Милая Лэина в логове Змея

Я лишь кивнула в ответ и ещё раз пробежала взглядом по скромно обставленной комнате внутри ракушки. Больше всего беспокойство вызывала кровать, имевшаяся там в единственном числе. Я задумчиво вперилась в неё взглядом, и не заметила, как Рагавурр приблизился ко мне и легонько коснулся руки. Больше от неожиданности, чем от испуга, я отпрянула и отплыла назад – дальше от него и ближе к той самой кровати.

Его равнодушное выражение лица сменилось на насмешливое, а во взгляде полыхнуло нешуточное пламя, словно одно моё испуганное движение разбудило в нём инстинкты хищника. Он медленно подплыл ближе, и я снова рефлекторно отплыла назад. Сердцебиение участилось, кровь гулко застучала в висках.

Дальше отступать было некуда, сзади меня в угловатом тёмном тупике стояла кровать, а выход из комнаты находился с противоположной стороны. Усмешка на лице Рагавурра сменилась оскалом, и, не желая испытывать судьбу, я ринулась вперёд, пытаясь оплыть его сбоку. Молниеносно и жёстко он схватил меня за талию, прижал спиной к глухой стенке и водой сковал мои руки.

Мягкий и пьянящий рык довольного своей добычей хищника прошёлся по моей шее, к которой он склонился, оценивающе осматривая новые владения. Лёгкое касание его клыков заставило сердце замереть – мне хотелось верить, что это была лишь игра, и он не собирался и вправду полакомиться мной вместо завтрака.

Зубы скользнули к правому плечу. Одной рукой он сдёрнул с него ворот топа, а второй залез под топ снизу, нежно гладя меня по животу. Резкая боль – сквозь появившуюся на моём плече рану хлынула кровь, едва успевшая разойтись по воде – губы Рагавурра тут же плотно прижались к порезу. Я вскрикнула и попыталась вырвать руки, но вода сжала их ещё крепче.

Мысли, до этого вихрем проносившиеся в голове, растворились в странных, пугающих и одновременно будоражащих ощущениях. Мне хотелось и оттолкнуть его, и продлить этот миг. Что-то дикое и абсолютно непохожее на его обычное поведение было в каждом движении Рагавурра. Лёгкий стон удовольствия, сорвавшийся с его губ, пронзил меня, словно электричеством. Мне стало страшно, что на этом он не остановится.

Где-то глубоко внутри вспыхнул огонь, тепло растекалось по телу, браслеты Мэгирр, которые я снимала лишь изредка и только на ночь, начали нагреваться. Рагавурр коснулся бедром раскалённого железа, зарычал, но, как мне показалось, не от боли. Из-за нашей Связи моя Воля не могла его ранить.

Он взял мою правую руку и с блаженством провёл горячим браслетом себе по щеке, опустил его ниже по шее и прижал к груди. Моя ладонь легла поверх его сердца, и я почувствовала под ней бешеный стук. Он уже не владел собой.

Я резко согнула пальцы и полоснула когтями ему по груди в отчаянной попытке вернуть ему рассудок. Сначала он подался вперёд, прося продолжения, но чем глубже впивались мои когти, тем менее затуманенным становился его взгляд. Он несколько раз тряхнул головой, сфокусировался на моём лице и застыл.

От моего сбивчивого дыхания грудь часто поднималась и опускалась. Руки тряслись, а дошедший до меня сладкий вкус крови застывшего передо мной Оиилэ сводил с ума. И если бы Рагавурр в тот момент не совладал, наконец, с собой, только глубинам известно, к чему бы это привело.

Он немного отстранился, отпустил мои руки и усмехнулся.

– Необычное место… Как же сильно здесь пульсирует Воля Океана! Но ты этого не чувствуешь, милая Лэина. Пока… не чувствуешь.

Я выдохнула, как никогда радуясь появлению хладнокровного и насмешливого Рагавурра. С ним было привычнее и безопаснее, чем с тем диким и голодным хищником, вырвавшимся на свободу несколько минут назад.

Он осторожно подтолкнул меня в сторону кровати.

– Ночь выдалась бессонная и непростая, а следующая будет и того хуже, – он продолжал плыть к кровати вместе со мной. – Нам нужно отдохнуть, ламэлин.

Он смотрел на меня, дожидаясь, пока я лягу, а я продолжала колебаться. Сердцебиение по-прежнему никак не успокаивалось, а мой спутник, как выяснилось, в поселении хвостатых не до конца владел собой.

– Не будешь бояться и убегать, не станешь моей добычей, Лэина-ламэ, – сказал он, продолжая улыбаться. – Ну же, я знаю, ты смелая девочка.

Я кивнула и легла на противоположную от него сторону кровати, продолжая сверлить его взглядом, пока он снимал с себя рубашку, под которой скрывалась широкая мускулистая грудь и рельефный пресс. Позабыв обо всех опасениях, я заворожено наблюдала, как перекатывались его мышцы, пока он складывал рубашку в сундук и плыл к кровати. Он лёг с другого края, взмахнул рукой, и вода накрыла нас плотным покрывалом, сотканным из водорослей.

Убедившись, что в его планы не входило ничего, кроме сна, я вздохнула с облегчением и тоже прикрыла глаза. В полудрёме, поначалу даже, казалось, во сне, я почувствовала лёгкое прикосновение к щеке. Рагавурр нежно провёл по ней тыльной стороной ладони, затем пальцами очертил границу моих губ и скользнул рукой под покрывало.

Я испуганно открыла глаза.

– Не бойся, ламэлин. Просто я подумал, возможно, больше никогда не увижу такую Лэину, нежную и невинную. Позволь мне запомнить тебя такой, – прошептал он, касаясь моего лба своим.

Горечь хлынула на меня, словно прибойная волна на берег. Мне хотелось ударить его, закричать, призвать к ответу. Из-за него я оказалась неведомо где, среди диких существ и согласилась на обряд, способный изменить меня до неузнаваемости. И теперь, когда уже поздно было отступать, он сокрушался, что мог больше никогда не увидеть прежнюю Лэину?!

– Замолчи, – процедила я сквозь зубы и зажмурилась, чтобы больше не видеть этот странный взгляд, жадно изучавший моё лицо. – Невинной и нежной Лэины не стало в день, когда ты поставил ей эту грязную метку…

Он ничего не ответил, но убрал руку с моей талии и отодвинулся.

Второй раз сон ко мне шёл медленно, не торопясь, растягивая и смакуя моё ощущение неловкости и раздражения. Но спустя не знаю сколько минут веки, наконец, потяжелели, и я провалилась в тёмные глубины подсознания, где на этот не увидела ни единого сновидения.

Мы проснулись ближе к вечеру. Рагавурр выплыл из дома-ракушки ненадолго и вернулся с одним из хвостатых, несшим в руках длинную палку с нанизанной на неё разделанной рыбой. Несомненно, их образ жизни был не таким продвинутым, как наш, но и не походил на совершенно дикий.

После обеда мне захотелось немного прогуляться по поселению, название которого я до сих пор не знала и потому придумала самостоятельно – Аала Гиугин, Дикий город. Но у выхода из нашего дома-ракушки дежурила стража, моментально преградившая мне путь. Я, в отличие от Рагавурра, покидать это временное убежище не могла. Не желая ввязываться в конфликт, я вернулась назад и вместо прогулки выглянула в резное окно.

Город был наполовину пуст, но те хвостатые, что всё же остались, беззаботно болтали о чём-то, играли с детьми и не показывали никаких признаков занятости.

– Странный у них быт, – мелькнувшая в голове мысль сама соскочила с языка.

– Они постигли то, что мы не сумели, – Рагавурр тоже подплыл к окну. – Они свободны, как истинные дети Океана. Им не нужны ни деньги, ни власть, ни надуманная деятельность. Они едят, когда голодны, отдыхают, когда устали, играют, когда веселы, грустят, когда им грустно. И не окружают себя лишними вещами, обязательствами и традициями. Но нам с тобой, Лэина-ламэ, уготован иной путь.

Как только стемнело, и луна поднялась над водами Бездонного моря, к нам приплыли несколько хвостатых девушек.

– Пора готовиться к обряду, – сказал Рагавурр, поворачиваясь ко мне спиной. – Тебе придётся сменить одежду, Лэина-ламэ.

Под «сменить одежду», как выяснилось, он имел в виду раздеться. Вместо моего топа и широких брюк на грудь и бёдра девушки повязали мне широкие полоски из водорослей. На лбу с помощью лоскутов похожей материи закрепили редчайший Лазурный лунный камень, плоский с одной стороны и полукруглый с другой. Всем известно, что Лазурные камни сильнейшие проводники Воли Океана, с их помощью Оиилэ могли излечить слабость или попросить Океан преумножить их силу.

Когда луна близилась к зениту, девушки дали нам знак, что пора выдвигаться. Борясь с собственным смущением из-за наготы, я поплыла вслед за ними и на выходе из дома-ракушки с обеих сторон меня окружили стражники, сопровождавшие нас вплоть до прибытия к месту обряда. Рагавурр тоже плыл с нами, но чуть поодаль и позади. Сегодня вечером он казался спокойнее и больше не сокрушался о потере «невинной Лэины», которую некогда повстречал в Жемчужном городе. Однако его спокойствие не могло стереть воспоминания о тех словах сожаления, до сих пор разносившихся гулким эхом у меня в памяти.

Алтарь был окружён Дикими Оиилэ. Множество зелёных голов с крупными глазами смотрели на меня не отрываясь, когда я подплыла ближе. Хвостатые, словно повинуясь чьей-то безмолвной команде, освободили нам дорогу к алтарю, у которого уже ожидала жрица. В руках она держала каменный клинок, по оформлению безошибочно походивший на реликвии Лаан.

Я продолжала плыть вперёд сквозь зелёное море тел, пока не обнаружила, что мои спутники задержались в толпе, а я осталась у алтаря один на один со жрицей. Она смотрела на меня молча и не делала никаких знаков – мне и так было прекрасно известно, что именно от меня требовалось. Собравшись с духом, я заплыла на алтарь сверху и легла оголённой спиной на шершавый камень. Как только мой затылок коснулся каменной плиты, сопровождавшие меня девушки подхватили продетые через отверстие в основании алтаря верёвки и привязали мою грудь и ноги к камню.

Я откинула голову назад, ища глазами Рагавурра и поначалу не находя его в толпе. Но когда окружавшие нас Дикие Оиилэ начали выстраиваться в ряды, браться за руки и окружать алтарный камень, я заметила, как он вместе с хвостатыми вставал в круг – третий, самый дальний. Как только последние из участников обряда сомкнули руки, жрица, знаменуя начало обряда, полоснула клинком по моим ладоням, оставляя глубокие порезы, но предусмотрительно не задевая метку. Я сжала зубы, чтобы сдержать крик боли, и наблюдала, как две тонкие струйки крови поднимаются, сливаются в одну и направляются к поверхности океана.

Повинуясь жрице, вода унесла клинок и принесла взамен необычный посох, к навершию которого был прикреплён жёлтый лунный камень. Вместе с посохом она проплыла над тремя окружавшими алтарь рядами Диких Оиилэ и остановилась позади них. Всё стихло, никто не двигался и, казалось, даже не дышал. Они ждали, пока струйка моей крови дойдёт до поверхности.

Когда посох, нарушая тишину, ударил по круглым и овальным камням, устилавшим дно, вода у алтаря пришла в движение. Поток двигался сначала еле уловимо, но постепенно ускорялся. Я наблюдала, как вокруг меня формируется водоворот, сила и скорость которого возрастала, заставляя воду закручиваться выше и выше. Следуя за моей кровью, поток направлялся к поверхности.

Наверху, в центре водоворота, образовалось углубление. Оно опускалось всё ниже и ниже, пока не достало до дна, и моей кожи впервые коснулся воздух с поверхности. Сначала лишь пузырьками, попавшими в водоворот, затем, когда вода начала расступаться и упираться в сдерживавший её круг Диких Оиилэ, воздух окружил меня полностью. Я затаила дыхание, надеясь, что вскоре вода вернётся.

Вышедшая из-за облака луна сверкнула в глазнице водоворота и опустила на меня ровный и яркий, совсем не такой, как в Защитных покровах наших городов, луч света. Он скользнул по телу, вызывая странную дрожь.

«Благословение Луны», – мелькнуло у меня в мыслях.

Вода так и не вернулась, и я, борясь с удушьем, сделала еле заметный пробный вдох. Не окажись у меня унаследованной от прародителей способности дышать воздухом, от такого маленького вдоха в худшем случае у меня бы просто закружилась голова.

Я замерла и снова задержала дыхание, пытаясь понять, не опасно ли сделать ещё один вдох.

Хуже мне не стало, и я вдохнула ещё раз, теперь уже глубже и уверенней. Слава глубинам, я оказалась из тех Оиилэ, которые способны подниматься на поверхность.

Водоворот не успокаивался, а луна продолжала заливать алтарь голубоватым светом. Поначалу его соприкосновение с кожей было еле ощутимо, но чем дольше длился обряд, там сильнее становилась дрожь в моём теле. Кожу начало жечь. Сначала слегка, потом сильнее. На её поверхности зарождалась садящая боль, постепенно пропитавшая и всё тело. Эта боль не несла с собою агонию, но была навязчива и равномерна, неотступно вгрызаясь в меня изнутри.

Голова начала кружиться. Боль добралась и до неё, вспыхивая в висках и разливаясь чёрными пятнами перед глазами, которые отчего-то защипали и из них полилась вода. Она скользила по моим мокрым щеками и капала на алтарный камень.

Ноги и руки свело. Пытаясь избавиться от судороги, я дёрнулась, но по-прежнему была прикована к алтарю верёвкой. Она натянулась, но не уступила мне и пары сантиметров.

В жалкой попытке сохранить рассудок и ослабить монотонно садящее болезненное ощущение, я закричала. Сначала еле слышно, но с каждой минутой мой крик поднимался выше, вплетался в поток водоворота и тонул в нём, едва доходя до наблюдавших за мной Диких Оиилэ.

Лунный свет теперь казался мне не благословением, а истинной пыткой. Он добрался до каждой вены, до всех мельчайших сосудов, будто раздвигая их стенки.