Там, за Вороножскими лесами

– Я у вас ничего не брал, чтобы отдавать. Видать заставы вы попутали.

Демьян заметил, что вена на виске воеводы стала пульсировать сильней.

– Врешь, Федор Евсеевич, ох, врешь, – бродник шутливо погрозил пальцем. – Ты схрон наш в лесу нашел и разграбил, добро, трудами нашими тяжкими добытое, себе присвоил. Мы за то злато души к гиене огненной подвинули, а ты хочешь чистеньким руку наложить. Не по справедливости то.

– Мне ваше злато кровавое и задаром не нужно. Ни о каком схроне мы на заставе не ведаем.

– Врешь, сукин сын! Из Вороножа икону чудотворную в печеру[77 - Печера – пещера.] к дивам принесли, больше неоткуда. Икона из схрона нашего. У вас все! – показное спокойствие слетело, ярость рвалась наружу, бродник едва себя сдерживал.

– Что со старцами?! – взволнованно закричал Демьян.

– Голос знакомый, – тать напряг зрение, вглядываясь в черноту бойницы.

– Знакомый, – эхом повторил Демьян, – так это ты хворым у старцев в келье лежал? Очухался. Что с иноками?

– Живы – здоровы, в молитвах прибывают. Да, говорят, икона из Вороножа к ним принесена.

– Если ты с ними чего сотворил, я тебе кишки выпущу, – гневно выкрикнул Олексич.

Бродник низко, словно ухал в колодец, рассмеялся:

– Гляди-ка, в западне сидят, а грозятся. Не поняли, что ли еще? В общем так, – голос его стал отливать холодной сталью, – если к полудню добро мое не вынесете, живыми вам не быть. Младенца, Федька, твоего сам на меч подниму, жену с дочкой молодцам моим на утеху отдам. А что с тобой станется, сам ведаешь. Не смогу приступом взять, измором придушу. Жрать у вас на заставе нечего, мышей с воробьями доедите, сами о пощаде запросите. Подумай, стоит ли злато цены такой.

Бродник отъехал, разговор был окончен.

– Может отдать? – неуверенно предложил Демьян.

– Чего отдавать?! – взревел воевода. – Нет у меня ничего, знать я про их схрон ничего не знаю! Ваши, должно, зимой разорили, а мне расхлебывай.

– Ничего мы не разоряли, – обиделся Демьян, – нет у нас. Я об том тоже ничего не слыхивал.

– А ведь они все знают, – Федор устало сел прямо на деревянный пол, – про то, что сын у меня народился, что обозы из-за леса не пришли. В городе люди их есть, в спину ударить могут. Но кто? – он нервно сжал кулаки.

– Ну, почему изменников сразу ищешь? Может кого-то на лугах поймали, под пытками выложил? Покосы ведь у вас идут.

– На месте все.

– А Кисляя брат, он ведь далеко косит, бродники как раз той стороной шли, могли его в полон взять, да выведать.

– О чем ты, зять? – воевода нахмурился. – Кисляй с братом Сулемой вчера на воротах стояли, их черед был. Какой там покос. Вон они, – указал Федор.

Два рыжеволосых детины занимали места у левой башни от ворот. Демьян приблизился вплотную к тестю.

– Ты заставским запрещал по правому склону Вороножа траву косить?

– Зятек, посмотри туда, – Федор бесцеремонно повернул голову зятя в сторону заливных лугов. – Чего-чего, а травы у нас вдоволь. Коси, не хочу. Какая мне разница, где они косят, лишь бы службу исправно несли?

– Тогда, – Олексич склонился к самому уху тестя, – я знаю, кто у вас изменники…

2

– Жила, воев мне десяток сюда к воротам, да Кисляя с Сулемой позови! – сурово крикнул воевода.

Ратные прибежали, озабоченно переглядываясь. Любопытные бабые стали бочком подтягиваться, побросав дымящие котлы. Все уже знали про золото, слух вихрем пронесся по заставе.

Кисляй с Сулемой, равнодушно почесывая затылки, тоже вклинились в толпу.

– Ну, сказывайте, иуды, – прохрипел воевода, указывая на них пальцем, – как вы бродникам продались?

Братья вздрогнули, дико завертели головами, среди собравшихся пошел возбужденный шепот.

– Какие бродники? Об чем ты, батюшка Федор Евсеевич? – старший Кисляй обвел товарищей широко открытыми голубыми глазами, как бы призывая их в свидетели своей невиновности.

– А об том, что братанич[78 - Братанич – сын брата, племянник.] твой Антипка вчера в лес подарочки бродникам носил. Застава голодает, а он татям последнее жито выносит! Видели его.

– Ложь, ложь, оговор это! Никуда мой братанич вчера не хаживал! – истошно закричал Кисляй, он резко повернулся в строну Демьяна. – Курский бродников на нас навел. Не было его, так и спокойно все было, как появился, так и бродники подошли! Он наушник татей!

– Ты чего мелешь, иуда?! Это зять мой Демьян Олексич, сегодня поутру за женой своей приехал. Дружина его в лесу стоит, помогут нам, ударят, когда нужно будет.

– А в город как твой зять попал, коли мы на воротах стояли? Врет он все!

– Как попал, то не твоя забота. Взять их! – воевода махнул ратным.

– Братцы, не погубите, мы ж с вами из одного котла щи хлебали! Оговор это, оговор! Дочь у него девка, какой там зять! – голосил Кисляй.

Вои уже заламывали ему руки.

– Воевода золото бродников присвоил, а вам за чужое добро умирать придется! – завыл младший Сулема. – Пусть отдаст, и они уйдут! Все ведь слышали, им только золото нужно. А мы невиновные, оговорил воевода нас, злата ему жалко, а людей, баб, деток малых ему не жалко?!

Народ загудел.

– Какое золото?! Нет у меня их золота! – взревел воевода.

– У него полны хоромы добра, отдадим всё бродникам, они и уйдут, а его с башни! Сыты уж его «хлебом – солью»! – заорал Кисляй, освободившись от ослабевшей хватки воев.

Становилось жарко. Среди собравшихся послышалось поддакивание братьям. Ох, умело они завели толп! Вои повернулись в сторону Федора. События повторялись как в дурном сне. Только сейчас все еще хуже. У ольговского тысяцкого под рукой была хотя бы верная дружина, ратные же рязанского воеводы поперли на своего вожака, ольговская дружина Демьяна была где-то за стенами Вороножа. Они вдвоем с тестем одиноко стояли в кругу разъяренных, плохо соображающих, подгоняемых страхом людей. Только недавно вои готовы были умирать с холодной решимостью, а теперь в горячке собирались бросить на колья засеки своего воеводу. Демьян, зная, что это бесполезно, все же положил руку на рукоять отцовского меча.

– Нет у меня золота, я об том побожиться могу, – пытался вразумить людей Федор. – Да если бы я нашел его, нешто не поделился бы, не раздал бы сиротам да вдовицам?

Раздался дружный смех. «Лучше б он молчал», – Демьян понимал, что если сейчас кто-то крикнет «бей», их забьют, разорвут на куски.

– Нет у воеводы золота, я его нашел, еще зимой! – отчаянно крикнул Олексич в толпу. Все смолкли, наступила давящая на уши тишина.

– Я схрон на ловах случайно нашел, не знал чье. Я на то злато сестер из плена выкупил… посулы на торгу раздал, чтобы вместо отца тысяцким выкрикнули, остальное князю отдал. Вот меч отца, тысяцкий я в Ольгове, то правда.

Демьян обвел глазами растерянную толпу. «А ведь среди них сейчас стоит тот, кто знает, что я лгу». Олексич набрал побольше воздуха, он почти кричал, пытаясь достучаться до людей.

– Можете осудить меня, можете убить, и воеводу тоже, и добро его татям вынести. Да будет ли прок? Столько у Федора не сыщите, и вы об том знаете. Бродники степняков наняли, им за поход платить надо, а обещанного золота нет. Они все равно в город полезут, чтобы полоном взять. И об том вы знаете. А кто город защищать станет, если воеводу убьете, сами оборониться сумеете, коли среди вас изменники ходят? А со мной дружина ольговская пришла, узнают, что вы меня порешили, мстить станут, все здесь полягут за боярина своего. И вы так должны за воеводу своего стоять, только так жен и детей защитите. Разлад пошел – не устоять! Думайте!