– Где он?
– Под кроватью, – шепнул кто-то.
Ярослав нагнулся. Но больше не успел ничего.
Вокруг его тела сомкнулся обруч рук сержанта Бокова. Тот выволок Ярослава из межкроватного прохода. Рядом, заломанный Логвиненко, скрипел зубами Игорь.
Шаркая шлепанцами, к ним подплыл сержант Шихин. Растянулась резиновая улыбка:
– Готовьтесь к «губе», котики.
Fructus temporum
1990 год. Фильм "Паспорт".
Комедия, снятая Георгием Данелия, рассказывает о приключениях грузинского таксиста, который вместо родного брата случайно оказался в Израиле…
24.
Утро и день следующего дня прошли словно в наваждении. Ярослав не чувствовал ничего. Да с ним ничего и не происходило. Вся рота ушла на занятия, а они с Игорем остались. Готовились к гауптвахте. Сержанты наперебой обещали, что их там ждет «вешалка». По их обрывочным намекам выходило, что «губа» – это такая смесь карцера и пыточной. Битье и издевательства вперемежку со скудной пищей и беспокойным сном.
Игоря увели, а Ярославу сказали ждать. Они едва успели обняться.
Ярослав медленно побрел по казарме, вышел в коридор. Увидел на тумбочке нахохленного, не выспавшегося Кулиева. Хотел с ним заговорить, но тот угрюмо отвернулся. Наверное, боялся запятнать себя общением с заразным. Пообщаешься с таким – болезнь на тебя перейдет. Должно быть, так думал суеверный узбек.
Чьи-то быстрые шаги послышались на лестнице. Должно быть, ротный Зотов. Ярослав обернулся, уже готовый к аресту.
Но в дверном проеме показалась Ирина. У него внутри словно перевернулся и загрохотал эмалированный таз. Он ошарашено рванулся к ней на лестничную площадку. Нежно обхватил плечи, будто драгоценную вазу обнял. Обшарил ее удивленным взглядом.
– Без ведра и тряпки?
За его спиной сварливо заныл Кулиев:
– Эй, тебе из казарма нельзя!
Заворковал что-то на узбекском, обиженно и предостерегающе. Ярослав с Ириной не обращали внимания. Напитывались взглядами, прислушивались к струнному перебору касаний. Ирина шепнула:
– Пойдем, мне надо тебе кое-что сказать.
Он помрачнел.
– Меня сейчас отправят на «губу».
– Для тебя есть другие губы.
Ирина ведьмински сощурилась.
Она что-то знала, чего не знал он. И еще от нее ароматно пахло чем-то приятным и пряным.
В легкой лихорадке Ярослав повлек ее в ленкомнату.
– Э, вы куда? – ревниво взвился Кулиев.
– За порядком следи, дневальный! – не оборачиваясь, бросил ему Ярослав.
Гусарским пинком сапога он распахнул перед Ириной дверь в ленкомнату. Они вошли, и он плотно закрыл дверь.
Он наконец понял, чем от нее пахло. Душистое спиртное – не то ликер, не то коньяк с конфетами.
– Что ты знаешь? – спросил он.
– Сегодня я убирала в штабе и случайно попалась на глаза командиру части Сысоеву. Ему так понравилось, как я орудую тряпкой, что он просто рассыпался в комплиментах. Я даже всерьез задумалась, ту ли профессию выбрала, пойдя в пед.
Ярослав легко представил себе приземистого полковника с топорной улыбкой расколотого ореха, среагировавшего на красавицу-уборщицу. Тревожно похолодел до капелек пота на висках: "Такого соперника в солдатском сортире не отделаешь".
Ирина стала рассказывать, как Сысоев позвал ее убрать свой кабинет.
– И ты согласилась?
– Конечно.
– С ума сошла. Тебе приставаний Караваева мало?
Она положила ему руки на плечи.
– Успокойся, Сысоев хороший дядька. Я понравилась ему без всякой задней мысли. И ты должен его за это благодарить.
– Не понял.
– Сейчас поймешь. Когда я убирала в кабинете у Сысоева, он стал мне показывать фотографии своих дочек, внучек. И тут ему принесли на подпись бумажку. Я в нее глянула и чуть в обморок не упала. Приказ: тебя на три дня отправить на гауптвахту.
Он вяло кивнул.
– Что ты тут умудрился вытворить, пока меня не было, разгильдяй Молчанов из десятого А?
– Ничего особенного. Просто наказали с товарищем двух подонков, а третьего, жаль, не успели. Странно, что до сих пор не поместили под арест.
Она прижалась к его шершавой петлице.
– И не поместят.
– Не шути так.
– Я не шучу. Сысоев этот приказ порвал. Так что ни на какую "губу" ты не пойдешь.
– Чем же ты его купила?
– Напрямик заявила, что курсант Молчанов – отличный парень. Начала рассказывать о тебе. И тут он вспомнил, как ты героически вкалывал на генеральской даче и сдуру окатил его мусором. Знаешь, что он мне сказал? "Такой хлопец фашиста одной лопатой уложит!" Да он у вас мировой дядька, этот Сысоев. Когда я ему рассказала, каким уникальным ты был учеником, он вообще впал в умиление.