Ведьма

Из глаз ее градом потекли слезы. Она разжала пальцы и упала на колени. Николай Афанасьевич подхватил Асю на руки и вынес на улицу. Он усадил беднягу на лавку и дал ей воды. Девушка оборачивалась по сторонам, явно высматривая кого-то, и не переставала дрожать, да так, что было слышно стук ее зубов.

– Ася, расскажите, что случилось с Лизой?

Девушка не отвечала. Она будто больше не слышала помещика. Все время оглядываясь по сторонам, она как дикий, загнанный в угол зверек, издавала слабые, похожие на стон звуки. Понимая, что толку от нее пока никакого, Николай Афанасьевич решил отправить горничную к жене, а сам поехать за десятским и лекарем.

Объяснившись коротко с Авдотьей, Николай Афанасьевич оседлал коня и поскакал к лекарю – Тихону Гордеевичу. По дороге он заскочил к десятскому, в двух словах описав ему ситуацию. Когда же врач зашел в дом прислуги и уже осматривал тело, Николай Афанасьевич тем временем оглядывал небольшую комнату женщин и увидел на полу у кровати погибшей ее платок, завязанный в узел. Любопытным показалось ему то, что так странно завязан платок, и уже хотел он его подобрать, как вдруг услышал в сенях голос Всеволода.

– Хозяин, что случилось?

Громила, которому потолок хатки был явно низковатый, наклонил набок голову и прошел в комнату. Внимание его сразу привлек труп женщины. Нисколько не смутившись, мужчина приблизился к ней, и проведя рукой над ее телом, изрек:

– Удушилась во сне.

Лекарь удивленно поглядел на Всеволода. Протолкнув ком в горле, который по утрам и в отдельных случаях доставлял ему неудобства, он молвил:

– Должно быть, так. А вы откуда знаете? Вы врач?

– Нет-нет, – поспешил заверить лекаря громила. – Я просто давно разбираюсь во всем этом. Такой у меня дар.

Помещик и лекарь удивленно переглянулись. Николай Афанасьевич, уже позабыв о платке, подошел к Тихону Гордеевичу, и глубоко вздохнув, произнес:

– Стало быть, удушилась… Как странно, Лиза никогда не жаловалась на здоровье.

Николай Афанасьевич сочувственно посмотрел на мертвую женщину, затем окинул взором Всеволода и быстро покинул хату. Солнце уже вышло из-за горизонта, разогнав черноту столь мрачного утра.

Пропустив все привычные утрешние дела, помещик быстро умылся, переоделся и подозвал к себе сына. Николай к тому времени уже повидал мать и даже успел безуспешно задать несколько вопросов бедной горничной, которая с некоторого времени молчала как рыба. Запланированную прогулку к реке молодому Николаю пришлось отменить, так как все поместье спозаранку стояло на ушах.

Когда все формальные разговоры с десятским и лекарем были окончены, а отец и сын оказались наедине в кабинете первого, завязался интересный разговор.

– У меня странное предчувствие, Никола, – сказал Николай Афанасьевич. – Еще вчера я видел Лизу в добром здравии. Она была достаточно крепкой женщиной, и вдруг так скоропостижно скончалась. Что-то здесь не сходится.

– Отец, – возразил Николай, – что странного? Такое иногда случается.

– Я отчасти верю в слова Аси. Она говорила, что некая женщина проникла в хату, и стояла у кровати Лизаветы. Возможно, мы имеем дело с убийством. Ты разговаривал с Асей? Она что-то добавила?

– Она точно онемела. Ни словечка.

– Тогда я сам попробую с ней поговорить. Если это убийство, то будет расследование, разбирательство.

– Сомневаюсь, что кто-то мог пожелать Лизе зла. Добрее и приветливее человека сложно было отыскать.

– Я согласен с тобой. Но женщина погибла, поэтому нужно серьезно отнестись к делу.

Николай Афанасьевич спустился на первый этаж и нашел в гостевой комнате Авдотью, прижимающую к себе несчастную Асю. Девушка преобразилась до невозможности за считаные часы: русые волосы ее поседели, кожа стала по цвету напоминать фарфор, в красных от слез глазах читался ужас. Создавалось впечатление, что девушка и впрямь увидела такое, чего обычному смертному видеть бы не стоило.

Николай Афанасьевич и Авдотья переглянулись, и женщина отрицательно покачала головой. Тогда помещик наскоро отдал распоряжения подчиненным и сыну, и поскакал к лекарю, который уже осматривал у себя тело почившей. Лекарь, человек верующий и наслышанный об истории смерти покойницы, уже успев принять дозу хмельного успокоительного, сидел рядом с телом.

– Что скажешь, Тихон? – спросил Николай Афанасьевич.

– Ничего нового. Разве что, женщина страдала ночным удушьем. Каких-либо отклонений не обнаружено, но вот удивительно, на ее шее я нашел странную отметину. Посмотрите.

Лекарь показал на шею девушки, на которой четко просматривалась небольшая темно-красная царапинка в виде узелка.

– Она могла себя так поцарапать? – спросил помещик.

– Кто же ее знает? – ответил лекарь. – Я сомневаюсь, но утверждать ничего не могу. Это единственное, на что я хотел бы обратить внимание. Больше рассказать нечего, можете забирать тело.

Какой-то неприятный, странный осадок был на душе помещика. Организацией похорон он занялся лично. Не стоило труда договориться с батюшкой Илларионом и с могильщиками. Оставался только один вопрос – кем в срочном порядке можно заменить повариху и горничную, которая слегла с горячкой и не вставала с постели.

– Отец, вы ведь помните, что Руслана хотела помогать матери по дому, – предложил Николай. – Вы можете взять ее на место поварихи и временно вместо Аси.

Авдотья Петровна, не желающая видеть чужачку в доме, воспротивилась. Но разумея, что сейчас потребуется много сил, чтобы организовать поминки, и найти новую хорошую служанку, помещик одобрил Руслану в помощницы жене. Сам он с недавних пор стал наблюдать за Всеволодом, внезапно поразившим всех своим необычным даром.

Вечером того же дня, когда отошла в мир иной Лиза, Николай Афанасьевич, полностью выбившийся из сил, снова зашел в хату, где проживали домработницы. Подойдя к кровати Лизы, он посмотрел на пол, но не увидел платка, завязанного в узел ни возле кровати, ни под кроватью, ни рядом. Платок чудесным образом исчез.

И как гром среди ясного неба в голове Николая Афанасьевича вспыхнуло воспоминание, что, как только он зашел в хату, то видел открытое окно у кровати покойной. А после того как Ася, вцепившись в его плечо, посмотрела с ужасом куда-то в сторону, окно уже было закрыто.

Николай Афанасьевич сел на кровать покойницы и взялся руками за голову. Ему казалась странной и неестественной смерть Лизы и некоторые последующие детали. Авдотья всю ночь обещалась провести у кровати бедной Аси. Девушка была чрезвычайно напугана и ослаблена. Настои трав ненадолго сняли жар и успокоили горничную, но даже тогда она не смогла уснуть.

Что можно было увидеть, чтобы так напугаться? Неужто нечистая сила проникла в круг поместья и забрала душу Лизы? На все эти вопросы ответов не находилось. Помещик глубоко вздохнул, вышел из хаты и отправился домой.

***

Николай Афанасьевич не был фанатично верующим человеком и не был атеистом. Он исправно посещал церковь в воскресенье и на праздники, и всегда помогал нуждающимся.

Брат его, которому он был обязан землей, выделенной под поместье и село, однозначно верил только в себя и царя. Он носил крест на груди, тем не менее, не предавая этому малейшего значения.

А вот Николай Афанасьевич был убежден, что Бог есть, но тревожить его мольбами стоит только в самых крайних случаях.

Первый раз помещик преклонил колени пред иконой в тот день, когда венчался в старенькой церквушке вместе с Авдотьей. Второй раз – когда родился сын Николай. Авдотья, та объездила сотни святых мест, пока не сумела зачать ребенка. Почти тринадцать лет каждый день она слезно молила Бога даровать ей дитя.

Пришел момент, когда на свет появился Николай. И как мы уже знаем, помещик подготовил все нужное для строительства церкви, и лично участвовал в постройке. Авдотья Петровна в то же время обратилась к мужу со странной просьбой. Поместье на тот момент было сооружено, но, вокруг него не было никаких ограждений. Николай Афанасьевич не видел нужды ограждать весь дом, а лишь хотел поставить забор в задней части, где содержался скот. Но, Авдотья упрямилась. Она желала видеть вокруг дома высокий деревянный забор, который кругом будет защищать поместье, домики для прислуги, сад и хозяйственные пристройки.

Просьба ее была удовлетворена. Николай Афанасьевич старался не возвращаться к разговору о причудах супруги. Авдотья все время проводила с сыном, забор был построен, большие ворота по большей части никогда не запирались, чтобы нуждающиеся в помощи сельчане могли в любой момент прийти к помещику.

Но однажды, когда Николай Афанасьевич поздно вернулся домой с сельского схода, то черт его дернул спросить у жены, отчего захотела она забор именно в форме круга. Неужели боится она, что нечисть пролезет в дом.

Авдотья Петровна всполошилась. Она округлила глаза и опасливо посмотрела на мужа, будто он сказал что-то, что вслух говорить не следует. Разговор их на том и закончился, но теперь Николай Афанасьевич стал подозревать, что его набожная супруга действительно боится нечистой силы.

Молилась она с еще большим усердием, чем до рождения Николы, и в каждой комнате нашла место иконам. Николаю Афанасьевичу оставалось только смириться с таким положением вещей. Он верил в Бога, но был убежден, что всему есть противоположности, также как у света и тени.

Помещик старался рассуждать здраво и никогда не впадать в крайности. На личных незримых глазу весах он взвешивал каждый свой поступок, и был целиком доволен тем, что сумел на пустынной земле выстроить поместье и организовать поселение, жившее в мире и дружбе. Не без божьей помощи, но по большей части благодаря собственным усилиям и труду односельчан.

***

Как бы ни была чужда Руслана Авдотье Петровне и Варе, она слажено и быстро справлялась со своими обязанностями. После того как новопреставленную отпели в церкви и погребли на погосте, сельчане отправились на поминки. Стол, который Руслана приготовила, ломился от избытка блюд.

Тихо, почти незаметно, Руслана и Оксана, девушка, прислуживающая в семье Рогожиных, успевали подносить новые блюда, убирать посуду и подавать чистые столовые приборы. Всем, кто собрался в доме помещика, Руслана казалась невидимкой, исправно делающей свое дело. Всем, кроме нескольких человек, среди которых были Николай Николаевич, Варвара и Авдотья Петровна.