Мир Гаора. Коррант. 3 книга

– Лутошка где? – спросил Гаор, выходя на кухню.

– Я сбегаю, – сразу подскочила к нему Малуша. – Рыжий, а ты куды хозяина возил?

– Куды велено, туды и возил, – ответила за него Большуха, – вызвалась бечь, так беги. Давай, Рыжий, чтоб до обеда управился по своим делам.

– Понял, Мать, – улыбнулся Гаор, – а там банька и гулям?

– Всё б тебе гулять! – вошла в кухню Нянька, – как есть котяра!

Под её воркотню Гаор надел телягу в рукава и, на ходу надевая каскетку и привычно проверяя ребром ладони середину козырька, вышел во двор.

– С приездом! – окликнул его чистивший двор Лузга.

– Спасибо, – ответил Гаор, широко шагая к гаражу.

– Как дорога-то?

– Скатертью!

Он дома, в своём мире, и пошли они все… Он сам точно не мог сказать, кого он так далеко посылает, но, как часто бывало и раньше, ругань, даже мысленная, успокоила его. А тут ещё Лутошка подбежал, всем видом изображая полную готовность к работе. Нет, живём и будем жить! Сколько отпущено Огнём, столько и проживём!

Фургон сделан и стоит наготове, значит, только легковушку. Послерейсовый и предрейсовый осмотр, регулировка, мойка, заправка и так далее. Но при помощнике, который уже не толчётся бестолково, а понимает, что и где нужно, и даже сам кое-что может… живём!

К обеду они всё сделали и даже успели убрать и вымыть гараж.

– Рыжий, а завтрева? – рискнул спросить Лутошка.

Гаор улыбнулся, но ответил серьёзно.

– Если хозяин в поездку не дёрнет, то в гараже работы не будет.

Лутошка расплылся в блаженной улыбке. Гаор рассмеялся его радости, но невольно вспомнил Махотку. Тот бы сразу завёл речь о поездке, а этому… ладно, механиком он Лутошку худо-бедно, но сделает, водить тоже научит, а что душа у Лутошки не шофёрская, ну, так тут он ничего не поделает.

– Рыжий, – замирающим голосом вдруг спросил Лутошка, – а за руль ты меня хоть когда посадишь?

Гаор удивлённо посмотрел на него.

– А хочется?

Лутошка кивнул.

– Ладно, – повеселел Гаор, – посмотрим по обстоятельствам.

Последнего слова Лутошка явно не понял, но уточнять не стал, столь же явно опасаясь неловким вопросом рассердить Рыжего.

В кухне уже пахнет горячими щами, у рукомойника толкотня. Гаор, как все, скинул кирзачи у входа, смотал и сунул в голенища портянки – в обед, когда разуваешься ненадолго, он чуньки не надевал – запихнул в общую кучу телягу и каскетку, отмыл руки и сел к столу. Большуха грохнула на стол чугун со щами и стала разливать по мискам.

– О, с мясом седни! – обрадовался Тумак.

– Ну, так праздник же, – ответила Красава, оглядывая стол: у всех ли всё есть.

От горячих щей по телу разливалось блаженное сытое тепло. Как всегда, первые ложки в сосредоточенном молчании, все разговоры за второй миской будут.

– Девки, а ёлка-то где? – спросил вдруг Сивко, – не дал хозяин?

– Дал, – ответила Милуша, – с обеда и наладим.

Гаор чуть не поперхнулся от неожиданности. Ёлка? Здесь даже ёлка будет?! Ну, дела-а!

– Мужики, баню-то исделали?

– А то! Хозяин париться не пойдет ноне?

– Нет, – рассмеялась Белёна, – его как Рыжий повозил, так ему теперь одна жена нужна.

– Ну, и в удачу им, – кивнула Нянька.

Гаор проглотил застрявшую в горле кашу и не выдержал, спросил:

– Так что, и хозяева в баню ходят?

– Ну, ты чо, Рыжий, – удивилась его вопросу Милуша, – совсем тёмный? У них ванна своя с душем. А в баню хозяин побаловаться ходит.

– Понятно, – кивнул Гаор.

Значит, баня и празднуем. Хорошо. У Сторрама праздник был не запирающимися на ночь спальнями и нерабочим днём со свободным выходом назавтра, а здесь? Ну, поживём, увидим.

После обеда без обычного курева и трёпа разошлись по повалушам за чистым бельём и уже в сумерках – темнеет рано, Солнце отдыхает – потянулись в баню.

Натопили её как следует, от души, так что Гаор остался на первой самой нижней полке с Джаддом, а остальные, гогоча и перекликаясь, полезли наверх. Мылись, парились, хлеща друг друга вениками, выскакивали наружу и с гоготом валялись в свежевыпавшем снегу. Последнее из банного арсенала Гаор попробовал впервые и даже не смог сразу определить: понравилось ему это или нет. Командовал в бане Тумак. Он и парился на самом верху, нахлёстывая себя даже не до красного, а малинового цвета, и все уже без сил выползали в предбанник отлежаться в прохладе, а он оставался с неизменным:

– Чегой-то пар слабоват нонеча, никак не согреюсь.

Как-то Гаор спросил Лузгу.

– Чего так?

– А он не местный, – объяснил Лузга, – он криушанин, с полночи, ну, с севера по-ихнему. А по вотчиму из дреговичей, те так и криушан перепарят.

И Гаор понимающе кивнул.

– Ты-то сам из каких? – простодушно спросил Лузга.

– Братан мой наречённый из криушан, – ответил Гаор, – ну и я, значит.

– Тады привыкнешь, – кивнул Лузга. – Кривины дети, они настырные. А по матери?

– Я не помню её, – хмуро ответил Гаор, решив, на всякий случай, промолчать про курешан.