Кто дома?
Глава 6
Рождество
В гостиной на первом этаже стояла большая елка. У камина Дэниэл аккуратно развесил носки с именами всех членов своей семьи. Вот уже три месяца он живет в своем доме один. Так думали Брукс, Лиззи, Майк и все остальные. Но он-то знал, что его семья по-прежнему с ним. Зеркала больше не были завешаны. Его не пугала отвернутая голова жены, он перестал вздрагивать от появления луж крови то в одном, то в другом месте. Он знал, что они как появились, так сами и исчезнут. Дэниэл старался убедить всех, а в первую очередь – себя, что он здоров. Пусть лучше его видения будут призраками его родных, которые не желают покидать свой дом, чем временным воображением его помутненного рассудка. Так проще смириться с тем, что их нет в этом мире. Так они оставались рядом, и ближе всех – Макс. Он единственный, с кем Дэниэл разговаривал, видя его не в зеркале или во сне, а «наяву» – лежащего на своей кровати с книжкой в левой руке.
Книжный шкаф наполнялся, книги стояли в несколько рядов, однако теперь Дэниэл не помнил содержание новых книг. И это его радовало, ведь лучше видеть призрак сына, говорить с ним, чем самому становиться им.
Каждый день Дэниэл принимал лекарства, но иногда, когда ему становилось особо одиноко, он нарочно их выбрасывал. И тогда Рита приходила к нему во сне. Сны, которые раньше пугали его, теперь стали для него желанными. Рита молчала. Она не предлагала творожные кексы, она не корила Дэниэла и не винила его в том, что он бросил ее и детей.
Но теперь было все иначе. Рождество – праздник чудес, и Дэниэл ждал чуда. Таблетки он намеренно не принимал уже несколько дней, хотя настырный доктор Брукс старался изо всех сил контролировать своего пациента. «Нет, не сейчас, Брукс… Рождество – семейный праздник, и я планирую провести его в кругу семьи. Только тебе это знать необязательно», – думал Дэниэл.
Лиззи позвонила брату и поздравила его, а еще сказала, что через два месяца у нее намечена свадьба. Дэниэл ответил, что будет очень стараться приехать, но не обещает, потому что не хочет своим мрачным видом портить праздник сестре.
Простояв целый день на кухне у плиты, вечером Дэниэл накрывал на стол праздничный ужин. Играла новогодняя музыка, под которую он охотно пританцовывал и даже подпевал. Сверху послышался какой-то шум. Дэниэл поднял голову, поставил тарелки на стол и медленно стал подниматься на второй этаж. Шум шел не из его спальни, не из комнаты Макса и даже не из комнаты Молли. Комната, расположенная рядом с комнатой сына, была закрыта и Дэниэл не помнил, когда вообще входил в нее последний раз. Шум прекратился, и Дэниэл замер у двери. Вдруг за ней раздался пронзительный плач младенца. Дэниэл вздрогнул и резко повернул ручку. Внутри не было ничего, кроме детской кроватки, что стояла в центре, над которой нависал полупрозрачный голубой балдахин. В кроватке плакал ребенок. Дэниэл медленно подошел к ней, приоткрыл балдахин и увидел новорожденного голого младенца, который дергал ручками и ножками, не переставая плакать. Это был мальчик. И это не был Мартин.
– Правда, он прекрасен? – раздался голос Риты из-за спины. Дэниэл обернулся. Перед ним стояла его жена. Голова ее была там, где и должна быть: над декольте. На ней было надето облегающее вечернее черное платье, которое Рита надевала всего пару раз для походов в ресторан. Дэниэл улыбнулся, обрадовавшись, что жена пришла к нему не во сне и не в зеркале, а «наяву».
– Рита… – прошептал он. И тут Дэниэл заметил, что по ногам у Риты течет кровь, а платье внизу живота все было ею пропитано. – Тебе не хорошо? – спросил он.
– Ах, это? – улыбнулась Рита. – Ты же хотел удостовериться, что я действительно была беременна, вот мне и пришлось извлечь нашего сына, чтобы показать тебе, что ты убил не только меня. – Оскал, обнаженный улыбкой, стал растягиваться на всю ширину лица Риты. Ее голова стала медленно выкручиваться в обратную сторону, в то положение, в каком Дэниэл видел ее в отражении в зеркалах или в своих кошмарах.
– Рита, не надо, пожалуйста, – взмолился Дэниэл.
– Рита, не надо, пожалуйста! – повторила Рита слова мужа искаженным голосом, продолжая разворачивать шею. Дэниэл слышал, как хрустят ее шейные позвонки. Зато ребенок в кроватке больше не плакал. – Тебе было хорошо? – спросила Рита. – Я хочу знать: тебе было хорошо, когда ты трахал свою щлюшку? Я хочу быть уверена, что я и мои дети погибли не просто так, что их папочка успел получить удовольствие.
Голова Риты окончательно развернулась в обратную сторону, и она повернулась к Дэниэлу своими спиной и лицом. Затем она перевела взгляд на кроватку.
– Сынок, ты никогда не сможешь пойти в школу, потому что твой папа предпочел удовольствие заботе о семье, – сказала Рита.
– Прекрати, Рита, прошу, прекрати, – взмолился Дэниэл.
– Прекратить? – удивленно переспросила она, и снова злобная улыбка поползла к ушам. – А что мне надо прекратить, дорогой? Я уже все прекратила, даже свое существование. Мои внутренности вместе с твоим сыном давно съели черви, моя кожа сгнила, оголив кое-где кости, – с этими словами на ее щеках и руках появились гниющие язвы, – моя кровь превратилась в вонючую густую жижу, которая пропитала собой весь тот шелк и бархат, что были настелены под меня в гроб.
Кровь, что бежала между ног у Риты, стала чернеть и густеть. Дэниэл почуял резкий запах гниющей плоти. Из-под платья в некоторых местах выпали черви.
– Я прекратила, дорогой, – сказала она. – Что мне осталось? Помнишь, я планировала это Рождество провести с семьей в горах? Снег, мороз… Если бы меня похоронили там, я бы выглядела немного привлекательнее, чем сейчас. В холоде тело дольше хранится. Тогда я бы тебе больше нравилась? – разлагающееся тело Риты с вывернутой головой подошло вплотную к дрожащему Дэниэлу. Он попятился назад и сумел дойти до двери. Ручка не поддавалась, какое-то время он стоял спиной к жене.
– Беги, беги, трус, – злобно сказала она. Дэниэл обернулся и увидел, что Рита взяла младенца на руки. С него капала на пол смазка, в какой рождаются дети. – Он так похож на Мартина и Макса, – сказала она. – Мои мальчики…
Дэниэл выбежал из комнаты и побежал к лестнице, но не успел дойти до ступенек, как Рита с младенцем на руках толкнула его в спину. Сломав перила, Дэниэл упал на журнальный столик, на котором стояла антикварная шкатулка, ударившись об нее головой, а об каркас стола – ребрами и левой рукой.
Он проснулся.
Давно ему не снилось ничего подобного. Сколько дней он не принимал лекарств? К черту лекарства. От них лишь хочется спать.
Дэниэл знал, что ему надо делать. Он не знал, откуда эта уверенность, она просто была. Так должно быть. Он оделся и вызвал такси. В дороге не думал ни о чем, старался не думать. Очнулся, уже сидя на припорошенных снегом могилах своих жены и детей. Винить себя? Уже поздно. Просить прощения? Не за чем. Он пытался. А пытаться что-то изменить – глупо. Что ты изменишь? Рита злится, и он не винил ее за это. Рита сбросила его с лестницы, покалечив и обеспечив его исправно транслируемыми в голове фильмами ужасов с того света. Но есть ли в том ее вина? Случилось бы с ним подобное, не изменив он ей с Сюзан?
Прошел час. Дэниэл облокотился на маленькую плиту, что стояла справа.
– Привет, папа, – раздался детский голос. Дэниэл поднял голову и увидел за плитой стоящую Молли в сиреневом пальто.
– Молли, доченька, – крикнул он и бросился к дочери. Ноги замерзли и не сразу поддались ему, и, стоя на коленях, Дэниэл обнял дочку и прижал к себе. – Как я скучал по тебе! Мама прячет тебя от меня, не дает нам увидеться. Почему? Мне так тебя не хватает!
– Мама злится на тебя, а еще она говорит, что тебе нельзя доверить детей, поэтому я много времени провожу с Максом и малышом, – ответила Молли.
– Прости меня, милая, прошу, прости, – слезы покатились градом из глаз Дэниэла.
– Все в порядке, папа, я не обижаюсь, – сказала Молли. – Это хорошо, что мы редко видимся, а то я могу стать злой и некрасивой, как мама. Но, если хочешь, ты можешь остаться здесь со мной.
– Правда? Как?
– Копай, – улыбка девочки злобно растянулась, как растягивалась у ее матери, – копай, папа, и ложись рядом со мной.
– Ты действительно этого хочешь? – дрожащим голосом спросил Дэниэл. Молли утвердительно кивнула, жуткая улыбка не сходила с ее лица.
Дэниэл принялся разрывать промерзшую землю рядом с могилой дочери голыми руками. Пальцы обледенели и не слушались его. У него ничего не выходило, но он, словно под действием наркотиков, продолжал попытки рыть землю. Пальцы были в крови, на правой руке половина пластины одного ногтя вырвалась, застряв в холодной земле. Кровь текла, обжигая и согревая замерзший палец, но Дэниэл этого не замечал. Он не чувствовал ни боли, ни холода. Он чувствовал вину перед дочерью, что стояла рядом, и хотел сделать все, что она попросит, однако возле него никого не было, когда к нему подбежал доктор Брукс.
Брукс оттащил замерзшего, плачущего Дэниэла с обледеневшими окровавленными руками. Все, что было потом, он помнил смутно, так как оказался в больнице с перебинтованными руками, и прием таблеток уже контролировал не он.
Когда Дэниэл принимал эти чертовы таблетки, не было ни Молли, ни Риты, ни Макса. Был только Брукс и улыбающиеся медсестры, которые иногда еще и делали уколы, от которых хотелось спать. Но, как только он поправился, он снова стал выбрасывать прописанные ему лекарства. «Семья для меня важнее», – говорил он сам себе. Бруксу же врал, что не видит ничего необычного ни во сне, ни наяву.
Первой пришла Рита. Он увидел ее в зеркале в ванной в своей комнате, как уже видел сотни раз.
– Творожные кексы? – спросила она.
– Да, дорогая, я с удовольствием буду твои творожные кексы, – ответил Дэниэл. После этого он не помнил ничего, что происходило с ним в последующие пять часов, а когда пришел в себя, кухня снова была перепачкана мукой, а левая рука противно ныла.
Он не поехал на свадьбу к сестре. Дэниэл знал, что, поехав туда, он будет вынужден привезти с собой в дом Лизы своих призраков, что было бы не очень желательным. И наоборот: если бы посещения прекратились там, тогда он бы точно сошел с ума.
«Наверно, я все же сумасшедший, раз сам хочу такой жизни», – думал Дэниэл. Но он знал, что таким образом он сам себя добровольно наказывает. Иногда ему было действительно страшно. Пока однажды все не прекратилось.
Глава 7
Женщина в клетке
– Как ты себя чувствуешь, Дэниэл? – спросил доктор Брукс.
– Вполне нормально, – ответил Дэниэл.
– Тебе снится Рита?
– Иногда, но в самых обычных снах, – врал Дэниэл, наивно полагая, что опытный психоаналитик не замечает его лжи.
– Я подумываю объявить тебя полностью поправившимся. Как ты на это смотришь? Что тебе даст вновь обретенная свобода действий?
Дэниэл замешкался. Он повернул голову в сторону окна и немного улыбнулся, затем посмотрел на доктора и снова недоверчивая улыба поползла к левой щеке.