Там, за Вороножскими лесами

– Вон за дверью на лавке уж лежит. Нечего, бесстыжая, на отца орать.

Демьян подмигнул растерянной жене, надел чужую кольчугу, та пришлась в пору. На ходу затягивая ремни наручей, зажав шлем под мышкой, он побежал вслед за воеводой. По заставе тревожной волной разливались удары церковного колокола.

Олексич догнал Федора уже за воротами. Плечом к плечу они летели по той же улице, которой ночью прошмыгнул Демьян. По-всякому зять рисовал себе встречу с тестем, но такого и представить не мог. Железный воевода явно волновался, на виске пульсировала вена, движения стали порывистыми, угловатыми, он беспрестанно бросал обеспокоенный взгляд в сторону городни. Это было так непохоже на Федора, значит все действительно худо.

– Сколько подошло? – нарушил молчание Демьян.

– Старых знакомых сотня, да они поганых с собой навели. Половцев три сотни насчитали. Может в лесу еще стоят, не разобрать, – Федор нахмурился. – А моих, сам ведаешь, с кривыми, хромыми да хворыми и сотни не наскребешь.

– Стены крепкие, осаду выдержат. Степняки к осаде не приучены, – Олексич никак не мог понять причин беспокойства Вороножского воеводы.

– Это если на приступ пойдут, а коли измором брать станут? Вы ж у нас все запасы еще зимой выгребли, а новый обоз из Переяславля по весне не пришел. Забыли, что ли о нас там? – Федор зло оглянулся на север. – С голоду передохнем, так тати и без сечи войдут.

– Чертовицкой заставе знак подали?

– Нет, – отвернулся тесть.

– Как нет? Вон же у вас костровая пылает, – на самой высокой башне горел сигнальный костер, посылая в небо столб едкого черного дыма – знак беды.

– Не увидят они, отсюда больше дня пути. Да и сколько там воев? Пять десятков.

– Все равно, лишние не помешают. А промежные сторожи, разве не передадут?

– Сторожи бродники еще в январе сожгли. Новые не успели поставить. Голодных нешто заставишь топором махать.

«Если бы сразу с трех сторон внезапно ударить: мои бы из леса выскочили, чертовицкие рекой подошли, да заставские из ворот вышли; можно было бы испугать татей. Не разобрали бы они сразу, сколько нас, – мысли бурлили в голове Демьяна. – Да жива ли дружина? Неужто просмотрели татей, да быть того не может! Эх, Горшеня бы все понял, сам бы весточку в Чертовицы послал, а Первуша и не додумается. Хотя бы на рожон не полез. Дал бы Бог, сообразить, когда ударить лучше».

– Так вот, зятек, – прервал его мысли воевода, – не хотел под мою руку идти, а умирать за рязанскую землю все равно придется.

– Да, поживем еще, – усмехнулся Демьян.

На крепостной стене ратные уже заняли положенные места. Внизу бабы разводили костры, кипятить воду и варить смолу. У каждой за пояс был заправлен топор, недалеко стояли вилы и косы. Женщины готовились встать на место убитых мужей. Дети таскали дрова. Отец Леонтий спешно бегал вдоль прясла, исповедуя и причащая готовящихся к битве. Увидев Демьяна, он хитро улыбнулся. Олексич поклонился ему в пояс. Воевода при этом ехидно крякнул. Федор явно все знал про венчание дочери, но думать об этом было недосуг.

По лестнице, с которой совсем недавно крадучись спускался ольговский боярин, тесть с зятем поднялись на забороло. Демьян заглянул в волоковое оконце. «О-го-го!» Большим черным пятном пространство от леса до засеки занимали всадники. Нападающие еще не рассредоточились вдоль стен для штурма, но и стан разбивать для долгой осады не спешили. С гиканьем они мельтешили вдоль закатной стены. В плотном клубке всадников сложно было разглядеть, где здесь русичи, а где половцы. Единый враждебный рой, ощетинившийся копьями, готовился к броску. От реки шел густой дым, это догорали вороножские ладьи.

Демьян внимательно разглядывал толпу бродников: нет ли про меж них раненых, не валяются ли где в стороне тела убитых, нет ли пленных. «Не встретились, затаились мои. Они бы как ягнят себя перерезать не дали, кого-то с собой бы да прихватили». У Олексича росла уверенность, что Первуша сумел избежать столкновения с татями. Да как подать ему знак?

– Не спешат, – тесть стоял у соседней бойницы. – Ну, так и мы спешить не будем. Что не спросишь, как про вас с Агашкой прознал?

– Так пса моего наверно во дворе увидел, – Демьян хитро прищурился.

– Да я не про то. Знаешь от кого про венчание ваше прознал? – воевода махнул зятю приблизиться. Олексич послушно подошел.

– Попадья проболталась или сам Леонтий тебе сказался.

– Дождешься от них, – хмыкнул Федор. – Миронег Военежич боярин князя твоего мне с гонцом весточку прислал.

У Демьяна округлились глаза, на миг он позабыл даже о бродниках.

– Как? – только и смог выговорить он.

– А так. Поздравил меня с зятем достойным, мол, сам бы такого желал.

Демьян хмыкнул.

– Рассказал, как тебе там не сладко, что ежели б не князь, так и в город тебя не впустили бы, того и гляди прибьют. Ну, я Леонтия прижал, он во всем и сознался. Разъярился я, несся по улице, как мы сегодня на городню бежали. Думал, добегу, прибью негодницу. Влетел во двор, а она у забора стоит, скрючилась вся, выворачивает ее. Тут я и смекнул, что брюхата. Поостыл, все ждал, когда ж она неразумная в ноги падать станет, да разве ж от нее неблагодарной дождешься, – тесть махнул рукой.

– Так то так, – Демьян внимательно посмотрел Федору в глаза, – одно не понятно – зачем Миронег к тебе гонца посылал? Уж точно не затем, чтобы с зятьком поздравить.

– Это точно. Жаловался боярин ваш, что житья в Курской земле не стало, просил, чтобы я пред светлым князем Федором Романовичем словечко замолвил. Смекаешь?

– Смекаю, – угрюмо ответил Демьян.

– Видишь, зятек, не все как ты твердолобые упрямцы, и разумные у вас люди есть.

– Да, иуд везде хватает, – сплюнул Олексич.

– Федор Евсеевич! Федор Евссеевич! – на забороло вбежал молодой отрок. – Там воевода ихний говорить с тобой хочет. Переговариваться зовет.

– Там – это где? – сдвинул брови Федор.

– У ворот главных.

– Пошли, – махнул Демьяну тесть, – послушаем, чего гостям надобно.

Глава VI. Волки

1

С надвратного заборола хорошо просматривался левый берег. Бескрайние луга сочной зеленой травы дышали умиротворяющим покоем, юркие стрижи рассекали безоблачное небо, гоняя стаи мошки. Там за Вороножем лето настойчиво выпроваживало весну, вступая в права, а здесь на правом берегу люди готовили друг другу ад.

Внизу на недосягаемом для заставских стрел расстоянии на приземистом соловом коне взад-вперед разъезжал высокий широкоплечий муж в дорогой броне. За спиной раздуваемый ветром красовался расшитый корзень, роскоши которого мог бы позавидовать и князь. Вожака бродников нельзя было назвать грузным, скорее жилистым, крепким. Показная расслабленность тела и при этом едва заметные короткие, но резкие движения головы выдавали в нем хищника, готовящегося к прыжку. По приказу вороножского воеводы чужаку махнули с башни, и он, прикрываясь щитом, подъехал к засеке.

– Что надо?! – крикнул ему Федор.

Бродник лениво посмотрел в сторону ворот.

– Может выйдешь, воевода. Потолкуем, – улыбнулся он, недобро оскалив зубы.

– Мне и отсюда слышно, чай не глухой.

– Ну, как хочешь. Как бы об том не пожалеть?

– Не пожалею. Чего надо? Недосуг мне с тобой болтать.

Бродник прищурил правый глаз.

– Отдай то, что взял у нас, и мы уйдем с миром.