Рашен

– А что было десять лет назад? – лилипут заинтриговал меня.

– Я работал учителем русиянского языка и литературы в лучшей школе города. У нас учились дети только высокопоставленных руководителей. Надраенный до блеска паркет, ковровые дорожки, новая мебель. Чистота такая, что аж глаза резало. Хорошая зарплата, почёт и уважение родных и близких. Я был счастливым молодым специалистом.

– И что заставило вас столь резко сменить жизненный профиль?

– Слепая ошибка, банальная нелепость. Дело в том, что накануне того злополучного дня один знакомый библиотекарь принес мне, как бы это помягче выразиться, не совсем разрешенную к употреблению литературу.

Я внутренне напрягся и сразу вспомнил рассказ Дмитринга.

– И черт меня дернул начать читать книгу, не дождавшись выходных. Рассказ оказался настолько захватывающим, что я просто не мог оторваться. В итоге читал всю ночь и даже взял книгу с собой на работу, чтобы продолжить на переменах. И надо же было такому случиться, что именно в этот день у нас проводили внезапную проверку.

– Что проводили? – не совсем понял я, услышав термин, который в наши дни характерен, в основном, для военных и правоохранителей.

– Внезапную проверку. Это процедура досмотра личных вещей преподавателей, учеников и обслуживающего персонала. Проводятся таковые с целью выявления граждан с отклонениями от социальной нормы. Являются обязательными на всей территории Русии. Были введены сразу же после победы Великих германских освободителей над «красной плесенью». Понятно, что с тех пор «отклонистов» стало гораздо меньше, но все же новые еще появляются.

Офицеры из ведомства Морального контроля и учета ищут запрещенную литературу, вещи, свидетельствующие о существовании «красной плесени»: значки, символику, рисунки на одежде, военную форму, открытки и тому подобное барахло. Я всегда удивлялся, как это старье еще сохранились у русиян, ведь прошло столько лет.

– Ясно… В войну так фашисты обыскивали жителей сел и деревень, чтобы выявить связь с партизанами, – внёс я свои «пять копеек».

– Короче, меня обыскали и сразу же обнаружили книгу. Ну а дальше социальное освидетельствование, суд, приговор. И вот я здесь, заточен на пятнадцать долгих лет. Буду мотылять эту железяку вверх-вниз до скончания века. Думаю, лифтовая коробка и станет моим гробом…

– Выше голову! Вам недолго осталось мучиться, всего каких-то пять лет, – успокоил я лилипута. – А кстати, почему здесь такой жуткий холод, словно мы попали в морозильную камеру?

– Вы недалеки от истины. Дело в том, что не все выдерживают изнурительные допросы. Некоторые впечатлительные особы умирают в допросных залах, кто-то в камерах. Один чудик загнулся прямо здесь, у меня на глазах.

Вот и приходится возить их тела в утилизаторскую. А чтобы не было трупной вони, руководство оснастило лифт мощным кондиционером. Теперь здесь постоянный климат – плюс три-пять градусов, как в морге.

– Ясно, – пробубнил я, в очередной раз шокированный местными порядками. Скорее бы покинуть эту покойницкую с микроклиматом.

Лифт вздрогнул последний раз и остановился.

– Желаю удачи! – пожал мне руку крошечной ладошкой солдат и раскрыл тяжелые двери. – По всему видать, что человек вы неплохой и оказались в здешних стенах по ошибке. Надеюсь, правоохранительные органы разберутся и вы отделаетесь минимальным сроком.

– Вашими устами да мед пить, – поблагодарил я его, выходя из лифта навстречу спешащему ко мне охраннику. – Вас не затруднит назвать книгу, из-за которой вы оказались здесь? – полюбопытствовал я на прощание.

Лилипут вздохнул и стал закрывать двери.

– «Мастер и Маргарита», допобедное издание, – прошептал он в узкую щель и затворил кабину.

– Невер, иди! – толкнул меня охранник в плечо.

Последняя допросная оказалась раза в три больше предыдущей. Все те же огромные хрустальные люстры на потолке, испускающие ярчайший свет, и минимальный набор обшарпанной мебели. Только на этот раз я вошел не через шкаф, а через высокие двери, способные пропустить даже жирафа. Офицер сидел за столом ко мне спиной и не обращал никакого внимания, пока мы с охранником пересекали это футбольное поле в отдельно взятом кабинете. Меня усадили на стул, привинченный к полу.

– Подозреваемый Невер, доставлять! – громко рапортовал охранник.

– Неверов, тысячу раз тебе говорил, Н-е-в-е-р-о-в, квадратная твоя башка! – громко отчитал его офицер и повернулся ко мне.

Вот, бляха-муха, к такому я действительно был не готов. Передо мной сидел Дмитринг собственной персоной. Только теперь это был не испуганный сокамерник, а уверенный в себе офицер фашистских вооруженных сил. Уж от кого, а от этого сопляка такой подставы я не ожидал.

– Привет, тёзка! Давно не виделись – как ни в чем не бывало приветствовал Дмитринг. – Вижу, ты сильно удивлен. Но ничего, бывает. Не сердись, но оставить такую важную птицу, как ты, без присмотра даже в камере мы не имели никакого морального права. Поэтому руководство и прикомандировало меня к тебе.

– Понятно, – машинально ответил я, – чего еще от вас можно ожидать. Всё в войнушку играетесь, шпионов ловите. Не надоело за восемьдесят лет? Почему нельзя спокойно жить и радовать себя и окружающих?

– Хочешь мира – готовься к войне! – так, кажется, считали римляне, – парировал Дмитринг. – И были тысячу раз правы. Пока в Великой Германии и в Русии правили тираны, наши империи процветали. Но как только удила ослаблялись, начинались междоусобицы, революции, смена режимов.

– Это ты про какие века говоришь? – равнодушно поинтересовался я. – Оглянитесь вокруг. Поезда передвигаются со скоростью звука, по небу летают грузовые и боевые дроны. Память обычного смартфона способна вместить все книги, когда-либо написанные человеком. Овощи и фрукты собирают круглый год, мясо выращивают в пробирке, без убийства животных. Медицина дошла до регенерации органов. А вы словно на другой планете обитаете, ничего не слышите и не замечаете!

– Это так только кажется, – парировал Дмитринг. – Всё мы видим и понимаем гораздо больше вашего. Не стоит детскому писателю и малоизвестному журналюге брать на себя смелость и судить о таких глобальных вещах, как управление государством и контроль общественного сознания.

Я не раз повторял, что в Русии сегодня не все гладко. Да, есть проблемы, над которыми стоит поломать голову. Есть недочеты руководства и осечки на местах. Но давайте отделять мух от котлет. В целом, в глобальном плане, наша страна сегодня идет по пути стремительного развития и качественного процветания. Осознавая наши компетенции, Великие вожди ведут русиянский корабль к светлому будущему. А останавливать двигатели каждый раз затем, чтобы уделить внимание бредням несогласных, – это преступное расточительство.

– Я немного пообщался с местным персоналом, – решил я бить конкретными примерами, однако не называя имен. – Одного из солдат, как и тебя – того, вымышленного – лишили свободы на пятнадцать лет из-за прочтения совершенно безобидного произведения. Или это тоже считается бреднями, на которые не стоит обращать внимания?

– Ты говоришь о малыше-лифтере в огромной шинели, которая явно ему не по росту? – пристально посмотрел на меня офицер.

– Это не имеет значения, – пытался я всеми силами спасти лилипута, чтобы ему не надбавили срок за излишние откровения.

– Значит, о нём! У меня феноменальная память на цифры. И хоть я не помню его имени, но как только ты сказал про пятнадцать лет, сразу догадался, о ком идет речь.

– Суть не в том, кто он, а то, какому суровому наказанию подвергся за сущую ерунду. Никого не убил, не обокрал, не сбил спьяну на машине. Просто прочитал произведение, которое, между прочим, во многих странах признано литературным шедевром! И вы еще будете говорить про мудрое руководство и правильно выбранный путь? Тогда что есть обратное?

– Вот-вот. Именно это я и понял, когда наблюдал за тобой и тратил время на наши пустые беседы, – закивал головой Дмитринг, что-то записывая на новом листе бумаги.

– Да ни хрена вы не поняли и не поймете! – нервно отмахнулся я. – Вам лишь бы пересажать всех людей за решетку, чтобы работы меньше было. И книжки, которые прислал Жабин, – полное дерьмо. Ни ума ни фантазии. Даже и не знаю, кого они способны вырастить из детей.

– Олег Августович – один из немногих, кто пытался защитить тебя и вытянуть за уши из морального морока. А ты так по-скотски отплатил ему за заботу, – не отрываясь от писанины, ответил офицер. – Хотя все вокруг твердили, что Неверов безнадежно испорчен. Но он верил до последнего… Видно, стал сдавать старик, раскис. Надо будет написать донос, чтобы его направили на внеочередное освидетельствование, – сделал Дмитринг пометку в маленьком блокноте.

– Ты не только провокатор, но еще и беспринципный карьерист, как я погляжу! – задел я офицера.

– Не вижу в этом ничего зазорного. Я честно служу родине и требую ровно того же от других. Мы – команда, шагаем в одном темпе к прекрасному будущему. А если кто-то начинает ковылять, прихрамывать или отказывается идти строем, то таким не место в наших рядах.

– И много ты себе «нашагал»? Квартиру, машину, коттедж в уютном месте? – поинтересовался я.

– Причем тут машины и дачи? Мне и без этого неплохо живется. Во-первых, я на свободе, во-вторых, имею хорошую работу…

– Что, прости, во-первых? – я думал, что ослышался.

– На свободе! Как ты уже успел заметить, в наши дни в Русии это большая привилегия.

– А, Дмитринг, вот ты и признался, что за эти годы Великие германские освободители и их последователи превратили нашу страну в одну большую лагерную зону. Ты считаешь нормальным, что человек двадцать первого века воспринимает собственную свободу как дар сильных мира сего?

– О, мой друг, это ты сам скоро поймешь, – поставил жирную точку в конце протокола офицер. Потом, удовлетворенно хмыкнув, сложил бумаги в папку и завязал тесемки. – Дмитрий Неверов, более вас не задерживаю. Возвращайтесь в камеру: через два месяца вас ждет Достопочтенный суд, приговор и увлекательное продолжение жалкой никчёмной жизни.

Глава 5. Приговор

Отведённое до суда время пролетело незаметно. Слава богу, урода Дмитринга не было рядом, и я смог в полной мере насладиться тишиной и покоем. Еда стала похуже, но все равно мой организм умудрился набрать пару лишних килограммов от комфортного пребывания в одиночной камере. И вот настал день суда…

Конвой ввел меня вместе с другими заключенными в зал судебных заседаний. Я уже привык к тому, что местные власти предпочитают вести допросы, проводить опыты и вершить правосудие в помещениях гигантских размеров, очевидно, таким образом придавая значимость происходящему. Однако, увидев помещение суда, снова удивился.