Летописец. Книга 1. Игра на эшафоте

– Убить? Зачем?

Дим покачал головой:

– Власть и деньги! Король иметь новая королева и хотеть иметь новые родные. Так все делать в моя страна. Но король не сделать одна вессь, – голос Дима стал зловещим. – Он дать им безять. Когда они иметь всё, они опасные, когда нет нисего, дазе больсе опасные. Все говорить, сьто в Малгард они собирать народ, сьто для война им нузен Дайрус или Алексарх.

– Зачем им Алексарх?

– Садить на трон, – Дим говорил об этом как о само собой разумеющемся.

– Алексарх на такое не пойдёт!

– Тем хузе, – пожал плечами Дим. – Скоро новый война. Победить тот, кто идти дальсе всех.

– А Рик?

– Рик?

– О нём ничего не известно? И об его отце?

Самайя виновато вспомнила о письме Ноэля, которое обещала передать Рику. Она потеряла его в суматохе где-то на улице.

– Король приказать Рику ехать во дворес, Рика отец… за ним посылать стразя. – Дим внимательно посмотрел на неё. – Тебе надо думать про тебя, а не про Рика. Тебя искать везде!

Её обвиняют в убийстве королевы и ребёнка! Это не укладывалось в голове.

Самайя пыталась узнать у Дима о судьбе Катрейны – он сказал, что она во дворце под охраной. Да и вообще, добавил Дим, дворец словно притих, ожидая выводов главы Судебной Палаты. Георг Ворнхолм день и ночь проводит с арестованными.

От этих слов у Самайи волосы встали дыбом.

***

Он не верил ни в бога, ни в дьявола, хотя в последние недели жалел об этом всё чаще. Иногда он подходил к двери какой-нибудь церкви и не мог заставить себя сделать шаг внутрь её стен. Как ни восхищался он точно выверенными объёмами, игрой света на полу и стенах, цветовой гаммой фресок и картин, гармонией нефов, куполов и апсид, но свечи, скорбные лики на иконах и витражи со сценами из Декамартиона вызывали у него отвращение нарочитой демонстрацией смерти и страданий. В его имении стояла небольшая церквушка, которую он время от времени посещал, чтобы не давать повода для пересудов. Там всё было скромно – он построил её за свой счёт и по собственному проекту.

Когда-то давно родители пытались внушить ему уважение к многочисленным святым, заставляли зубрить наизусть молитвы. После их смерти остался только старший брат Томар, мало обращавший внимания на малолетнего сопляка. Вскоре Томар отослал брата в Барундию для обучения самостоятельной жизни. В тринадцать лет благодаря королеве Маэрине, чья мать была из Ворнхолмов, Георг познакомился со многими художниками и влюбился в живопись. Правда, он быстро понял, что портреты юной невесты брата получаются далёкими от совершенства. Члены гильдии художников Арпена открыто насмехались над ним, что не мешало им брать с него немалые деньги за обучение. Позже он увлёкся архитектурой, но известия с родины заставили его вернуться домой три года спустя после отъезда.

Томар выступил против короля Райгарда Второго и погиб. Король, который обещал выдать за Томара Катрейну, не просто отобрал её – он отрубил брату голову за измену!

Георг Ворнхолм, вернувшись из-за границы, неожиданно для себя оказался владельцем громкого титула, разорённого поместья и жгучей обиды за несправедливую смерть брата. Измена! Райгард ещё не знал, что такое измена!

Сначала Георг пытался выяснить, что же случилось. Постоянно всплывало имя Байнара: Георг с удивлением узнал, что брат вёл расследование смерти мальчика, отказавшись выступить с объявлением результатов. Слухи, распространяемые по стране, позволяли сделать вывод: брат знал, что Райгард виновен, и не желал служить ему. Что ж, Георг последует его примеру, но будет осторожнее.

Шанс представился спустя почти четыре года после смерти брата: на реке Калса Райгард с Айварихом сошлись в битве. Георг отомстил, перейдя на сторону Айвариха. Лишь грусть Катрейны огорчала его: она ни разу не заговорила с ним с тех пор, даже за свадебный подарок не поблагодарила, хотя это была его единственная по-настоящему прекрасная картина. Зато победа Айвариха сделала её королевой! Георг приложил немало сил, чтобы через два года после смерти Райгарда Айварих заключил договор с Барундией именно на этом условии. Пусть принцесса не будет принадлежать Георгу – он будет принадлежать и служить только ей. Других королей и богов у него не было.

Ему исполнился двадцать один, когда Катрейна стала королевой. Тогда он верил в свою правоту, а сейчас, в тридцать шесть, Георг проклинал романтическую молодость и полное незнание реальной жизни. Трон не принёс ей счастья, не принёс покоя, не принёс детей, которые бы её утешили. Живая, яркая девушка погружалась в одиночество. Георг бессильно наблюдал, как она угасает, и приступы удушья всё чаще дают о себе знать. Георг просил каждого нового королевского лекаря найти причину этой болезни – всякий раз ответ был один: королева здорова, нет причин для затруднения дыхания.

Мысли о том, что зря он помогал Айвариху получить трон, появились после того, как возникли слухи о разводе короля с женой. К счастью, после похода Дайруса и беременности они улеглись. Смерть ребёнка Катрейны вернула короля к этой идее. Георг не слишком возражал против перемен в церковных делах – какая ему разница, будут молитвы читать на латейском или сканналийском? – но Айварих заботился не о чистоте церкви, а лишь о силе собственной власти, и главный удар направил против Ривенхедов, стоявших за королевой. За прошедшие месяцы погибло несколько представителей этой семьи. Георг начинал отсчёт со смерти Диэниса. Именно тогда он впервые задумался, не совершил ли ошибку? Теперь, два года спустя, он этим вопросом уже не задавался. Ему было страшно – впервые за всю жизнь. Судьба Ривенхедов определена королём, Катрейна может разделить её с остальными.

Именно из страха за неё он согласился на эту проклятую должность главы Судебной Палаты, хотя и поставил условие: приговоры выносить будет король. Айварих согласился. С тех пор все дела по Ривенхедам ложились на стол Георга.

Дело Диэниса Ривенхеда Георг вёл тайком: смерть этого мальчика выглядела странной. Полученных сведений хватало, чтобы возник резонный вопрос: зачем вообще Диэнис поднял восстание? На него никто не ответил, включая всех, кто прошёл через руки палача. Диэнис, как выяснил Георг, уехал в Малгард – вотчину умершего отца Эдгара Ривенхеда, – когда получил отказ в женитьбе на Илзе. Георг предполагал, что Холлард уже тогда подумывал о замене Катрейны на юную Илзу. В Малгарде как раз начались волнения. То были простые стычки крестьян с налоговыми инспекторами, которые вдруг превратились в мятеж, подавленный Крисом без всякой жалости. Принц признал: сопротивления мятежники не оказали, Диэнис даже прислал ему накануне письмо с просьбой о встрече. На вопрос, где письмо, Крис хмыкнул и сказал, что отец велел ему не на письма отвечать, а выжечь мятеж калёным железом до прибытия Дайруса. Но что Крис выжигал: мятеж или Ривенхеда? Была ли связь между Диэнисом и Дайрусом? Крис сказал, что все бумаги Диэниса уничтожены; Ульрик утверждал, что Диэнис не помышлял об измене.

Второй странной смертью стала гибель шестнадцатилетнего Лайнарда Ривенхеда. Георг опросил всех, кто мог что-то сказать. Влас Мэйдингор, убивший Лайнарда, сначала хвастался подвигом, однако быстро запутался в показаниях. Влас заявил, что Лайнард убил Михаэля, а он в ответ убил Лайнарда. Георг, сравнив раны Михаэля и Лайнарда, обнаружил, что оба они убиты кинжалом, тогда как у Лайнарда была шпага. Георг приказал обыскать комнаты, где Лайнард преследовал Михаэля, – безуспешно: другого оружия не нашли. Стоило Георгу поинтересоваться у Власа, где кинжал, которым он убил Лайнарда, как Влас напрягся, начал угрожать, упоминая Криса. Георг заподозрил, что именно принц приказал ему убить Михаэля. Смерть Лайнарда вполне могла быть случайной. Георг не раз видел, что Крис с ненавистью смотрит на Иглсудов – конкурентов в борьбе за трон. Да, Крису выгодна смерть Михаэля. Выгодна ему и смерть Тории. Королю, разумеется, Георг о своих догадках не говорил.

Первым делом Георг опросил служанок королевы. Те сообщили немного: с утра Тория чувствовала себя не слишком хорошо, ей приготовили прохладительный напиток – именно Мая подала его Тории. Одна из служанок даже уверяла, что видела, как Мая сыпала туда яд. Потом прибыл Дим, сунул Мае записку, и они оба ушли. Вскоре Тория сказала, что хочет отдохнуть, велев позвать её перед началом приёма. Когда служанка её обнаружила, вся постель была запачкана рвотой и шедшей изо рта пеной. Вызванный тут же Карл предположил по этим симптомам, а также по судорожно сведённым членам и суженным зрачкам, что королеву отравили. Позже король подтвердил его вывод на основании свидетельства Истинной Летописи. Дильтира – яд, созданный на основе цикуты в Латее, – редко попадал в Сканналию, однако о нём тут знали. В народе его прозвали «нектар пантеарха», ибо, по слухам, пантеархи любили применять его к неугодным им людям. Происхождение яда вызвало у Айвариха особенную ярость: узнав название яда, он заявил, что это лишнее доказательство вины доминиарха Ривенхеда.

По мнению Карла, яд должен был подействовать в течение часа, значит, подозреваемых трое. Сбежала только Мая. Её так и не отыскали, допрос служанок больше ничего не дал. Они обе всё валили на Маю, божились, что не виноваты. Георг им верил, но добился от них признания, что ни одна не видела, чтобы Мая что-то клала в напиток. Мая слишком тесно связана с Катрейной, чтобы полагаться на обвинения двух напуганных женщин. Одна из них добавила, что королеве стало плохо с утра. Георг задумался, не могли ли её отравить раньше, до прихода Маи. Его собственный лекарь, однако, заверил, что дильтира подействовала бы быстрее.

Данные о смерти послов противоречили друг другу – Георг не знал, кому верить. Из множества свидетелей никто ничего определённого не сказал. Двух послов зарезали посреди огромного, забитого людьми зала, и никто ничего не видел или боялся сказать. Георг опрашивал десятки человек, не добившись ничего. Суматоха, паника, испуг от новостей о смерти Тории словно сделали всех слепыми. Кто-то очень профессионально разделался с послами на глазах у всех. Но зачем? Случайно ли это произошло одновременно с убийством Тории? Связаны ли эти убийства?

К сожалению, вести расследование как следует не получалось: король торопил Георга, настаивая на пытках. Айварих сам составил списки и присутствовал на большинстве допросов. Катрейна была ему не нужна – чем помешает бывшая супруга, живущая отшельницей вдали от Нортхеда? Вряд ли Айварих верит в её виновность. Он лишь хочет использовать её для расправы над Ривенхедами. Всё, что Георг мог сделать, – доказать вину Ривенхедов раньше, чем это коснётся Катрейны. Однако одно дело государственная измена – Георг уже собрал достаточно улик, чтобы не сомневаться в ней, – а вот убийство Тории в картину не укладывалось.

Сразу после убийства Георг приказал отыскать Дима, который провожал Маю из дворца в день убийства. Тот заявил, что потерял Маю в толпе на площади, и вручил Георгу записку Сиверса Мае с просьбой о встрече. Две ночи Дим провёл в руках палача, но от своих слов не отказался, зато сообщил, что одного из послов убил Крис, о чём ему сказал Сильвестр. Король после разговора с Сильвестром вмешался – Дим вышел из тюрьмы живым и относительно целым, Крис отправился искать Холларда. Сайрона Бадла с Маей не нашли, Краск сказал, что понятия не имеет, где Мая, а её дядя сейчас заграницей. Георг был уверен: Краск знает куда больше, чем говорит.

Визит Айвариха с Катрейной заставил Георга спешить, однако ничего нового об убийстве Тории он не узнал. Георг склонялся к выводу, что Ривенхеды к её убийству не имели отношения. Сказать об этом Айвариху он не мог: тот назначит другого на его место – тогда Катрейне конец. Нужно выиграть время – Георг начал готовить её побег. Пока он неохотно вернулся к очередному допросу.

Палач любовно поглаживал тиски для коленей – два деревянных бруска с острыми шипами, насаженные на два винта. Он использовал прибор на десятилетнем мальчишке, который служил в доме Холларда Ривенхеда и отличался тем, что подслушивал разговоры господ вместо того, чтобы носить воду и колоть дрова. Стоило мальчишке три дня назад при виде внушительного арсенала пыточных инструментов рассказать про один такой разговор – как Холлард с Теодором обсуждали неудачу Илзы в деле соблазнения короля – и палач уже не останавливался. Применив по очереди большую часть имеющихся средств, палач снова и снова задавал парню вопросы тихим настойчивым голосом, вытаскивая ответы вместе с кусками плоти, слезами, соплями и кровью.

Голос – единственное, что отличало палача. Голос да светлые глаза в прорезях маски. Маску эту палач носил, не снимая – она словно приросла к его лицу. На ней виднелись следы крови, некоторые заключённые плевали в неё, но палач всё равно постоянно укрывал ею лицо. Казалось, он никогда её не стирал. Георг ни разу не обращался к палачу по имени – у него не было имени. На вид слабый и невзрачный, палач отлично знал бесчисленные способы пыток, часами рассказывал о видах казни в разных странах, где он побывал специально, чтобы обучиться заморским диковинкам. Так же изобретателен он был на допросах. Он мог любить жертву, ластиться к ней, угощать сладостями, которые обожал, мог угрожать, требовать – каждый миг работы приносил ему безмерное удовольствие.

Георг не раз видел, как палач возбуждается, глядя на мучения жертв, и с трудом удерживался от желания привязать его к ведьмину стулу, как называли кресло с многочисленными шипами на сиденье, спинке, подлокотниках и ножках. Увы, палач являлся любимчиком короля. Айварих не раз лично беседовал с ним, интересовался его мнением о ходе следствия и рассказами о методах допроса. Список тех, кого надлежало допросить особенно тщательно, король передавал палачу лично. Георг предпочёл бы вообще обойтись без его услуг – он не слишком доверял сведениям, вытащенным под пыткой, – но приказ короля был однозначен. Айварих часто контролировал процесс, хотя Георг раньше не замечал за ним привычки наблюдать за пытками.

– Он выдержит? – Георг кивнул на мальчишку.

– Да куда ж он денется, мальчик наш, – почти ласково сказал палач: Георг был уверен, что он улыбается под маской.

Мальчишка застонал и открыл глаз. Второй глаз палач успел вырезать.

– Ты говорил, что Холлард Ривенхед требовал от Илзы соблазнить короля. А как же королева Катрейна? Они говорили о ней? – спросил Георг.

Мальчишка кивнул. Он уже не пытался ничего скрывать:

– Они хотели жаменить её на Илжу, – прошамкал он. Зубов во рту почти не осталось, рыжие вихры за эти дни совершенно поседели.

– Как?

– Они… говорили, ей надо в монаштырь… Доминиарх шобиралша ш ней говорить. А барон шкажал, что пока штарая жена жива, новая будет нежаконной…

– То есть они собирались избавиться от неё?

Мальчишка за эти дни научился различать, нужно ли отвечать правду или просто подтвердить «догадку» следователя, и быстро закивал:

– Да, да, мой гошподин, доминиарх хотел в монаштырь. Барон… он хотел, штоб гошударь был вдовшом. – Мальчишка скривился, его вырвало кровью.

– Убери его и приведи Фабиана Ривенхеда! – брезгливо приказал Георг помощнику палача по прозвищу Железный Бык. Помощник отправился за новой жертвой, палач занялся подготовкой инструментов – он любил их чистить и натирать до блеска.

Георг собрал достаточно материалов о планах Ривенхедов, которые не сидели сложа руки, пока Айварих просил пантеарха о разводе. Более того, речь шла о переговорах Гиемона с Холлардом относительно свержения Айвариха. Ульрик Холмкрест сообщил немало сведений, например, что они и Алекса пытались склонить к измене – парень оказался слишком нерешителен и уклонился от разговора. От него же Георг узнал о ссоре Диэниса с Холлардом из-за Илзы. Взамен на показания Георг закрыл глаза на то, что жена Ульрика Сиэлла с сыном сбежала в замок свёкра. Это был один из немногих оставшихся с древних времён укреплённых замков. Георг надеялся, что Айварих не вспомнит о них, а если нет – старый Холмкрест не сдаст единственного внука: этот старик твёрже камней собственного замка.

Да, Ривенхеды не хотели терять место под солнцем и шли ради этого на измену и предательство. Может, именно поэтому Георг не испытывал к ним жалости. Его задача – сделать так, чтобы на допросах никто не обвинил ни в чём Катрейну. Он очень внимательно формулировал вопросы и вносил ответы в документы.