– Ножевое ранение, – сказал Оскар Кингсли, осмотрев труп Сары Нортон.
– Браво, – отозвалась Рози, ходя кругами и ища зацепки. – Что еще скажете? Что она мертва?
– Слушайте, мэм. – Он ткнул в нее пальцем. – Если вы собираетесь язвить прямо над телом мертвого ребенка, советую вам пойти в церковь и отмолить свои грехи.
– Это бесполезно. Их слишком много, поэтому я попаду в ад и буду зависать там с теми, кого ловлю. С главарями мафии и маньяками.
– В таком случае, я позависаю с вами, сыщица, – втиснулся в разговор Уоттс. – Думаю, у меня там тоже наберется много знакомых.
Рози нагнулась над лицом трупа, открыла блокнот и что-то черкнув, ответила ему:
– При всем уважении, инспектор, не думаю, что среди узников того ада, в который вы попадете, будут малолетние карманные воришки.
Уоттс пропустил остроту мимо ушей.
– А если бы ад и правда существовал, с кем бы вы пообщались в первую очередь? Я бы пошел к Гитлеру.
Розетта задумалась:
– С Джоном Ленноном.
– А если вы его там не найдете?
–О, не сомневайтесь, он там будет. – Она поторопилась закончить этот нелепый разговор и перешла к работе: – У нее, как и у других двух, расцарапаны щеки.
– И как это нам поможет?
– На их коже остался образец ДНК убийцы. Вот так и поможет.
– Но мы и так знаем, кто убийца, – вздохнул инспектор. – Какой в этом смысл?
– Пока еще нет. Может, на этих троих, под шумок, покусился другой человек? – Ей хотелось так думать. – В любом случае, нельзя упускать это из виду. – Она сделала паузу. – Такое ощущение, будто он сделал это специально. Будто хочет, чтобы его поймали.
– Он ведь сумасшедший, – напомнил Кингсли. – Мало ли, что у него на уме.
Рози усмехнулась, взглянув на напарника:
– Иногда даже сумасшедшие люди знают, что делают, лучше тех, кто находится в здравом рассудке. – Она наконец встала с корточек. – Впрочем, на такое пойдет только отчаявшийся человек. Тот, кому все наскучило.
Кингсли сощурился:
– Наскучило? Какой-то слабоватый мотив для таких зверств, не находите?
– Для больного разума и этого мотива будет предостаточно. Мотивы, знаете ли, бывают разные. Сексуальное удовлетворение, месть, деньги, слава, патологическая ненависть к людям. Даже скука. Для Мэнсона, например, было достаточно одного альбома. Дело лишь в том, насколько сильно раскачан твой разум. Вы же, инспектор Уоттс, не пошли бы убивать Джона Леннона, если бы захотели стать знаменитым? – Он промолчал, понимая, что это был риторический вопрос. – А вот Чепмен пошел. Хотя, я лишь предполагаю: причина могла быть какой угодно. Мой мексиканский дядя, полицейский, говорил мне, что если бы всем известным маньякам и убийцам вовремя предоставили хорошее психиатрическое лечение, то и преступлений подобного рода не было бы вовсе. Конечно, это бы не помогло в тех случаях, где замешаны деньги или месть, но мы сейчас и не о них говорим.
– Это интересная мысль, – отозвался Кингсли без нотки сарказма.
И Розетта снова перешла к работе:
– Одно меня смущает: почему он оставил одну девчонку в живых?
– Может, он сделал это не специально?
– Может, вы и правы. Но он мог добить ее посильней, он на это способен.
Рози всегда спрашивали, почему она пошла на эту работу. На работу, где ее с очень малой вероятностью воспримут всерьез, где требуется разум, работающий как атомные часы, где на тебя возлагается огромнейшая ответственность. Она отвечала, что из любопытства.
–3–
ПРИЗРАКИ
Все стабилизировалось. Лили все еще лежала в коме, но по прогнозам врачей должна была вот-вот проснуться. И Грейс, и Майкл уже смирились с тем, что первое время она будет беспомощна, как маленький щенок. Элис уже начала было пить, но спустя несколько дней перестала. Грейс вернулась на работу. Питер вернулся. А Кельвин оттуда и не уходил.
Кельвин работал в продуктовом магазине и жил в маленьком домике со своей матерью Эми на самом юге Гленни, около улесья. Эми была психологиней “в отставке”, так как более не принимала клиентов. Профессия была весьма прибыльной, но ей было тягостно каждый день выслушивать проблемы других. Она всегда говорила, что от такой работы нетрудно устать. И все же, иногда профдеформация давала о себе знать.
– Элис, скажи мне, какие у вас с Питером сейчас отношения? – Они сидели на кухне, дома у Эми и Кельвина. Женщина часто приглашала в гости Элис, по просьбе Питера, дабы подействовать на нее, чтобы та не слишком сильно увлекалась выпивкой. Но Элис ей нравилась. Она напоминала ей саму себя в молодости.
– Да нормальные, все как обычно, – говорила Элис.
– Просто мне кажется, – аккуратно начала женщина, – что что-то нагнетает.
Эми была белокурой, седеющей, чуть полноватой, разговаривала с английским акцентом, хотя последние пару десятков лет прожила в Америке. Говор не терялся из-за того, что она жить не могла без британских телешоу. Она любила цветочные узоры на одежде и всегда носила крупные золотые серьги-кольца на ушах.
– Честно, миссис Мейсон, все в порядке. Вот только…
Женщина с неподдельным интересом взглянула на нее:
– Что?
– Питер стал часто хандрить. Приходит домой вечером и запирается в комнате, не выходит из нее до утра. Я будто в десятый класс вернулась. – Она вдруг схватилась за голову.
– Все в порядке?
– Последние два дня хватает, – прошипела она, потея. – Ничего, это пройдет. Просто нужно подождать.
– Как давно ты пила алкоголь?
– Вас что, Питер подослал? – усмехнулась Элис, глядя на нее исподлобья, и снова простонала от боли, а затем серьезно произнесла: – Дня три назад.
Эми холодно проследила за трясущейся рукой собеседницы, которая тянулась к графину с водой, и предложила ей помочь. Она не хотела, чтобы та разбила графин. Налив воду в стакан, миссис Мейсон пододвинула его к девушке, и та присосалась губами к краю трясущегося у нее в руках стакана.
– Ты сказала, что Питер начал хандрить, а о себе – ни слова. Сама-то в порядке?
– В порядке, – ответила Элис, допив воду. Усилием воли она уняла тремор, но через несколько секунд он вновь появился. – Почему вы меня спрашиваете?
Эми начала теребить краешек скатерти, медленно проговаривая:
– Дело в том, что алкоголики подвержены хандре куда больше, чем обычные люди. Я лишь беспокоюсь за тебя.