Если…

– Ребята, вы идеальная пара! – не переставая хихикать, заключил Артем.

Кстати, вернемся к теме табакозависимости. Думаю, дорогому читателю все же интересно, как отреагировал молодой человек на мое «нововведение», сейчас самое время об этом поговорить.

Кажется, впервые мое новшество было замечено в октябрьские дни Володиных загулов. Он явно не помнил ровным счетом ничего из того злополучного дня, после которого все и началось, а потому очень удивился такой перемене. Конечно, я не поленилась вкратце восстановить в его памяти хронологию событий. Владимира почему-то это развеселило еще больше. Сначала он вдоволь позлорадствовал надо мной, пристально наблюдая, как я уверенно делаю затяжки, но уже после второй сигареты стал обращать на это столько же внимания, сколько люди на фонарные столбы. Тогда ему было, видимо, не до того, ведь на тот момент допивалась уже третья или даже четвертая бутылка пива. Это безразличие сохранялось на протяжении всего разгульного периода, но я упорно продолжала свое. Его отношение резко сменилось, когда, как я уже рассказывала, закончилось пиршество. Теперь его это необычайно нервировало и от собственного же раздражения он приходил в бешенство. Первые разы он с психами вырывал пачку из рук, тщательно мял и выбрасывал.

– Ходячая пепельница! – гневно выкрикивал парень, отбирая у меня которую пачку по счету. – С тобой не то что целоваться, смотреть противно!

– Не может быть! Как так? – с явно выраженным сарказмом произнесла я, до предела округляя глаза. – Сигареты, между прочим, денег стоят! Не смей их портить! Я тебя предупреждала! Не нравится «пепельница» – ты в курсе, многократно повторялось, что от тебя требуется!

– Послушай! Я курю лет с тринадцати, как минимум! И мне это нравится! И я не собираюсь ничего менять по чьей-либо прихоти! Даже когда от отца выхватывал по первое число, до крови из носа, все равно стоял на своем! Сегодня тебе брось курить, завтра – пить пиво, а послезавтра что? Дышать? Поэтому, хочешь ты или нет, что бы ты ни придумывала и ни делала бы, я все равно буду курить! Но еще раз увижу у тебя сигарету в зубах, заставлю их все съесть! А ты знаешь, что я могу!

Я догадывалась, несомненно, на что он способен, но тут дело являлось настолько принципиальным, что напугать меня подобным вряд ли было можно. Напротив, это еще больше побуждало к обратным действиям. Отныне даже во время телефонного разговора я старалась курить так, чтобы Володя слышал. Он приходил в ярость, а мне это и надо было – хоть как-то его стимулировать пойти навстречу. Я была уверена, еще чуть-чуть и он сдастся. Однако даже после того, как парень действительно попытался накормить меня сигаретами, никто из нас на уступки так и не пошел. Все, чего в итоге мы добились, было то, что Володя практически не придавал значения моему упрямству, а сигареты стали явлением обыденным: от меня не несло на несколько верст табачным дымом лишь дома. Сейчас, когда Артем во время нашей лодочной прогулки отметил, что мы «идеальная пара», почему-то в голове всплыл весь этот эпизод; я непроизвольно усмехнулась и перевела взгляд на серо-зеленую мутную воду…

Каждое наше свидание, каждый день, проведенный вместе, казались все скоротечней. Вечера порознь очень огорчали, дорога и вечная спешка на электричку выматывали. Уставали мы оба. Очень хотелось остановиться, расслабиться и вздохнуть полной грудью, зная, что у тебя впереди уйма времени, хоть до рассвета; посмотреть на вечерние огни города и жизнь столицы после заката. И, как говорится, когда есть огромное желание, найдешь и средство достижения! И я нашла! Наталья… Если бы она только согласилась на то, чтобы я осталась у нее переночевать… К моему удивлению, брать родственницу штурмом не пришлось, она сразу же дала добро. Не буду долго и утомительно пошагово рассказывать, как мы провели этот вечер, где были и что делали. Могу лишь заверить, что все прошло прекрасно. К одиннадцати часам Володя провел меня к самым дверям квартиры и галопом помчался на последний, дежурный, троллейбус. Я же, опьяненная собственными чувствами, переполнявшими меня, шмелем перелетела через порог и принялась жужжать Наталье на уши что-то о своей фееричной любви, пока немногим за полночь не появился ее муж Сергей. Верите, я хоть и знала сложность взаимоотношений в этой семье, но, поприсутствовав лично и понаблюдав, поняла, что и близко себе не представляла масштабы их проблем. Сергей за те полчаса, которые он переодевался, ел и лег к телевизору, не проронил ни слова. Причем вид у него был отнюдь не уставший, нет, точная характеристика – бездушный. Сказать, что от их отношений веяло холодом, все равно, что океан именовать лужей. Мне было как-то не по себе; я чувствовала себя не просто лишней, скорее это было схоже, так видется, по крайней мере, с ощущениями случайного свидетеля страшного преступления. Я мигом залезла в постель, отвернулась к стенке и притворилась спящей. Вспомнив «чистосердечное признание» Наташи пару месяцев назад, тяжело было определиться, осуждала я ее или жалела; возможно, одновременно и то и другое. Однако, никогда не забывая, что в отношениях всегда виноваты оба, я на многое смогла найти ей оправдание. Заснула с большим трудом, да и спалось неважно, а утром по будильнику вскочила как ошпаренная, и сразу принялась собираться на занятия. Сергей еще находился дома и любезно предложил подвезти меня к университету. Я согласилась только лишь потому, что было очень неохота идти пешком, расклеивающейся после недоброй ночи. Перед выходом прощаясь с теткой, на ее лице я прочла смущение. Видимо, она сама не ожидала, что получится такая угнетающая атмосфера, ведь мужчина был предупрежден заранее о моей ночевке и против не выступал. Но, думаю, больше всего Наталья испытывала неудобство за то, что теперь я знала и понимала даже чего мне не стоило. Я грустно ей улыбнулась и вызвала лифт, пока Сергей прогревал во дворе машину. Мы ехали, словно набрав в рот воды. Рядом с этим человеком было совершенно некомфортно, я так и ежилась на переднем сиденье. Уверена, он это заметил. Уже подъезжая к моему корпусу, мужчина сухо поинтересовался моими делами и здоровьем родителей, на что получил равноценный ответ, и спустя буквально минуту высадил меня в ста метрах от здания, проигнорировав мое «спасибо» и «всего хорошего».

Глава пятая

Подходит к концу первый учебный семестр. Вся страна в ажиотаже наряжает елки, готовит близким подарки и наполняет холодильники, а детишки старательно учат стишки, чтобы выступить перед бородатым старичком в красном халате и колпаке с «волшебным» посохом в руке. Еще три-четыре дня – и большую часть мира сначала охватит безудержное веселье, граничащее с хаосом, а после она резко погрузится в послепраздничную спячку. «С Новым годом! С новым счастьем!» – каждый раз говорим мы друг другу и каждый раз в надежде ждем, что именно наступающий год станет для нас куда благосклонней и щедрее; все плохое же навсегда останется в году уходящем. Всем нам порой так хочется верить в чудеса! И это то самое время!

Особенно радуются школьники и студенты. Такие долгожданные каникулы! А вторым повезло еще больше! Для прилежных студентов, не имеющих «хвостов» и освобожденных от сдачи сессии, это удовольствие растянулось на месяц. У меня не было задолженностей по предметам, и, по логике вещей, я должна была «подпрыгивать» от счастья, что наконец-то отдохну и как следует отосплюсь, вернув себе вид юной, цветущей девушки, в соответствии со своими паспортными данными. Но… мне особо радоваться было нечему. Во-первых, по итоговым результатам, как я уже оговаривалась в этой книге ранее, мои показатели успеваемости значительно снизились. В зачетке напротив графы с названием профилирующего предмета красовалась первая и, слава богу, пока что единственная тройка на фоне нескольких четверок и такой же единственной пятерки. Никогда не была троечницей! Стыд да срам! В какой-то мере, это был удар по моему самолюбию! Конечно, перспектива исправить ее в следующем семестре меня немного успокаивала и я намеревалась, даже торжественно себе пообещала, с первого же учебного дня взяться за ум и показать, на что способна. Однако… Все это было ничто по сравнению с тем, какую взбучку устроила мне мать… Возможность исправления ее не устраивала, наоборот, еще больше злила. И, конечно же, она видела все ту же причину такого «падения», в чем я не признавалась даже самой себе. Во-вторых, меня, скажем так, пугал этот месяц разлуки с Володей. За последнее время мы виделись чаще, чем меня видели в университете, и настолько «срослись», что теперь без него я чувствовала себя, словно без рук и без ног. Мы созванивались по пять раз на день, обменивались сообщениями, электронными письмами, а мне все равно его не хватало. Меня не отвлекала вся эта предновогодняя суматоха, хоть тогда я еще и любила этот праздник; украшенная гирляндами и шарами елка теперь так и оставалась в моих глазах просто хвойным деревом, но не чем-то чарующим и символичным, а всевозможные яства, в духе сего празднества, казались самыми обыденными блюдами. Весь мой мир вращался вокруг Владимира, хотя, вернее сказать, он и был всем моим миром…

По семейной традиции на новогоднюю ночь мы приготавливали ручки, листочки бумаги и спички, чтобы под бой курантов успеть записать самое заветное желание, сжечь его над бокалом шампанского и выпить содержимое с пеплом до того, как часы пробьют двенадцатый раз. Мы верили, что такие желания обязательно сбудутся, даже самые немыслимые, а их было хоть отбавляй. (Кстати, в свое время инициатором возникновения этого обычая выступила именно я.) У меня на тот момент было лишь одно, чего я очень хотела… Понятно по умолчанию. И только это поднимало мне «боевой дух» и давало ощущение праздника. За несколько минут до смены года Володя позвонил. Он никогда не был суеверен и всевозможные народные приметы считал полной чушью, придуманными лишь для того, чтобы людям было на что списать свои неудачи. Но тогда причиной своего звонка он меня приятно удивил. «Говорят, как Новый год встретишь, так его и проведешь. – сказал он, как только я подняла трубку. – Вот я и решил хотя бы по телефону встретить его с тобой! Ты ведь не против?» Эх… ну что тут ответишь?! Безусловно, я за! Прекрасное предложение, от которого я так и таяла! Но… У нас в семье, в отличие от его, принято собираться на подобные даты за одним столом в нашем тесном кругу из трех человек. Вот уже и поздравления президента транслируют, и родители зовут… Невозможно разорваться между..!

– Солнце мое! Счастье мое! Ты не обижайся! Очень хочу провести это время с тобой! Но никак не получится! Мне идти пора! Меня ждут! Перезвоню тебе чуть позже, через часик!

– Значит… недостаточно хочешь! – уже совершенно другим тоном заговорил юноша. – А я, дурак, дома остался ради тебя, не пошел с друзьями кутить!

– Ну, пойми! В моей семье другие порядки! Мы отмечаем этот праздник вместе! Это же не день рождения, где можно выбирать себе компанию!

– Ты до конца своих дней будешь выполнять то, что кому-то заблагорассудиться? Ты уже большая девочка, чтобы делать то, что посчитаешь нужным! Детский сад какой-то устраиваешь!

Из соседней комнаты снова раздался голос матери, только теперь он прозвучал более раздраженно. Я сильно занервничала. Я не могла определиться, куда же все-таки бежать и что делать в данной ситуации, когда ты находишься между двух огней. Еще пару секунд, и я бы просто бросила трубку. Но парень, как обычно, меня опередил.

– Иди! Ублажай родителей! Покажи им, какая ты послушная дочь!

Да, при иных обстоятельствах это был бы грандиозный скандал… Хотя нет, не скандал… Самое настоящее театральное представление с побиением главного героя! Нет, не просто с побиением… С искалечиванием! Но сейчас я лишь вздохнула с облегчением, – с Володей потом уж разберусь, – и резко стартовала в сторону зала, откуда уже доносился телевизионный бой курантов. Мое чутье меня не подвело… У-у-у, что там творилось… Как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать. Такого шумного «празднования» на моем веку еще не было! Мать в сердцах выпалила, чтобы в наступившем году я покинула отчий дом – вышла замуж, и с мощным выплеском энергии жахнула осушенным бокалом по столу. Вот тебе и желание… Мне стало не по себе. Ударная волна ее слов оказалось такой силы, что я, словно защищаясь от осколков, сжалась всем телом. Свою реакцию охарактеризовать как обиду я не могу, это мало походило на обиду в чистом виде. Это было более глубокое чувство и отравляющее, которое не покидало меня на протяжении нескольких дней. Отличное начало года! И что же будет дальше? Ощущение острой необходимости с кем-то поделиться своими горестями сменило мою позицию к поведению Володи накануне, и вместо того, чтобы долго и нудно выяснять с ним отношения, я к вечеру отчаянно плакалась ему в трубку.

– А я тебе давно говорил – переезжай ко мне! – сразу же накинулся молодой человек. – Они никогда не одобрят наши отношения! Это же и ежу понятно!

– Я к тебе за поддержкой, а ты..! – произнесла я, совершенно убитая.

– И что ты хочешь от меня услышать? Что все наладится и станет зашибись? Не станет! Будет только хуже! Я уверен, что твои родители не остановятся и приложат максимум усилий, чтобы нас разлучить! Да я или не я – неважно! Кто бы то ни был! Вся соль в том, что они тебя никогда не отпустят! Ни через пять, ни через десять, ни через двадцать лет! А к старости сама останешься!

– Неправда! Они мне зла не пожелают! Зачем ты так?

– Разве я говорил, что со зла?! Конечно, нет! Наоборот, от чрезмерной доброты и опеки! Я не удивлюсь, если тебе до сих пор указывают, с кем дружить, с кем можно общаться, куда ходить и даже как выглядеть! У тебя ни на что нет своего мнения! Зато на пенсии спасибо им скажешь, что уберегли… от жестокого внешнего мира!

Я молчала. Одна половина меня была с ним согласна, другая – все возмущенно отрицала. Каждая по очереди брала верх, «выдирая сопернице волосы», но удержать абсолютную победу пока не удалось ни одной. Я пыталась мыслить рационально, чтобы вывести преимущество какой-то из частей, однако у обеих были свои доводы, – неразрешимая дилемма.

– Что за тишина опять? – снова завелся Володя.

– Мне нечего тебе ответить!

– Не сомневался, что ты это скажешь! Откуда же тебе найти, что ответить, когда у тебя нет собственного мнения?

– Прекрати немедленно! Чего ты добиваешься? О каком собственном мнении ты говоришь? Послать родителей к черту? – вспылила я наконец. – Кстати, если бы у меня его не было, мы бы уже давно не встречались! Ну, знаток? Распиши план моих действий! Что бы делал ты?

– Почему ты постоянно все перекручиваешь? Зачем посылать? Сплошные какие-то крайности! Можно для начала сесть с ними и все обсудить! Постараться донести свою точку зрения!

– Какой умный! У меня слов нет! И как я раньше не догадалась?! – нараспев проговорила я. – Миллион раз пробовала! Все насмарку!

– Пробуй миллион первый, значит! Ищи подходящие фразы, аргументы! Ты же у нас высшее образование получаешь! Будущий филолог, в конце концов! Тренируйся! От меня-то ты что требуешь? Поддержки? Не жди ее! Не вижу смысла поддерживать человека, который своими же руками загоняет себя в тупик!

– Вот чего действительно не ожидала, так это такой жестокости…

– При чем здесь жестокость? Это реальное положение вещей! В чем я не прав, по-твоему? Тебе сейчас дали зеленый свет! Практически выгнали! Так воспользуйся шансом! Собирай свои манатки и приезжай!

– Никто меня не выгонял! В порыве гнева ляпнули… Я-то знаю, что на самом деле все с точностью да наоборот.

– Тогда терпи и не жалуйся! – завершил он и поспешно отключился.

«Как ему это удается? – думала я, сидя в кресле у окна в своей комнате. – Как он умудряется все обратить в свою пользу? При этом никогда не подбирая выражений, не силясь сгладить острые углы и не боясь больно затронуть мои чувства. Однако спустя пару минут размышлений, к моему удивлению, я поймала себя на мысли, что меня это никак не задело! Но с чем это связано? Привычкой ли к подобным излияниям молодого человека? А, может, просто все дело в том, что озвучено было именно то, что я ожидала услышать? Одно точно… Парень всегда говорил прямо, что думал, не имея в своем словарном обиходе понятия «неудобно» и «неприлично»; часто вел себя провокационно; поступал, руководствуясь только личной моралью, абсолютно наплевав на мнение окружающих, – а основные человеческие переживания вообще так и остались в нем в зародышевом виде, – и люди все равно к нему тянулись, и я принадлежала к их числу… Но если свою тягу я могла списать на всепрощающую слепую любовь, то природу их магнитного притяжения мне разгадать, видимо, тогда было не дано… но интересно…

Той ночью, как и несколькими последующими, мне спалось крайне тревожно. Я регулярно, с периодичностью в пятнадцать-двадцать минут, вставала с постели, обходила комнату по кругу, ненадолго задерживаясь у окна и всматриваясь в абрис православной часовенки в парке под домом, возвращалась к исходной точке и, с минуту посидев на краю кровати, снова ложилась. Иногда в промежутках между этими виражами я незаметно для себя провалилась в сон, так стремительно, словно в бездну, но постоянно оттуда вылетала, как пробка из бутылки игристого, когда подсознание в злой шутке надо мной снова и снова, будто кинопленку, прокручивало мне все происшествия последних суток. Каким-то болезненным было мое состояние. В ушах стоял гул, но не тот гул, в котором трудно различить что-либо, а тот, где каждый голос, каждый звук, хоть и сливаясь вместе, отлично солируют в отдельности, как только начинаешь прислушиваться к какому-то из них. Казалось, голова вот-вот лопнет, как переспелый арбуз. До этого момента я всегда очень любила ночь, даже в детстве, когда боялась темноты и «чудовища» под кроватью. Для меня это было лучшее время для философствования, мечтания, обдумывания, принятия серьезных решений и, конечно же, самокопания. Нет отвлекающих факторов, не перед кем разыгрывать свои социальные роли. Только ты, таков, какой ты есть… в «базовой комплектации». Но сейчас… Я бы сравнила себя с мышкой, попавшей в ловушку, – днем ты так жаждешь ночи, чтобы, как раньше, спрятаться в свой внутренний мирок и отдохнуть от внешнего, а ночью ты терпишь самого себя, желая лишь скорейшего восхода солнца.

Едва заснула под утро. На улице было еще темно, когда в квартире послышались первые движения. Сквозь чуткую предрассветную дремоту я старалась внимать любому шуму, не упустить ни единый шорох, стук, скрип и тем более нотный окрас доносящихся до меня из кухни неразборчивых разговоров, – я искала любую зацепку в стремлении предугадать развитие событий грядущего дня, в надежде, что все уже перемололось и из полученной муки мы еще дружно напечем пирожки. Вроде бы все как обычно, ничего подозрительного и настораживающего, однако точно определить, увы, я была не в силах, ибо разбитая, окончательно вымотанная ужасной ночью, я быстро отключилась, причем намертво, словно выдернутая из розетки техника. Вновь открыла глаза лишь к полудню, но отдохнувшей себя так и не ощутила. Все тело ломило, голова болела, настроение было подавленное. Чтобы подняться с постели, требовалось приложить не абы какие усилия, – я попросту с нее сползла и, словно тень, побрела в ванную комнату. Встретившись с родителями за обеденным столом, сразу же стало понятно, что пирожков нам все-таки не есть. Здесь как-будто сам воздух сгустился, будто материализовался – таким плотным, тяжелым казался мне. Я пыталась не привлекать к себе излишнего внимания, хоть и держала себя, как мне думалось, ровно и обыденно. Но, видимо, один мой вид уже нагнетал атмосферу. И понеслось все заново…

Я не выходила из своей спальни дотемна и занимала себя, чем только могла. Сочиняла стихи (Наталья осенью заразила меня этой идеей, когда представила тетрадь своих работ), рисовала, рассматривала фотоальбомы и просто копошилась в хламе, распиханном по всем углам. К ужину объявился Володя, прислав сообщение с издевательским для меня вопросом «как дела?» Я была и зла на него, и рада ему одновременно, но не хотела изъявлять ни то, ни другое. Что поругавшись с ним, что проявив благосклонность, сделала бы ход только против себя, так явно продемонстрировав свою слабость и зависимость от «обстоятельств» (почему-то я всегда стремилась казаться сильнее, чем есть на самом деле), а я и без того была на грани серьезного нервного срыва. Поэтому я медленно и кратко, тщательно обмозговывая каждое слово, писала ему в ответ. И… это был бы не Володя, если бы он не увидел в этом подвоха, ведь мне было несвойственно общение в таком холодном стиле. Найдя таким образом в моем поведении подтверждение своих слов давеча, в его мозгу теперь прочно засела убежденность в том, что «корень зла и всех бед» в наших отношениях заключается непосредственно в силе влияния на меня родителей. Он был уверен, что наши ссоры случаются лишь потому, что они настраивают меня против него. А если парень во что-то верил, тысячи, даже миллионы доводов разобьются о гранитный утес его веры, словно волны. Казалось, сам Господь бессилен его переубедить. Пытаясь в нашем споре докопаться до истины, хотя, скорее, просто доказать свою правоту, Володя с каждым моим сообщением все больше выходил из себя, а я с каждым его сообщением все больше ощущала драматизм своего «незавидного» положения.

– Не нужно откладывать в долгий ящик! – писал молодой человек. – Нужно действовать по горячим следам! Что ты теряешь, в конце концов?

– Вряд ли тебе это понять… И объяснять бессмысленно… Я считаю, что нам следует все-таки чуть подождать… Пока мне исполнится восемнадцать…

– Да не дотянем мы! Еще вся весна и лето! Я ждать не буду! Я не согласен! Сразу предупреждаю! Тогда лучше прекратим все сегодня же! Сначала до восемнадцати, потом до окончания вуза, а потом что? Карьера, деньги, дома, машины? А там, гляди, и партия получше, поперспективней появилась! Да? Если по-настоящему любишь человека, не ставишь временные рамки! Только голову мне морочишь…

– Вот оно что!!! – обомлела я, прочитав эти строки. – Значит, ты полагаешь, что я тебя не люблю? Хм-м-м… Как же тогда? Использую в своих корыстных целях? Вот так новость!

Просвети тогда, что за цели хоть!

– Мне откуда знать? Может, я у тебя как запасной вариант! Аэродром, на который всегда можно приземлиться, коснись что! Или, может, я твой способ что-то кому-то доказать!

– Ух ты! Какая я продуманная, оказывается!

«Низковато что-то взяла! Наверное, плохо разогналась!» – позлорадствовала я про себя и продолжила набирать текст:

– Ужас, как такую дрянь земля носит?! Что же ты терпишь меня? Неужто любовь такая?

– Тебе-то что с того? Представь себе! Такая любовь! На всю жизнь!