– Личность, воля, характер – это то, что должно быть в любом случае. Есть вещи, не зависящие ни от чего. Неважно – кто там на небе: Бог, Аллах, Будда или просто вселенские сквозняки. Ты есть, значит, ты должен быть. Так будь! Человек – это личность. И тем более он человек, чем глубже и твёрже его личность. Малодушие, безволие – обличают недочеловека. Взлететь в небеса могут сильные духом. Их крылья поднимут на высоту, куда не долетают орлы. Вот такого человека я мог бы, если не любить, то уважать. А это стадо вчерашних обезьян, что называют себя людьми, у меня вызывает отвращение…
– Впрочем, я – не мизантроп, и не против людей. Я их по-своему люблю. Они забавные.
– Я не хочу быть волом, впряжённым в упряжку, которая называется «прогресс человечества», мне дела нет до всего человечества. Оно без меня обойдётся? Ну, и прекрасно, я без него – тоже… Ненавижу тех, кто знает, как мне жить.
– Человек – социальное животное. Но если вдруг случилось так, что ты выпал из обоймы, ты можешь попробовать жизнь одинокого волка, ты можешь сказать: я никому ничего не должен. Только будь готов принять и обратную сторону этой монеты: тебе никто ничего не должен.
Демон вдруг замолчал. Желваки на его скулах гуляли. Он внимательно посмотрел на Артура.
– И зачем я тебе всё это рассказываю?
Артур увидел, что лодка тем временем заплыла далеко от острова. Заметив его беспокойство, Демон спросил:
– Ты плавать умеешь?
– Не знаю…
– Так проверь…
Он кивнул за борт.
Артуру не хотелось показать свой страх, и он сказал:
– Почему нет?
Поднялся, скинул рубаху и штаны, наступил на край лодки и, оттолкнувшись, прыгнул. Окунувшись с головой, он энергично заработал руками – как будто руки сами знали, что делать. Он поплыл кролем. Отплыв метров на двадцать, повернулся и радостно крикнул:
– Я умею плавать!
Затем перевернулся на спину и, не торопясь, поплыл обратно. Через минуту он оглянулся, лодки не было. Предчувствие толкнуло его в грудь. Беспорядочно ударяя по воде руками, он стал озираться. Лодка была от него далеко. Не дожидаясь Артура, Демон плыл к острову.
– Главное, без паники! – мелькнуло в голове.
Он снова лёг на спину и, стараясь ровно дышать, поплыл по направлению к берегу.
Редкие облака скользили по синему небу. Лёгкий ветерок подгонял волны. Два океана соприкасались друг с другом – водный и воздушный. И между ними, на самой границе, плыл маленький человек, затерянный в двух океанах. Он гнал от себя мысли и плыл на автомате. С непривычки быстро устали руки и ноги. Минут через пятнадцать, хотя они показались ему вечностью, по пене на волнах он понял, что берег близко. Окончательно выбившись из сил, он буквально выполз на берег и упал на камни, закрыв глаза. В ушах гудело, сердце билось, дыхание прерывалось. Только минут через пять он смог встать. Увидев вдалеке Демона, побрёл по камням к нему. Демон уже привязал лодку и повесил замок. Он поднял одну корзину, забросил её на плечи и, не глядя на Артура, сказал:
– Бери вторую, идём в Замок.
И пошёл.
Артур минуту смотрел ему вслед, потом оделся, взял вторую корзину, с трудом закинул её на плечи и, спотыкаясь, побрёл следом.
Уже в Замке, спустившись в подвал и сняв корзину с плеч, он посмотрел на Демона и сказал:
– Я чуть не утонул.
Демон бросил беглый взгляд.
– «Чуть» не считается. Иди наверх и позови Андрона. У нас много работы.
Артур поднялся во двор и позвал Андрона. Втроём они принялись чистить рыбу.
Андрон болтал о всякой всячине, Демон всё больше молчал. Только один раз, когда Андрон рассказывал о проповеди Мессии, Демон заговорил:
– Не люблю этого клоуна, самозваного Мессию. Но надо признать, иногда у него проскальзывают близкие мне мысли. Меня заинтересовала его проповедь о добре и зле.
– Вас же не было на проповеди, – удивился Артур.
– Я смотрел запись на компьютере у Хозяина, – бросил беглый взгляд на Артура Демон. – В каждой комнате, в светильнике на потолке, есть видеокамера. Так что Хозяин, как вездесущий Бог, всегда в курсе того, что происходит в его владениях.
– Так вот, когда говорят о добре и зле, надо уточнить – для кого? То, что является добрым для человека, необязательно будет добрым для человечества. Конфликт интересов и ценностей между человеком и человечеством для меня очевиден… Те, кто добро и зло соотносят только с человеком, спасают больных, слабых, нежизнеспособных, то есть всех ранее обречённых суровым законом естественного отбора. Но закон этот возник не случайно и не по злому умыслу. Собственно, именно ему мы и обязаны своим существованием, мы прошли этот отбор. Не стала ли человеческая мораль неестественным отбором? Я бы даже сказал – противоестественным.
Он рубил рыбьи головы с ловкостью палача, бросая их в отдельную корзину.
– Будет ли прав тот садовник, который всячески лечит и выхаживает больные листья дерева, не понимая, что приносит тем самым вред дереву? Больные листья должны быть сорваны, если добро – это здоровое дерево.
Артур молчал, уже не желая спорить. Он хотел спросить Демона про коричневую сумку. Но глядя на его суровое лицо, так и не решился.
Только через час они закончили чистить рыбу, закинули её в холодильник, и Демон отпустил Андрона с Артуром. Артур поплёлся в душ, ему казалось, что он пропах рыбой насквозь, и уже никогда не отмоется.
Искупавшись и пообедав, он заглянул в комнату Паскаля. Увидев, что тот стучит по клавиатуре ноутбука, как опытная машинистка, всеми десятью пальцами, не стал его отвлекать и прикрыл дверь. Оглянув двор, он заметил Писателя, сидящего за столом. Тот также увлечённо что-то строчил. В воздухе невидимо витали Музы литературы и программирования. Артур подошёл к Писателю и сел напротив него.
– Не помешаю?
– Уже помешали… Вспугнули Музу. Она не любит посторонних.
– Мне уйти?
– Да сидите уже! Я закончил абзац и могу передохнуть.
– Почему вы взяли себе такой псевдоним? Вы любите Достоевского?
– Я его люблю и ненавижу одновременно. В одной из газет я напечатал свою статью: «Достоевский как зеркало русского Ада». Смысл статьи: Ад не под землёй, не после смерти, Ад у нас внутри. И Достоевский знал об этом лучше кого-либо. Говорят, в какой-то газете он прочитал о преступлении прототипа Раскольникова. Чепуха! В какой газете он тогда прочёл о подпольном человеке? Нет! И Раскольников, и Иван Карамазов, и подпольный человек – всех он носил в своей душе, все они были ему родные. Это обычная писательская история. И Шекспир Шейлока извлёк из собственных карманов.
– По-моему, это преувеличение. Ещё Лермонтов писал, что не стоит путать автора с его героем.
– Лукавил ваш Лермонтов. Печорин его альтер эго. В двадцать пять лет так убедительно можно писать только о себе.
– И за что же вы любите, не любите Достоевского?
– Я его люблю за честность подпольного человека, и не люблю за лицемерно положенное под подушку Раскольникова Евангелие.
– Чем вам Евангелие не угодило?
– Пустышка-с! – как сказал бы Свидригайлов. Не верю! – как сказал бы Станиславский.
Артур невольно улыбнулся.