Ведьма

Руслана, наконец, обратив внимание на мужа, улыбнулась и, подбежав к нему, схватила его за руки и стала кружиться и смеяться. Никола тут же отбросил ее прочь и взялся руками за голову. Он не ведал, как поступить дальше. В доме, помимо Русланы и его, находился маленький Витя.

Тогда Никола увидел дверь, ведущую из кухни в полуподвальное помещение, где хранилась кухонная утварь, дрова и прочие хозяйственные вещи. Мужчина закинул безумную себе на плечо и спустился вместе с ней в подсобку. Все это время Руслана кричала не своим голосом:

– Отпусти меня! Отпусти немедленно! Отпусти!

Никола выполнил ее просьбу уже в подвале и поспешил немедленно удалиться. Он запер деревянную дверь на замок и, облокотившись об нее, опустился на землю. Руслана кричала и била дверь руками и ногами. Ее голос преобразился до такой степени, что если бы Никола не знал, кого он оставил в подвале, то подумал бы, что в нем беснуются черти.

Она то ли смеялась, то ли плакала, громко зовя брата по имени снова и снова. Николай закрыл уши и поспешил подняться на второй этаж. Дрожащими ногами он добрел до комнаты сына, и, убедившись, что тот спит, направился к Тихону Гордеевичу пешком.

Безлунная неспокойная ночь накрыла землю. Ветер бесновался не на шутку, сбивая помещика с пути. Протянув руки перед собой, Николай Николаевич шел наугад, стараясь добраться до нужного дома. В такую пору все уже спали, и ясное дело, ни одно окно не озарял свет от свечи. Порой тучи обнажали часть седой луны, ненадолго открывая помещику путь.

Борясь со стихией, Николай Николаевич не чувствовал пронизывающего холода, полностью погруженный в свои мрачные думы. Он не знал, что скажет лекарю, когда доберется до него. Но лишь Тихон Гордеевич мог дать нужный совет, а может и излечить Руслану.

Наконец, Николай добрался до лекаря. Это был небольшой дом с пристройкой, которую лекарь использовал для приема живых или осмотра мертвых пациентов. Помещик вошел в калитку и, подобравшись к двери, стал с силой стучать в нее.

Тихон Гордеевич показался на пороге в халате, со свечой в руках всего через минуту. Неожиданные ночные подъемы стали для него привычными. Но появление Николая Николаевича удивило лекаря. Он отошел от двери, запустив помещика внутрь. Когда лекарь зажег несколько свечей, то увидел на табурете плачущего Николая. Мужчина обхватил руками голову и рыдал как ребенок.

От страшной догадки у Тихона Гордеевича перехватило дыхание.

– Что-то с Витей? – спросил лекарь.

Но помещик не отвечал. Пытаясь успокоить Николу, лекарь налил ему рюмку самогона, и когда Никола выпил ее, снова спросил:

– Николай, не пугайте, право. Что у вас случилось?

– Руслана, – простонал он. – Она…она…сошла с ума.

Тихон Гордеевич внимательно посмотрел на помещика, сел напротив него и спокойным тоном произнес:

– Николай, возьмите себя в руки. Мы сейчас же пойдем в поместье, и я осмотрю вашу жену. Вы должны сказать мне, что произошло. Постарайтесь успокоиться.

– Тихон, – голос Николая сел так, что доктор еле разбирал его речь, – она убила Акима. Она умеет делать какие-то вещи с нитками…

– И вы оставили ее с Витей? – возмутился лекарь. – Вставайте, нам нужно спешить.

Однако Николай не торопился бежать домой. Он поднял красные от слез глаза и произнес:

– Я запер ее в подвале, примыкающем к кухне. Витя спит. Тихон, я не знаю, что делать дальше. Я думал, что это ее прихоть и ночные гуляния всего лишь безвредное развлечение, но все оказалось не так. Руслана безумна или одержима дьяволом, не иначе.

– Давайте мы отправимся в поместье, и я попробую ее осмотреть. Если то, что вы говорите, правда, значит, нам нужна будет помощь отца Иллариона.

Николай страдальчески посмотрел на лекаря и легонько кивнул. Через несколько мгновений мужчины вышли из дома и направились в сторону поместья. Они пробирались сквозь непроглядную темноту почти на ощупь, ветер бушевал, пытаясь сбить с дороги путников. На удачу, они добрались до поместья достаточно быстро.

В доме царила полнейшая тишина. Небольшой участок коридора тускло освещала масляная лампа, все остальное пространство скрывалось в тени. Николай и доктор задержались на пороге, оба взирая вдаль, оба ощущая, как липкие объятия страха касаются их и проникают в глубины души. Боясь признаться в этом, они сделали несколько шагов вперед, и снова, будто остановленные невидимой преградой, замерли.

Внезапно ужасающие звуки, напоминающие стон агонирующего зверя, пронзили безмолвие дома. С каждой секундой невыносимые стенания становились громче, охватывая весь дом целиком и уже казалось, что воют сами стены. Николай, не в силах больше сопротивляться, закрыл уши, и, взяв лампу, пошел в сторону подвала. Тихон Гордеевич, прежде имевший дело с серьезными ранениями и неизлечимыми заболеваниями, человек, закаленный к страху и боли, ощутил суеверный ужас. Он поспешил вслед за Николаем, хотя ноги его передвигались неохотно.

Когда мужчины дошли до подвала, Николай перекрестился и отворил дверь. Руслана неподвижно лежала на полу. Ее лицо было почти полностью закрыто волосами, и на первый взгляд чудилось, что девушка спит или находится в обмороке.

Николай медленно подошел к Руслане и присел возле нее на корточки. Он поставил лампу рядом с девушкой и слегка трясущейся рукой убрал прядь волос с ее лица. Глаза Русланы оказались открытыми, она смотрела прямо на мужа, совсем не мигая. Освещенное тусклой лампой, ее лицо казалось мертвой маской. Мраморная кожа будто мерцала, а зрачки окончательно растворились в черноте глаз.

Николай не мог оторвать взгляд от жены, не мог даже шелохнуться. В эти минуты он боялся ее так, как ребенок страшится ночного чудища, спрятавшегося под кроватью. Если бы не Тихон Гордеевич, который подошел сзади и тихо произнес: «Николай», то помещик бы до самого утра оставался неподвижен.

– Мне нужно осмотреть ее, Николай, – прошептал доктор. – Необходимо выяснить, что с ней стряслось.

Помещик немного посторонился, но все еще не отводил глаз от жены. Он ни капли не сомневался в своей догадке. И все же не хотел, чтобы ее безумие подверглось огласке.

Лекарь послушал сердцебиение Русланы, посмотрел ей в глаза. Девушка также не двигалась, хотя, очевидно, находилась в сознании.

Когда оба мужчины покинули подвал и поднялись на кухню, Тихон Гордеевич глубоко вздохнул и резюмировал:

– Не смею судить раньше времени, но, вероятно, у вашей супруги психическое расстройство. Такое случается. Я могу прописать ей настои и травы для успокоения нервов. Хотя есть вероятность, что хворь эта так просто не пройдет.

– Тихон, – твердо сказал Николай, – не будем обманываться. Вы видели ее и чувствовали то же, что и я, когда очутились в доме. Здесь что-то другое. Она будто управляет поместьем, сеет в нем тьму.

Николай был в смятении. Он не знал, как рассказать лекарю о своих догадках. Не его ли самого охватило безумие, и теперь он бредит странными мыслями. На помощь помещику пришел доктор. Он поспешил успокоить мужчину.

– Если это не безумие, то на рассвете поспешите к отцу Иллариону. В любом случае я дам вам необходимые настои, чтобы немного успокоить Руслану. Сейчас ее нужно держать подальше от Вити, хотя бы до тех пор, пока ей не станет легче. Я рекомендую вам также не подвергаться унынию и оставаться покойным. А теперь мне нужно идти.

Тихон Гордеевич взял свой чемоданчик и уже хотел выходить, как вдруг Николай воскликнул:

– Тихон! Вы должны пообещать мне, что ни одной живой душе не станет известно о случившемся сегодня. Прошу вас, не очерняйте мою жену в глазах односельчан. Безумие это или одержимость, я не хочу, чтобы люди пускали сплетни о Руслане. Вы сделаете то, о чем я прошу вас?

Тихон Гордеевич серьезно посмотрел в глаза помещику и кивнул. Он быстро покинул дом, оставив Николая одного.

С этой ночи в жизни Николая Николаевича, да и в жизни поместья в целом все поменялось. Мелкими и не стоящими даже внимания стали многие проблемы, до этого времени беспокоящие помещика.

Когда Витя проснулся и не нашел мать, он первым делом спросил у отца, где она. Николай Николаевич, который перед рассветом только и думал, о чем говорить и как действовать дальше, сказал Вите, что мать больна. Ей необходим покой и тишина, поэтому она попросила пожить в маленькой комнате, где ее точно никто не потревожит.

Катерине Николай дал освобождение на несколько дней и попросил об одной услуге – никто не может войти в поместье без разрешения Николая, ворота должны быть всегда закрыты.

Оставив заботу о делах села и поместья на управляющего, Николай отправил Виктора к Катерине, а сам спустился к жене. Сквозь крохотное окошко в подвал просачивались лучи солнца. В самом дальнем углу, спрятавшись в тени, сидела Руслана. Она обхватила руками ноги и опустила на колени лицо. Ее белая ночная рубашка испачкалась пылью, а в волосах блестели нити паутины.

Когда Николай остановился в двух шагах от жены, та подняла глаза и посмотрела на него. Она была похожа на дикого зверька, угодившего в западню, утомленного и испуганного. От жалости и боли сердце Николая заныло. Он тут же хотел прижать жену к себе, как вдруг услышал: «Не подходи».

Голос Русланы, в отличие от внешнего вида, восстановился и окреп. Черные очи внимательно следили за каждым движением мужа. Когда тот сел на корточки, женщина сильнее вжалась в стенку и слегка задрожала.

– Милая Руслана, не изводи меня, скажи, что произошло с тобой? – ласково спросил Николай.

– Не могу, – тихим, но все еще твердым голосом, ответила Руслана. – Ты должен оставить меня здесь, прикрепить к стене прочные цепи и заковать меня в них. Сделай это как можно скорее.

– Зачем? Зачем я должен делать это? – искренне недоумевал Никола. – Ты моя жена, и должна жить вместе со мной. Что за глупости приходят в твою бедную голову? К чему цепи? Почему ты ведешь себя так странно?

– Ты слишком много хочешь знать, – молвила Руслана. – Может, когда-нибудь я объясню тебе, что происходит, но не сегодня. Немедленно иди к кузнецу и закажи две надежные цепи на запястья мои. Поверь, так будет безопаснее для тебя и для нашего сына.

Николай встал и сделал небольшой круг по комнате.

– Безумие какое-то, не иначе! – воскликнул он. – Я прошу тебя назвать хоть одну причину, по которой я должен заковать тебя и держать в неволе. Вместо того чтобы принять настои, вместо помощи от отца Иллариона, ты хочешь быть узницей собственного дома?! Что я скажу Вите? Что скажу Катерине и сельчанам? Наконец, что я скажу себе, когда лично надену на тебя цепи и оставлю здесь? Я люблю тебя больше жизни, Руслана, и прошу прощения, что вынужден был оставить тебя этой ночью в холодном подвале. И если ты когда-нибудь сумеешь простить меня, я сделаю все, чтобы ты не ведала горя.