Учительница нежная моя

Они добежали до КПП. За воротами стало полегче, не так скользко. Да и дорога пошла под уклон. Однако вскоре сержант резко свернул вправо. Они побежали по каким-то буеракам, с трудом различая тропку, по которой гнал их неутомимый Логвиненко.

Кто-то упал. На него не обратили никакого внимания. Все были на пределе. Наконец они добежали до какой-то бетонной стены.

– Стой! – гаркнул Логвиненко.

Не успев отдышаться, побежали назад. Притащились в казарму совершенно разбитые.

Игорь содрал с себя потную гимнастерку и пошел курить. Ярославу было муторно. И от бега, и оттого, что у него нежданно-негаданно появился враг. Он украдкой поглядывал на Кулиева, который не сводил с него своих суженных глаз затаившегося зверя.

«Тьфу ты, черт рогатый», – подумал Ярослав.

Он принялся стаскивать сапоги, пытаясь думать о хорошем. Но не очень получалось. Свой голос подавали обида и недоумение. За что? Почему?

Он многовато рефлексировал. Чрезмерно для армии. Здесь нельзя было предаваться тягучим раздумьям, погружаться в себя.

Не раз он уже попадал из-за этого в неприятности. На днях сержант Боков позвал его к себе, но Ярослав и ухом не повел, потому что думал о Жене. Спасибо, Игорь пихнул, иначе не миновать выволочки.

Или вот буквально вчера. Размечтавшись, он надел шапку кокардой назад. Психованный Логвиненко орал о диверсии и подрыве обороноспособности Советской армии. 4-ю роту трижды возвращали в казарму. Едва солдаты спускались на улицу, как Логвиненко радостно вопил: "Строиться на этаже!" Стадо разворачивалось и вваливалось в дверь, грохотало по лестнице. Ярослава толкали, лягали, проклинали.

Это было досадно. С детства ему внушали, что в нашей великой, самой лучшей стране человек человеку – друг и товарищ.

"Куда всё это делось? А может, и не было никогда? Что, если это просто миф?" – думал он, морщась от боли, злости, ненависти и отвращения ко всем, в том числе к самому себе.

Вечером их отвели на помывку. Каждому бойцу выделили махонький кусок черного хозмыла. Солдаты бросали в бак грязное белье и ныряли в окутанную паром душевую. По пятнадцать человек. Первая смена помылась – потом следующая.

Намыленный Ярослав вступил под душ и энергично заскреб стриженую голову, зачесал подмышки, грудь и бока. Внезапный пинок отшвырнул его к кафельной стене. Он раскрыл глаза и застонал – чертово мыло обожгло зрачки. Но сильнее ожгла злость: в двух шагах от него стоял Семенов, рыжий тип с белесыми ресницами. Стоял врастопырку, потрясая причиндалами, хохотал. Эхом отзывались остальные, и Ярославу казалось, что сами стены душевой гогочут, поддерживая дурное веселье.

Прижмурив глаза, Ярослав бросился на обидчика, вонзился Семенову в тугую грудь. Тот лишь покачнулся. Семенов был вдвое шире его в плечах, бугристые руки, мощные ноги. Он попер на Ярослава, молотя кулаками. Орал, что Ярославу не жить, что они его зачморят. Ярослав упёрся лопатками в стену. Резкий удар по печени заставил его заколыхаться. И одновременно что-то в нем взорвал, высвободил адскую ярость.

Он бросился на Семенова, как метеорит. Это был уже не он. Вернее, не только он, а кто-то еще. Вместе они обрушили на врага пулеметную очередь страшных, беспощадных ударов. Рыжий Семенов закачался и рухнул.

Бесполезно сочилась вода. Никто не мылся. Все таращились на красного, все еще вздрагивающего в боевой стойке Ярослава. Тупо пялились на стонущего Семенова.

Его отвезли в медсанбат с сотрясением мозга и вывихнутой лодыжкой. Ярослава никто не выдал. Все сказали, что Семенов сам оступился.

Сам Семенов подтвердил, что да, так оно и было. Неловко, блин, получилось, такие пироги. Стыдно было признаться, что его отделал какой-то "дохляк".

После этого случая от Ярослава резко отлипли. Даже стали обходить десятой дорогой. Кулиев и тот присмирел.

– Молодец, Ярила, – стиснул ему руку Игорь. – Так с ними и надо. Ты даже слегка переборщил.

– Это будто не я был.

– Главное, что ты бил, – хохотнул Игорь. – Ничего, все правильно.

В ту ночь Ярославу приснился бесконечный, беспощадный бег под аккомпанемент не то сержантских, не то ямщицких кликов. Под ногами струилась бескрайняя степь.

Fructus temporum

1989 год. На экраны Советского Союза выходит фильм «Мафия» – последняя часть сериала «Следствие ведут знатоки». Сыщики разоблачают и обезвреживают группировку, которая занимается производством и сбытом наркотиков.

12.

Ким узнал ББ и потрусил к нему по аллее. Физрук Фоменко был в куртке с капюшоном, под которой в кои-то веки колыхались не спортивные штаны, а фланелевые брюки. И на ногах вместо кроссовок красовались начищенные до блеска туфли.

– Принес? – спросила Ирина.

ББ насупился.

– Во-первых, здравствуй! Все, что было в учительской в твоем столе, выгреб. Все твои бумаги, книги.

Он переложил вещи из своей спортивной сумки в ее рюкзак.

– А во-вторых…

Физкультурник выставил из-за спины вторую руку. В ней колыхался букет бордовых роз.

– Это еще зачем? – спросила она.

– Решил за тобой поухаживать. Мы ведь уже не коллеги, так что сплетничать никто не будет, ни Педченко, ни Махонина.

"Только этого не хватало", – озабоченно подумала Ирина. Но букет взяла. Розы пахли влажно-свежо, словно их только что сорвали.

– Значит, это для меня ты так вырядился.

– А для кого же еще, – отбросил капюшон Фоменко. – Ты, Ириша, меня недооцениваешь. Но ничего, это дело поправимое. Кстати, ты помнишь того дебила, которого мы сцапали в видеосалоне? По секрету тебе признаюсь, я у него такое кинцо изъял! Уффф, "Греческая смоковница" и рядом, как говорится, не лежала. Можем с тобой посмотреть у меня дома, я у племяша специально видак одолжил.

Племянник Фоменко был известный спортсмен, не то футболист, не то баскетболист, Ирина все время забывала. Парень часто бывал за границей и привозил оттуда всевозможный дефицит, недоступный простому смертному.

Ирина поморщилась при воспоминании о том, как они вызволяли Вику из гнезда разврата.

«Зачем мы это делали? – подумала она. – Кому это было нужно? Её сволочной мамаше, наклепавшей на меня идиотский донос Коняевой? Самой Вике? Так ей уже ничего не поможет, девушка пошла по рукам".

Фоменко взял ее под руку. От него пахло чем-то приятным, и это почему-то раздражало.

– Ты уверен, что я этого хочу?

Физкультурник перенес руку на ее талию, увлекая по улице, но не в сторону парка, где она обычно гуляла с собакой. ББ, очевидно, решил устроить променад по Комсомольской, одной из главных улиц города.

Ирине Леонидовне этого отчетливо не хотелось. Ким слёту снюхал ее настроение. Поэтому глухо заворчал и встал у них поперек дороги.

– Ты чего? – вытаращился ББ.

Попробовал ногой отгрести ирландца в сторону. Ирина улыбнулась, ожидая развязки. Ким не сдвинулся ни на сантиметр, да еще прихватил зубами штанину физкультурника. Тот освирепел:

– Ты мне сейчас новые брюки порвешь, скотина!

Ирина присела и быстро погладила Кима, зашептала, что тот хороший, попросила отпустить дядю. Потрепала рыжего по уху.