Рыжая Кошка. Роман

Ответил ей твёрдо, не отводя взгляда:

– Всё.

Мы смолкли на несколько секунд, прикоснувшись душой к своей юности. Наташа с удивлением и непониманием смотрела то на меня, то на Насибу, но молчала, не мешая нам быть наедине со своим прошлым.

Видя, что Насиба хочет о чём-то спросить меня, я догадался, что вопрос будет скорее всего касаться Кати Вороновой, и приложил палец к губам, прося о молчании. Однокурсница поняла моё предупреждение без слов. А я поднялся со стула и сказал:

– Ну что же, Ласточка, пора. У меня ещё много дел: завтра нужно возвращаться домой, в Фергану. Я же проездом – по делам. Заскочил вот к вам узнать насчёт аспирантуры, и соседке помочь в устройстве на работу.

– Не пропадай надолго, Сабир. – попросила Насиба. – У нас есть о чём поговорить.

И добавила многозначительно, подавая карточку с номерами своих телефонов:

– Звони. В любое время… Если не в институт, то домой. Всегда, чем смогу – помогу.

Я поблагодарил Насибу, положил карточку во внутренний карман пиджака и попрощался со своей бывшей однокурсницей, недовольный собой за то, что желая покрасоваться перед Наташей и Насибой, в глазах этих двух женщин выглядел павлином, распустившим хвост.

И главное, как я понял, Насиба хотела рассказать мне что-то о Катюше, возможно, очень важное, а я не захотел выслушать её. Представляю, как она была ошарашена этим: некогда, так любивший Воронову, Сабир даже слышать о ней ничего не захотел.

– Это что-то! – отреагировал любимой присказкой Насибы – естественно, про себя.

Да, сегодня я предстал перед бывшей однокурсницей в весьма невыгодном свете.

– Хочется надеяться, что Наташа не приняла мои действия за «ужимки и прыжки» отпетого ловеласа, – подумал я, спускаясь по лестнице в вестибюль.

Впрочем, ни Насиба, ни Наташа ничем не выдали своего отношения к моим «ужимкам и прыжкам», ведь они девушки тактичные, по крайней мере Наташа – уж точно.

До вечера мы с Наташей успели и в магазинах побывать, закупить всё, что заказала Рахиля, и взяли справку с места жительства, правда без взятки там не обошлось, и поужинать в «Гриль баре» на сквере в центре города.

На Каракамыш вернулись уже когда сумерки опускались на город, зажигая звёзды и рассыпая огни. В этом тихом районе и воздух не такой, как в центре, он наполнен осенними ароматами спелых фруктов, дымком от тандыров, в которых местные жители пекут воздушные лепёшки. Чуткое ухо улавливало то там, то тут весёлые мелодии: осень – время свадеб.

Останавил машину возле дома Карима и, замерев на секунду-другую, вслушиваюсь в вечерний шум города. Наташа тоже сидела молча, словно не хотела выходить из автомобиля, не хотела возвращаться в дом моего старинного друга. Но я открыл дверцу и решительно сделал шаг вперёд. Наташа так же молча последовалат за мной.

Возле ступеней, ведущих к двери друга, я остановливился и спросил девушку:

– Наташа, тебе не хочется сюда возвращаться?

И она ответила неожиданно жёстко, не щадя себя:

– На что может рассчитывать девушка, однажды шагнувшая за порог родного дома, ставшего чужим?

– На помощь, – ответил ей с улыбкой, надеясь смягчить обиженное сердце девушки, – в крайнем случае – на сочувствие.

– Спасибо, – буркнула Наташа, ничуть не смягчившись. – В наше время никто, никому и ничем не обязан!

– Кто сказал? – попытался удивиться я, догадываясь, кто это мог быть.

– Ваш друг, Карим Атабаевич.

– А-а-а, – звук получился несколько насмешливым. – От Карима можно ожидать и не такого.

Девушка не выдержала и взорвалась:

– Если вы знали об этом, почему не предупредили?

Выразительные глаза её смотрели на меня с непониманием и укором.

– Я предупреждал его! – начал злиться ей в ответ. – Просил оставить свои штучки, а он не послушал.

Моя вспышка насторожила Наташу. Пришлось переходить на более спокойный и миролюбивый тон:

– Побудь тут. Я позову тебя, если будет нужно.

В дом заходил нарочито шумно, громко топая ногами, чтобы моё появление было всеми услышано. Из глубины дома на моё топанье появился Карим. Рубашка у него расстёгнута, обнажая грудь, покрытую чёрными курчавыми волосками. На весёлом лице была широкая, добродушная улыбка.

– Сабир, братишка, здорово! – произнёс он и полез обниматься.

Легко отстранил его и поинтересовался:

– Опять навеселе?

– Ты же знаешь друг: я вообще человек весёлый!

– А где Дильбархон? – спросил строго, не одобряя веселье Карима.

– Она ещё из Янги-Юля не вернулась. Загуляла, видно, сестрёнка! – продолжил Карим не убавляя звука и радости.

– Поэтому и ты в загул ударился. Свободу празднуешь, друг?

– Какая там свобода? – запротестовал Карим и потащил меня за рукав в зал.

Знакомая комната предстала перед моим взором в плачевном состоянии: всюду пустые бутылки, окурки, пепел от сигарет. На столе, сваленные горкой грязные тарелки, огрызки от фруктов. Показывая рукой на стол, Карим сказал:

– Вот, вчера посидели с друзьями немного… Поговорили, молодость вспомнили… Толик был, Азиз… У Тахира сын родился. Обмыли…

И, немного помолчав, добавил, сгоняя улыбку с широкого, слегка опухшего лица:

– А твоя прыцесса даже не вышла… Вот я и сказал ей пару ласковых…

И я, взяв Карима за воротник рубашки, начал трясти, как бутылку с кислым, дешёвым вином.

– Я же предупреждал тебя, Карим-ака, чтобы ты ненароком не обидел девушку.

– Да что ты?! – попытался вырваться Карим. – Её обидишь, как же?! Утром даже разговаривать не стала. Есть отказалась.. А ей-то всего и предложили посидеть несколько минут за столом, составить нам компанию.

– Я же ясно сказал тебе, что эта девочка не про вас! Ты что, друг, не понял?

Карима окончательно развезло, он стал совершенно неприятен и заявил нахально: