Вторая жизнь во тьме

Сказать, сколько ему лет, было довольно трудно. Объёмные волосы едва достигали середины шеи и были непонятного цвета. Среди чёрных прядей виднелось очень много седины, из-за чего создавалось впечатление, что на самом деле они просто были испачканы в чём-то чёрном. Квадратное лицо с небольшим подбородком, покрытым щетиной, было наполовину закрыто плотной чёрной повязкой, скрывающей глаза. Он что, слепой?

Приподняв брови в удивлении, я проследила за тем, как мужчина выпрямился, развернулся и спокойно пошёл к двери, игнорируя меня.

– Стой, – выдавила я с хрипом. Голос подвёл, давно не приходилось разговаривать. Попытавшись сглотнуть, чтобы хоть немного смочить горло, я покосилась на посуду. Дотянуться до окна было труднее, чем до неё.

Мужчина неподвижно замер. Поворачиваться он тоже не стал, да и зачем? Взглянув на его расслабленную спину, я передумала говорить что-то ещё. Но он продолжал ждать. Тишина напрягала. Плотно сжав губы, я всё же решилась на слова.

– Я не хотела мешать, – странный способ извиниться, признаю, но и эти три слова дались мне с трудом. Бросив взгляд на еду, я медленно облизнула пересохшие губы и ощутила, что они покрыты неприятной коркой, а местами и вовсе потрескались. Протянув руку и взяв ближайшую чашку, я кое-как приподнялась и опустошила её почти залпом. К моему удивлению, там была простая холодная вода.

– Но помешала. Теперь беги к ней и объясняй, что я не вешал ей лапшу на уши, – спокойно ответил мужчина. От услышанного я чуть приоткрыла рот.

– Вот сейчас встану и побегу, – вырвалось из меня.

– Хотел бы я на это посмотреть.

Не знаю, как я не рассмеялась, но это точно причинило бы мне боль, а потому пришлось сдержаться.

– Мне надо сменить повязки. Они все… непонятно в чём, – говорить стало легче и удалось произнести больше слов.

– Подумаю, что можно сделать.

– Я уйду, как только смогу, – но что-то уверенностью в моём голосе и не пахло.

– Тогда ты здесь надолго, – хмыкнул мужчина и переступил порог. – Поищу замену бинтам.

– Почему надолго?

Уставившись в дверной проём и попытавшись рассмотреть собеседника и соседнюю комнату, я ничего не увидела, кроме деревянной стены. Мужчина не ответил, и мне пришлось откинуться на кровать, ведь боль усиливалась и мешала думать.

Я заставила себя снова приподняться только где-то через час. Желудок, получив целую кружку воды, отчаянно просил любой пищи. Пришлось оторвать голову от подушки, прислониться к стене и подтянуть к себе тарелку с бульоном. На вкус он оказался гадостью, но ничего лучше мне не предложили. От голода я влила его себе в рот. То же самое я сделала и с жидкостью во второй кружке.

Мужчина вернулся как раз после этого. Он словно знал, что я поела и посуду можно убирать – никаких других объяснений мне найти не удалось. На этот раз у него в руках был поднос с миской, до краёв наполненной водой. Поставив её на тумбу, он на ощупь собрал остальную посуду, а мне швырнул моток тряпок. Попал почти в лицо. Да, обращение с ранеными здесь на высоте.

– Ты предлагаешь мне самой этим заняться? – недоумённо спросила я.

– А кому?

– Может, подружка твоя поможет? – меня напрягала сухость нашей беседы. Сам ведь нашёл меня на берегу или куда меня там прибило после стока. Нечего было браться, раз заботиться не хочешь. Зачем спасать с таким отношением? Или ему заплатили? Образ человека, пронзившего меня кинжалом, предстал перед глазами и заставил руки сильнее сжать моток тряпок.

– Она больше не придёт, – угрюмо буркнул незнакомец, переступая порог комнаты и скрываясь от моих глаз.

Ого, девчонка точно решила, что я его жена, а он ей мозги пудрит. Ну и боги с ней, сама дура, а я тут вообще ни при чём.

– Приведи новую, – шутливо бросила я вслед мужчине, но ответа не получила.

Ковыряться со сменой повязок оказалось труднее, чем я думала. Это было похоже на то, как я обматывала грудь, чтобы зафиксировать её и не отвлекать ни солдат, ни себя при тренировках и поединках. Вот только делать это, когда каждое движение вызывало желание заорать в голос, было весьма проблематично. К тому же старые бинты прилипли к коже и ране так, что безболезненно отодрать их не получалось.

После нескольких попыток я окончательно взбесилась, схватила миску и отшвырнула её в сторону. Вода расплескалась, а сама она с грохотом ударилась о стену и рухнула на пол, прокатившись до двери.

Упав головой на подушку, я сжала пальцами простынь и резко дёрнула повязку, срывая её и всё, что было под ней. Из глаз непроизвольно брызнули слёзы, но я поспешила стереть их свободной рукой. Изо рта вырвался вопль боли. След от удара кинжалом слишком выделялся на фоне остального тела. Тёмно-красная прямая линия выглядела скверно. Её края были стянуты, но между ними виднелось что-то чёрное, чего в ране не должно было быть. Своими резкими действиями я что-то повредила, и из уголка пореза вниз к простыне потекла капля крови. Просто замечательно.

На мой крик и грохот явился хозяин дома. Пнув ногой миску, валявшуюся на полу, он подошёл к кровати и бесцеремонно присел на край. Натянув одеяло, чтобы прикрыть всё, что ниже живота, я мысленно выругалась. Мужик же слепой!

– Что у тебя тут? – недовольно буркнул он.

– Неудачно сорвала, – призналась я.

Протянув руку, он коснулся моего живота, вызвав мурашки и желание отпрянуть. Его пальцы оказались холодными, а прикосновения доставляли дискомфорт. Нащупав рану, он положил на неё ладонь, о чём-то задумался и нахмурился. Потом надавил, и я, вскрикнув от боли и неожиданности, схватила мужчину за запястье.

– Проклятие, – пробормотал он, вырвал свою руку, встал и вышел, так и оставив меня истекать кровью. Просто истинный джентльмен.

– Хотя бы воды ещё принеси, а то я тут психанула немного! – крикнула я ему вслед.

Рану всё равно требовалось промыть. Что он там нащупал своими пальцами? Приподняв голову, я попыталась рассмотреть кожу, но, честно признаться, в том, что нужно делать в таких случаях, я была не сильна. У нас в крепости имелся жрец, и с такой ерундой он справился бы за пять минут.

Мужчина вернулся с глиняной чашкой, которую сразу протянул мне.

– Пей.

Поднеся её ко рту, я уловила странный запах и насторожилась.

– Что это? – не сделав ни глотка, я исподлобья уставилась на хозяина дома.

– У тебя заражение. Это поможет справиться с ним, но ты уснёшь на какое-то время.

– А ты мою рану промоешь? – с сомнением в голосе спросила я.

– Конечно. И промою, и гной выпущу, и прижгу, и забинтую.

– А сразу почему этого не сделал?

– Выглядело не так серьёзно, – с явной издёвкой в голосе ответил он.

Как я не рассмеялась – не знаю. Представлять, как он снимал с меня бальное платье, не хотелось, но в голове и правда не укладывалось, как мужчина мог обмотать мой живот, если он ничего не видел. На ощупь? После того как вымыл меня? От таких мыслей стало ещё больше не по себе.

– А ты точно сделаешь это с раной, а не с каким другим местом? Не промахнёшься?

Тут он резко наклонился ко мне и застыл. Кончик его носа оказался у самого края кружки, которую я как поднесла к губам, так возле них и оставила. Мои глаза широко распахнулись, а вот его остались скрыты под плотной чёрной тканью, не позволявшей увидеть даже их очертания.

– Не промахнулся? – зло прошипел он сквозь зубы.

– А куда целился? – выражение моего лица он видеть не мог, потому я постаралась спросить с сарказмом и усмехнулась, несмотря на вновь усилившуюся боль в животе.

– Надо было бросить тебя умирать в том болоте, – мужчина отстранился и поставил руки на пояс, возвысившись передо мной. Ладно-ладно, намёк понятен.

– Ты мне ещё спасибо скажешь за то, что позволила спасти себя, – заявила я и сделала первый глоток из кружки. Чуть не подавилась и не выплюнула всё обратно. Напиток оказался противным на вкус и состоял из каких-то трав. Теперь мне удалось понять, чем он пах – это были грибы. Прекрасно. Я в доме у незнакомца, раненая и слабая, бежать не смогу, почти голая, а меня ещё и грибами напоили. Что он там собрался со мной делать, пока я буду спать? Не только же рану обрабатывать? – Раз ты видел меня голой, то, может, хотя бы представишься? – усмехнулась я между глотками, заталкивая в себя напиток и пытаясь сдержать рвотные позывы. Протянув руку в мою сторону, мужчина ждал, когда чашка опустеет.

– Очень смешно, обхохочешься.