Дети царя Салтана

– И правильно,– услышала я снова голос той самой женщины, которая выразила радость при нашем появлении.– Нечего на них смотреть. Кушайте, на здоровье.

Мне стало стыдно за свой порыв, и я отдернула руку.

– Веди себя прилично,– склонилась к моему уху с нравоучениями Ирина,– Не уподобляйся тому борову,– и она, незаметно для окружающих, указала пальцем на Олега.

Сидевшая напротив нас женщина с пронизывающим взглядом и возрастом, которой определялся с трудом, громко рассмеялась. Мы с Ириной уставились на нее, подозревая, что она подслушала наш разговор.

– Смешно,– только и сказала она, прикуривая тонкую, коричневую сигарету через длинный мундштук и откинувшись на спинку деревянного стула, больше напоминающего трон.

Вся мебель в этом зале напоминала мне сказку про трех медведей, а себя я чувствовала Машенькой, случайно забредшей к ним в избушку. Громоздкие стулья и длинный стол, казавшиеся вырубленными из цельного дерева темного цвета, высокие проемы дверей и сами двери, которые находились на этом этаже, все это казалось не под силу подъемным, трудно открываемым и тяжело сдвигаемым. И здесь невольно возникало ощущение, как же хрупок и слаб человек в мире больших вещей.

Несколько окон с одной стороны, не решали проблему с освещением, поэтому люстра, размером под стать всей мебели, висела над нашими головами, обогащая зал светом благодаря ни одному десятку лампочек.

– Мамочка, как же здесь все страшно и опасно,– Ирина тоже задрала голову вверх и разглядывала люстру вместе со мной.– А если она упадет? Она же нас всех под себя подгребет.

– А я вот думаю, это какой же расход электроэнергии,– одновременно удивляясь и возмущаясь, заметила я.

– Ерунда,– на мгновение, вытащив мундштук изо рта, продолжала «просвечивать и прощупывать» нас своим взглядом женщина непонятного возраста.– Ее редко включают. Только в особых случаях. А таких случаев на моей памяти было всего пару-тройку раз.

Мы с Ириной, как два кролика перед удавом, уставились на ее губы, одновременно вслушиваясь в бархатный, гипнотизирующий голос.

– Тут все такое,– ухмыльнувшись не по-доброму, продолжила она.– Захар Петрович, будучи ростом «от горшка два вершка», как все маленькие люди имел тягу ко всему большому. Даже женщин выбирал выше себя.

И она резко замолчала, нервно затянувшись. Мы, не отрываясь, продолжали смотреть на нее, но она потеряла к нам интерес.

– Успокойтесь все, пожалуйста,– чуть не плача, стараясь перекричать гостей, заговорила хозяйка дома.– Я хочу вас познакомить.

И она показала на нас с Ириной:

– Это мои старые подруги Ирина и Татьяна, с которыми мы лет сто не виделись. Прошу любить и жаловать. А это,– пошла она по кругу, тыкая пальцем теперь в ту самую женщину с сигаретой.– Моя крестная, Екатерина Дмитриевна. Дальше, моя подруга Мила. Она мне, как сестра. Это, как вы поняли, мой отец, Виктор Павлович.

Ксюша сделала паузу, видимо обдумывая, как представить пару молодых людей.

– А это Валерия и Олег. Валерия – приемная дочь моего отца во втором браке, а Олег ее муж.

Мила, которая все свое внимание уделила столовому набору, состоящему из ножа и вилки, не поднимая глаз, хмыкнула.

– Да. Муж,– нарочито громко, чтобы, без исключения, услышали все, выкрикнула Лера.– Даже, если мы не зарегистрированы, никого это не касается.

– Хорошее дело «браком» не назовут,– добавил Олег, самодовольно улыбаясь и что-то жуя.

– Удачно пристроился,– демонстративно выпустив в его сторону сигаретный дым, прожгла его взглядом Екатерина Дмитриевна.– Не муж, не брат, а кормят, поят и денег не просят. А, самое главное, на работу не гонят. Да?

– Перестаньте,– пришла в себя Ксюша, сменив нотки плаксивости в голосе на более категоричные звуки.– Сегодня наш с Ириной праздник. У нас с ней День Рождения. Не надо его портить.

Все обернулись на нас, но уставились на Ирину. И тут мне стало не просто стыдно, а очень стыдно, потому что, слушая весь день подругу, я совсем забыла и упустила из виду, что она такая же именинница, как и хозяйка дома.

Я, не смея последовать примеру остальных, свои глаза устремила в пустую, сверкающую чистотой, тарелку, мысленно поставив на корке головного мозга толстую зарубку, чтобы не забыть поздравить Ирину потом, когда останемся один на один.

– Прошу не забывать про это и поздравлять нас обеих,– наконец, улыбнулась Ксюша, хлопнув в ладоши,– Ну? Что же вы? Наливайте вина и налетайте на закуску. Тетя Нина,– обратилась она к единственной, не представленной нам женщине с кудрями овечки романовской породы.– Чем угощать будете?

– Ой,– засмущалась та, поднимаясь со стула.– Да, тут ничего особенного то и нет. Так, салатики, колбаска собственного производства, холодец, огурчики с помидорчиками, тоже сама солила. Из горячего голубцы, плов, манты. Кушайте на здоровье.

К ней подошла Ксюша и обняла ее.

– А это,– представила она,– Не просто соседка, а мой самый настоящий ангел-хранитель, тетя Нина, которая помогает мне абсолютно во всем. И особенно на кухне.

– Ну что ты, дочка?– стало лицо той алым от смущения, а вокруг глаз и губ собрались в рисунок, словно сплетенный невидимым паучком, морщинки, которые придавали лицу особый вид доброты.– Какой из меня ангел? Это я так, по-соседски. Да, еще в память о твоей бабке. Хорошая она была, Клавдия Мироновна-то. Уж шибко я ее уважала.

Речь женщины была простой и легкой. Слушать ее было приятно и как-то умиротворенно. И я заметила, что такое впечатление она производила на всех, потому что, после ее слов, гости, не стесняясь, застучали ложками, вилками и ножами, попеременно хватаясь за общие блюда, чтобы переложить их содержимое себе в тарелки.

Ксюша тоже вернулась на свое место и, не отставая от нас, приступила к трапезе.

Какое-то время никто не заговаривал, наслаждая свои вкусовые рецепторы и набивая желудок едой. Но вскоре, после кратковременного всеобщего молчания, со стула поднялся Виктор Павлович.

– Прошу внимания,– обратился он ко всем, держа в руках бокал с красным вином,– Я, не в обиду Ирине, хочу поздравить свою дочь с Днем Рождения и выпить это вино за нее! Доченька,– повернул он тело на пару градусов в сторону Ксюши, чтобы всем стало понятно, кого он имеет в виду.– Что бы ни происходило или не произошло между нами, я хочу, чтобы ты знала, что у тебя есть я, твой папа. И ты всегда можешь положиться на меня. Для меня нет ничего важнее, чем твоя улыбка и радость в глазах. За них я готов отдать не только свое имущество, но и жизнь. Помни об этом и будь счастлива, Ксюшенька! Ура!

Он, подняв бокал над головой, словно дал нам команду, которой я, лично последовала безоговорочно, троекратно выкрикнув вместе с другими: « Ура! Ура! Ура!».

Все выпили и опять принялись пережевывать пищу. Я же решила рассмотреть более внимательно Виктора Павловича, который вызывал во мне какой-то непонятный трепет во всем организме.

Ксюшин отец был красивый мужчина. Дочери достались его темные с густыми и пышными ресницами глаза. И если у Ксюши они смотрелись естественно, то во внешности Виктора Павловича это добавляло такой шарм, который у меня вызывал, ко всему прочему, еще и зависть, потому что мои ресницы оставляли желать лучшего. На его худом лице выделялись четко очерченные скулы, придавая ему мужественность. Губы были тонковаты, но не портили общего впечатления. Подтянутый, стройный и высокий, для своих лет, а судя по взрослой дочери годиков ему было далеко за пятьдесят, выглядел он сногсшибательно. Одет он был со вкусом и согласно торжеству, подчеркивая этим важность момента. В отличии, опять же от меня, одетую в простые джинсы и обычную блузку, которую я ношу, из ее практичности, повседневно. « Но я же не виновата?– пробежалась в моей голове мысль, стараясь облегчить мою совесть,– я же не думала, что дело так обернется и мне придется присутствовать на празднике. Пусть на чужом, но на празднике же».

То, что мужчина мне понравился, стало очевидным для меня самой после того, как он, неожиданно, оторвавшись от закусок, посмотрел в мою сторону и улыбнулся. После чего я, перепутав, схватила бокал с вином Ирины и выпила его залпом.

– Ты чего?– зашипела подруга и посмотрела на дно пустого сосуда, видимо, в поисках истины.– Хочешь спрятаться от предстоящего дела, уйдя в запой?

Я предпочла не отвечать ей, но краем глаза заметила, что Екатерина Дмитриевна не сводит с нас глаз, прислушиваясь к нашему диалогу.

– А скажите, пожалуйста,– неизвестно к кому обратилась я, почувствовав, как невидимой рукой интуиция провела по позвоночнику, задев все нервные окончания, обострив их чувствительность.– А все эти картины, доспехи, откуда они?

– О-о-о,– подхватил нить разговора Виктор Павлович, заметно оживившись.– Они вроде, как и настоящие, выкованные из металла, но не старинные, из какого-нибудь там музея или чьей-то частной коллекции, а просто сделанные одним замечательным местным мастером самоучкой. Я сам когда-то занимался ими по просьбе Захара Петровича. Сначала мне показалось это глупой затеей, но потом я столько узнал и прочитал, что с удовольствием помогал тестю. Мастера этого уже нет в живых, а его творения, как видите, продолжают жить. Как, кстати, и картины, написанные одним знакомым художником.

– Муляжи, не имеющие цены,– внес ложку дегтя Олег.

– А ты уже приценился?– озлобленность Милы на молодого человека была мне непонятна.– Видела я, как ты крутился у картин. Ищешь, что бы спереть?

– Не говорите ерунды,– сжала в руке нож Валерия так, что покраснели костяшки на ее пальцах.– Это полная ерунда и ложь.

– Ну, ну,– Мила посмотрела на Ксюшу, которая опять сникла.

– У меня же подарок для тебя,– вовремя спохватилась Ирина и, вытащив откуда-то из-под себя тот самый сверток, ринулась к подруге.– Я поздравляю тебя и, держи, это тебе.

Ксения лихорадочно стала снимать обертку. Вскоре в ее руках оказалась мягкая игрушка полосатого тигра.

– Но,– виновница торжества ошеломленно посмотрела на Ирину, глаза ее стали еще больше, а руки дрожали.

– Это же твой талисман Тишка!– воскликнул, соскакивая, и Виктор Павлович.