикосновений, не подкреплялось. Что могло случиться, пойди она дальше, Алина страшилась подумать. Порой казалось, она может задохнуться. «Больная поэзия», – так про себя она отзывалась о том, что происходило внутри – где-то около сердечной мышцы, и, как не странно, Крисницкая больше не раздражалась подобным словам.

Алина вновь поймала себя на догадке, что превосходная степень в характеристике собственного чувства не может быть оправдана. В те минуты, когда она уже почти была уверена, что Андрей женится на ком-то еще, она твердо знала, что никто не может любить его так, как она. И у других женщин по отношению к Андрею – так, ерунда, и только у нее – настоящее, проверенное временем. На сильные чувства способны лишь незаурядные люди, тщеславно размышляла Алина. А уж она-то как никто другой способна зваться необычной. Почти постоянно ее мучила ревность и чувство собственничества по отношению ко всем, кто был ей дорог. За них она многое отдала бы, хоть и редко обнажала свои привязанность. Но и требовала за это повиновения, хоть и никогда не говорила об этом.

– Он ведь правда террорист, – тихо сказала когда-то Алина, объясняя сущность Кости и не стремясь увидеть реакцию Андрея.

– Это можно простить, – великодушно ответил тот, не принимая всерьез заверения своего маленького друга.

После этого разговора прошел не один месяц, и Андрей, наконец, понял, что Крисницкая вовсе не шутила. Он давно хотел начать неприятную для обоих тему, ибо не один день уже подозревал о занятиях маленького общества, но только сейчас, чувствуя воссоединение с его главой и зная, что она уже не наплюет на его слова и не фыркнет, попытался вразумить ее.

– Аля, – начал он, кашлянув. – Вы занимаетесь чем-то непозволительным? Я был прав тогда?

Алину будто опалило. Повернув голову к нему, она спокойно произнесла:

– Поверь, мы не делаем ничего, что может повредить честным людям.

И даже улыбнулась, сама от себя не ожидая подобной выдержки. «Лучше бы я соврала», – поняла она, увидев его реакцию. Что бы там он ни говорил о долге, чести и справедливости, это открытие ему не понравилось. А не лицемер ли он, в конце концов?

– Значит, и тебя мы не уберегли… Аля, Аля, – протянул он с укором, – как ты можешь?

– Но ты сам говорил, что сочувствуешь противоборцам! – от обиды и удивления Алина забыла о том, что ему нужна тишина. Не он сейчас был главным.

– Одно дело – говорить…

– Боже, так и ты такой же, как все остальные, думаешь лишь о себе! – пораженная, воскликнула Алина, смотря на него, как на безнадежно больного.

– Не стоит обвинять меня в двуличии… – холодно отозвался Андрей.

– Так ты сам даешь мне повод! Разве ты не понимающе относился к ним?!

Она замолчала, ожидая его ответа, и не дождалась. Понимая, что он сейчас начнет разглагольствовать о либерализме и зная наперед, чем перечеркнет его доводы, Алина решилась приоткрыть ему завесу сокровенного.

– Да, возможно, стоит довольствоваться тем, что дает судьба… Но мне это претит. Неужели возможно всю жизнь провести в тени, не ведая и не пытаясь выведать то, что спрятано более глубоко?! Меня гложет то, что я не могу докопаться до сути.

– И поэтому идешь приносить себя в жертву?

– Возможно, если я пойму свое время и хоть чем-то помогу людям, мне станет легче, я пойму себя, дорасту до понимания, почему теперь так поступаю.

Андрей задумался, но убежденность в своей правоте не дала ему проникнуть в суть ее слов.

– Найти себя можно и в другом…

– По – моему, вы даете шанс женщинам найти себя лишь в семье.

– Снова ты пеняешь на вашу забитость! Отец никогда ни в чем не отказывал тебе, так в чем дело, откуда это в тебе?