Схрон

– Объёмы закладок известны?

– Пока нет.

– Сроки исполнения, конечно, прежние?

– Разумеется.

– Никак не увеличат? Хотя вопрос, конечно, глупый.

– Никак. Сократить могут.

– На подготовленный мною организационный план ещё раз глянете?

– Есть дополнения?

– Дополнений нет. Тот вариант, с которым вы ознакомились, остаётся прежним.

– Хорошо, Илья Николаевич, время начинать совещание. Ставить задачи, расставлять акценты кратко и жёстко, чтобы задача была ясна и понятно всем и сразу в полном объёме, – глянув на наручные часы и забирая свою папочку, подытожил Кондратюк, вставая со стула.

Исай Исаевич, говоря к закладке тайников, упомянул о подобной работе, проведённой ещё в конце двадцатых годов.

– Новое – это чаще всего хорошо забытое старое, – с горькой иронией подчеркнул в одном из разговоров Кондратюк, – но в нашем случае выходит, что не такое уж и забытое…

* * *

Развёртывая подготовку страны и армии к отражению агрессии с запада, советское правительство не упускало из виду Японию, проводя мобилизационные мероприятия и на Дальнем Востоке. В июне 1940 года был воссоздан Дальневосточный фронт. Вскоре были усилены 1-я и 2-я Краснознамённые армии Дальневосточного фронта, вновь созданы управления трёх общевойсковых армий.

В первой половине 1941 года в соответствии с директивой народного комиссара обороны на Дальнем Востоке был сформирован механизированный корпус в составе двух танковых и одной механизированной дивизий. На новую штатную организацию были переведены шестнадцать стрелковых дивизий.

Большое пополнение получила авиация. На июнь 1941 года самолётный парк Дальневосточного фронта насчитывал 1737 самолётов. Кроме того, там был развёрнут корпус дальнебомбардировочной авиации.

К середине 1941 года Дальневосточный фронт был значительно укреплён. Одновременно были усилены Тихоокеанский флот и Краснознамённая Амурская военная флотилия.

Советские войска на Дальнем Востоке и в Сибири оставались грозной силой, способной дать отпор японским войскам. Японское командование помнило сокрушительное поражение на Халхин-Голе, когда императорская армия на собственном опыте испытала военную мощь Советского Союза. Германский посол в Токио Отт доносил Риббентропу, что на решение Японии о вступлении в войну против СССР оказывает влияние воспоминания о халхин-гольских событиях, которые до сих пор живы в памяти Квантунской армии.

В Токио понимали, что одно дело нанести удар в спину терпящему поражение противнику и совсем другое – вступить в сражение с подготовленной к современной войне регулярной армией такого мощного государства, как Советский Союз.

Оценивая группировку советских войск на Дальнем Востоке, газета «Хоти» подчёркивала в номере от 29 сентября 1941 года: «Эти войска остаются совершенно безупречными как в смысле обеспечения их новейшим вооружением, так и в смысле великолепной подготовки».

4 сентября 1941 года другая газета «Мияко» писала: «Дело ещё не дошло до фатального удара по армии Советского Союза. Поэтому нельзя считать безосновательным вывод о том, что Советский Союз силён».

Обещание Гитлера захватить Москву с задержкой лишь на три недели осталось невыполненным, что не позволяло японскому руководству начать в запланированные сроки военные действия против СССР. Накануне намеченной даты начала войны, 28 августа, в «Секретный дневник войны» была внесена полная пессимизма запись: «Даже Гитлер ошибается в оценке Советского Союза. Что уж говорить о нашем разведуправлении? Война Германии продолжится до конца года… Каково же будущее империи? Поистине, будущее не угадаешь…»

* * *

Очередной телефонный разговор Исая Исаевича с Москвой был долгим и обстоятельным. Завершая его, представитель центрального аппарата НКВД сделал акцент на полной неопределённости возможного развития событий.

– Имея опыт интервенции на территории Дальнего Востока и Сибири в годы Гражданской войны, когда неподготовленные к ведению войны в сложных условиях сибирской зимы японские войска несли большие потери и не могли проводить крупные наступательные операции, командование японской армии во всех планах и вооружённых провокациях исходило из необходимости избегать военных действий против СССР зимой. Наше командование учитывает этот факт, устанавливая сроки выполнения задачи, – подчеркнул куратор. – Но это не значит, что этой осенью и зимой мы можем позволить себе сидеть сложа руки. Кто знает, что придёт в голову японцам? Может, просто морочат нам голову и ударят в спину как раз в морозы, помня печальный опыт застрявших в грязи немцев… Вы понимаете это?

– Так точно, товарищ комиссар государственной безопасности третьего ранга, – ответил Кондратюк.

– То, что вы понимаете, я даже не сомневаюсь, но как остальные ответственные работники, которые включены в комиссию?

– Я думаю, что так же понимают.

– Вы только думаете или уверены?

– Уверен.

– И это ещё не всё, – тихим размеренным голосом продолжал комиссар, – нам известно, что японское руководство, заключая с нами пакт о нейтралитете, планировало использовать его отнюдь не в миролюбивых целях. Японский министр иностранных дел Мацуока ещё до подписания пакта о нейтралитете в беседе с Риббентропом и Шуленбургом заявил, что никакой японский премьер-министр не сможет заставить Японию сохранить нейтралитет, если между Германией и Советским Союзом возникнет конфликт. В подобном случае Япония начнёт военные действия против нас. И этому не помешает имеющийся пакт. Хотя можно и возразить. Через несколько суток после этого заявления Мацуока поставил свою министерскую подпись под текстом пакта о нейтралитете, во второй статье которого говорилось, что в случае, если одна из сторон пакта окажется вовлечена в боевые действия, другая сторона обязуется соблюдать нейтралитет в течение всего конфликта. Водят нас за нос господа из страны восходящего солнца. Потому, товарищ Кондратюк, на вас там, на восточных форпостах, возложена большая ответственность. И это вы тоже, надеюсь, отлично понимаете?

– Да, товарищ комиссар государственной безопасности.

– Ну, хорошо, Исай Исаевич, работайте. Докладывать лично мне ежесуточно.

– Так точно.

– В скором будущем вам надлежит вылететь в Москву на предстоящее оперативное совещание по вопросам выполнения постановления Государственного комитета обороны о развёртывании партизанского движения. Заслушиваться будет конкретно организационная работа в Сибири, Забайкалье и на Дальнем Востоке. Время сообщим дополнительно, – комиссар на том конце провода повесил трубку.

Для Кондратюка такая информация лишний раз подтверждала всю серьёзность работы, которую необходимо было провести с ювелирной точностью, тщательностью, исключив все возможные минусы… И ещё, что немаловажно и о чём подумал сразу после телефонного разговора. Вышестоящее ведомство из Москвы редко обращалось по имени-отчеству. За исключением разве что, если были очень близко и давно знакомы. Обращение по имени-отчеству считалось в системе НКВД редкостью.

* * *

Первые числа сентября 1941 года. Берлин. В здании японского посольского представительства, несмотря на довольно поздний час, ярко горят многие окна. Сотрудники дипломатического аппарата знали о том, что именно в эти минуты послу Японии господину Осима предстоял непростой разговор в Рейхстаге. Гитлеровское руководство всё более настойчиво требовало начать войну Японии против СССР.

На заседании Генерального штаба господин Осима выступил с достаточно короткой, но ёмкой и вразумительной, как он сам считал, речью перед высокопоставленными военными чинами:

– В это время года, имеется ввиду осень и зима, военные действия против Советского Союза можно предпринять лишь в небольших масштабах. Вероятно, будет не слишком трудно занять северную – русскую – часть острова Сахалин. Ввиду того, что советские войска понесли большие потери в боях с немецкими войсками, их, вероятно, также можно оттеснить от границы. Однако нападение на Владивосток, а также любое продвижение в направлении озера Байкал в это время года невозможно, и придётся из-за сложившихся обстоятельств отложить это до весны.

На выступление посла немцы отреагировали полным молчанием, вероятно, позже дав волю возмущённым эмоциям в своих служебных кабинетных апартаментах…

Шестого сентября в Токио на совещании в присутствии императора была принята «Программа осуществления государственной политики империи». В документе было решено продолжить захваты колониальных владений западных держав на юге, не останавливаясь перед войной с США, Великобританией и Голландией, для чего к концу октября закончить все военные приготовления. Участники совещания высказали единодушное мнение о том, что для выступления против американцев и англичан лучший момент никогда не наступит. Учитывалась и разработанная в 1940 году премьер-министром Фумимаро Коноэ новая внешнеполитическая доктрина по созданию колоссальной империи протяжённостью от Забайкалья до Австралии.

2

Вернувшись из Москвы, майор госбезопасности Кондратюк несколько раз прокручивал полученную в ходе оперативного совещания расширенную информацию. Нападение Германии на нашу страну побудило японское руководство усилить приготовления к войне против СССР. Стремясь замаскировать подготовку своих войск к нападению, японское правительство намеренно вводило советское посольство в заблуждение относительно их планов. 25 июня 1941 года посол СССР в Токио Константин Сметанин, встречавшийся накануне с Мацуока, записал в дневнике следующее: «Я спросил Мацуока о позиции Японии в плане начавшейся войны и будет ли Япония соблюдать нейтралитет в соответствии с заключенным пактом? Мацуока предпочёл уклониться от прямого ответа, заявив, что его позиция по данному вопросу была изложена в своё время в заявлении по возвращении из Европы». Мацуока имел ввиду заявление от 22 апреля 1941 года, где он заверил, что японское правительство будет верно соблюдать пакт о нейтралитете с нашей страной. Однако всё это было предназначено для заведомого обмана советского правительства. Немецкий посол в Токио в телеграмме Риббентропу от 3 июля 1941 года извещал, что Мацуока пояснил, что японское заявление было сделано русскому послу в такой форме с тем, чтобы обмануть русских или держать их в неведении, так как империя не закончила подготовку к войне. Мацуока отметил, что Сметанин не подозревает, что военные приготовления, согласно решению правительства от 2 июля 1941 года о подготовке к вторжению на территорию СССР, ведутся с всё возрастающей активностью.

Идеей на заключение с нашей страной пакта о нейтралитете японцы преследовали вероломную цель использовать его как ширму для маскировки и подготовки к нападению. Заключение указанного пакта о нейтралитете было успехом советской дипломатии и дальновидным шагом Советского правительства, так как он оказал сдерживающее влияние на японские правящие круги, которые вынуждены были считаться с общественным мнением своей страны и других государств. Известно, что японское руководство в дни наиболее интенсивной подготовки к военной агрессии в 1941 году обсуждало вопрос об отставке министра иностранных дел Мацуока для оправдания своих действий, в корне противоречащих пакту о нейтралитете. Об этом свидетельствует заявление, сделанное 1 июля японским послом в Риме, о том, что, по мнению его правительства, проведение в жизнь японских военных планов против СССР требует отставки господина Мацуока в связи с тем, что им недавно был подписан с Россией пакт о ненападении, и ему следует на некоторое время исчезнуть с политической арены.

После отставки Мацуока с поста руководителя МИД в июле 1941 года внешнеполитический курс Японии, предусматривавший решение «северной проблемы» вооружённой силой, не изменился. 20 июля новый министр иностранных дел Японии адмирал Тойода недвусмысленно заверил германского посла, что смена кабинета не повлияет на политику правительства.

Под прикрытием пакта о нейтралитете японцы вели подготовку к военному нападению на нашу страну, приняв особые меры сохранения секретности. Начальник штаба Квантунской армии в ходе совещания командиров соединений, состоявшемся 26 апреля 1941 года, подчеркнул, что усиление и расширение подготовки к войне с СССР следует проводить совершенно секретно. Требуется, с одной стороны, продолжать готовиться к войне, а с другой, поддерживать с нашей страной дружественные отношения.

До нападения фашистов на СССР подготовка японцев к вторжению на наш Дальний Восток велась в соответствии с планом, разработанным в 1940 году японским генеральным штабом армии. Этот план предусматривал нанесение основного удара по советскому Приморскому краю и его оккупацию. Квантунская армия увеличилась на 300 тысяч человек. Чтобы скрыть её резкое увеличение, японское командование не стало формировать новые соединения, а пошло по пути увеличения численности солдат в уже имевшихся соединениях и частях. Подразделения Квантунской армии на землях Маньчжурии были укомплектованы кадровыми усиленными пехотными дивизиями, которые до конца осени 1941 года довели до штатного 24-29-тысячного состава каждая. К 1942 году численность солдат довели до одного миллиона человек. Вдвое возросло количество танков в сравнении с 1937 годом, а боевых самолетов – втрое.

В конце второй недели июня японское правительство получило извещение из Германии от посла Осима о том, что война против Советского Союза будет начата «на следующей неделе». Следовательно, японское правительство заранее уже знало сроки германского нападения на СССР.

Осведомлённость правительства и командования Японии о предстоявшем германском нападении на СССР позволила японскому руководству заблаговременно обсудить важнейшие вопросы подготовки Японии к войне. Весной и летом 1941-года в обстановке повышенной секретности на территории Маньчжурии и Кореи спешно строились аэродромы, подъездные пути к границам, склады для боеприпасов и ГСМ, казармы для личного состава, осуществлялась модернизация артиллерийских систем и стрелкового оружия. Японская военная разведка активизировала деятельность в районах Сибири и нашего Дальнего Востока.