– Проехали, забудь!
– Хэй? – позвал он, последовав за мной. – Ты все не так поняла, постой!
Бежать, бежать поскорей, без оглядки, чтобы он не видел мои слезы. Я столько месяцев просидела в панцире, пряталась под балахонами, и почему-то решила, что, сменив имидж стану для всех типа бабочки, вылетевшей из кокона. Какая же я дура! Как была гусеницей, так ею и останусь.
– Марьяна! – позвал парень, выскочив за мной в коридор, но я прибавила шаг, а потом вообще перешла на бег.
***
Я упустила шанс исправить оценки по математике по самой тупой причине, которую даже себе не могу объяснить. Нет, я не плакала, сидя в автобусе, я злилась на себя. Только и делала, что прокручивала наш диалог с соседом. Имя его не спросила, зато сходу предложила себя. Ну, и кто я после этого? Нужно обязательно еще раз поговорить с ним, извиниться и как-то все-таки объяснить свое поведение.
Дома никого не было, что оказалось даже на руку. Тетя Таня обязательно бы заметила мой подавленный вид, а мне хотелось просто побыть одной и пострадать. Бегемот залез мне на руки и радостно замурчал. Я надела наушники и увеличила громкость до максимума.
Из сна меня выдернул входящий звонок от тети Тани. Она попросила забрать девочек с тренировки. Я часто водила Дашу и Машу, их спортзал через несколько кварталов от дома. Обожаю наблюдать за тем, как смешно малышки выполняли акробатические трюки.
На ужине я ковыряла вилкой в недоеденном рисе с овощами, думая о разговоре с соседом. Даниловы переглядывались, общаясь друг с другом жестами. Бьюсь об заклад, они сгорали от любопытства, отчего я такая грустная и снова напялила балахон с капюшоном.
Я решила не мучить их и первой заговорила, но, как всегда, начала не с того. С конца.
– Дядь Паш, я стремная? – выпалила я.
Данилов поперхнулся. Резко закрыв рот и нос рукой, чтобы содержимое рта не вылетело прямо на меня, он закашлялся. Тетя Таня похлопала его по спине и протянула стакан воды:
– Держи все в себе, не сдавайся.
Глаза дяди Паши заслезились, а когда вернул себе способность говорить, посмотрел на меня часто моргая:
– Кто тебе такое сказал?
– Никто, – я пожала плечами. – Просто спросила ваше мнение, как мужчины.
– Если это какой-то прыщавый сопляк тебя надоумил, то я ему… – он принял от жены полотенце и промокнул все еще слезящиеся глаза.
– Никто бы не сказал Марьяше ничего такого, – отрезала тетя Таня. – Ты очень красивая девочка. Девушка.
Она толкнула мужа локтем в бок, и он часто закивал.
– Да, да, красивая. И эти твои волосы, – он указал на свою голову, жестами изображая густую шевелюру. – Они… розовые.
Тетя Таня перевела на него многозначительный взгляд. Дядя Паша поспешил завершить ужин и быстро ретировался с кухни.
– Уверена, что ты себя накручиваешь, дорогая, – Данилова задумалась и вскоре села напротив меня с хитрющей улыбкой на лице. – Тебе кто-то нравится? Это для него ты захотела поменять внешность?
– Эм… – я набрала побольше еды в рот, делая вид, что не могу ответить.
– Ты договорилась с Сергеем Алексеевичем о занятиях?
Я кивнула. Но потом замотала головой.
– Он напряг для этого своего внука.
– Никитку? – тетя Таня явно обрадовалась. – Ой, он хороший мальчик! Я за тебя спокойна.
Я только захлопала ресницами, не веря, что парня с его «послужным списком» можно охарактеризовать как «хороший», и вообще оставлять его с девушками наедине. Мнению тети Тани я доверяла, как никому, но с утра она буквально обозвала его мартовским котом, а сейчас хорошим. Что-то не сходится.
– Ты на меня сильно разозлишься, если я тебе кое в чем признаюсь? – неплохое начало, теть Тань, заинтриговала так заинтриговала.
Она протянула мне файл с несколькими страницами договора, с печатью и подписями. Одна из них Даниловой, а вторая… Романовой – владелицы галереи!
– Что? Что это?
У меня руки затряслись, я пробежалась глазами по содержимому документа. В нем говорилось о том, что со следующей недели я буду учиться на престижных художественных курсах под началом Романовой.
– Я кое-куда сходила и кое с кем поговорила, – тетя Таня сияла, от моего обалдевшего вида. – Помнишь, я обещала уладить твой провал в галерее?
– Но, как?! Как вам удалось устроить меня? Она же не видела ни одной моей работы.
– Видела.
Я откинулась на спинку стула и вылупилась на опекуншу. Да она меня разыгрывает!
– Ну, я… тот портрет, – она опустила глаза, вроде бы стыдясь своего поступка, но я слишком хорошо ее знала. Она не испытывала ни капельки угрызения совести, когда была уверена в своей правоте. – И отнесла его Аглае Алексеевне.
– Она же испорчена! – я в ужасе вспомнила потеки краски.
В то утро дождь каким-то чудом едва задел мою работу. И это удивительно, потому что ливень стоял стеной. А на портрете было всего несколько капель, которые только добавили ему драматичности и даже сюжетную линию.
– Она прекрасна, что бы ты ни сказала, – Данилова выставила руку, пресекая все мои порывы поспорить. – Романова была очарована и попросила о личной встрече с тобой.
– О, нет…
– О, да!
– Она узнает меня и вышвырнет нафиг!
– Только не после того, как увидела твою картину.
Мне бы ее позитивный настрой.
***
В комнате я не могла прийти в себя: эмоции кипели. Ходила взад-вперед и представляла как мой кумир в мире высокого искусства отреагировала на портрет, который я нарисовала, вывернув наизнанку душу. Навряд ли я смогу еще раз выдать что-то подобное.
Бегемот сидел у окна, следил за моими метаниями с кислой мордой. Не мог дождаться, когда я лягу в постель и перестану маячить перед ним. Повернувшись к коту, я вдруг заметила в окно, как из дома напротив вышел молодой человек в спортивном костюме, в капюшоне и побежал трусцой по беговой дорожке.
Кардио на ночь? Он уснуть без нагрузки не может? Надеюсь, сегодня бегом и ограничится.
Я решила, что это мой шанс, что могу подкараулить его и поговорить, оправдать свое глупое поведение. Только вот уже стемнело и нужно найти предлог для опекунов, чтобы выйти из дома…