Самострел. Роман

– Ну, вот! Я же говорила утром, что неплохой он парень. Шебутной, правда.

– Что есть, то есть, – согласился Иван, разворачивая шоколадную конфету. – Особенно, когда тяпнет.

– Ну и что, что тяпнет. Меру-то он всегда знает. Безобидный так-то, – рассуждала мать, присев напротив на стул.

– Ты бы, мамань, пока не остыло, тоже поужинала.

– Попозже поем. Полдничала ведь не так давно.

– Полдничала часа в четыре, а сейчас уже седьмой, – глянув на часы на стенке, заметил сын.

– Да не проголодалась ещё. В магазин ходила, там с бабами пролялякала. Не остынет ужин на печке.

– А, ну да, – кивнул Иван, запивая конфету горячим чаем.

– Ребёночка бы им, глядишь, меньше бы ссорились. Общая забота появилась. Общая забота ведь объединяет людей. Даже, бывает, характер человека меняет, – рассуждала мать, глядя на сына. Она помолчала и продолжила: – Пелёнки и распашонки отвлекают от плохих мыслей. Словом, когда ребёночка растишь, некогда по пустякам ругаться.

– С полной сумкой хавки сегодня Витёк на работу пришёл.

– Вот видишь! Сразу и жизнь наладилась! – обрадовалась мать. – Всё съели?

– Зарубали подчистую. День тяжёлый. Ручную перешивку делали на восточном перегоне.

– Так, так, вроде, путевая машинная станция у вас проходила?

– Проходила с капитальным ремонтом осенью, а сейчас по текущему делаем. Участок там сложный. То ли мерзлота опускает, то ли ещё что. А что там может быть ещё? Кузьмич говорит, что водяная призма, ледник в том месте под насыпью. По весне недаром наледь выступает. Прямо из-под полотна. Корёжит землю вечная мерзлота. Балльность никудышная. Кузьмич постоянно по шапке за тот участок получает. Начальник дистанции пообещал, если ситуацию в марте не исправим, то квартальных нам не видать. Кузьмич уже и не рад, что согласился дорожным мастером. Говорит, бригадирил бы и дальше потихоньку, но нет, пошёл навстречу начальству, когда прежнего уволили.

– Куда тот девался? Говорят, с концом уехал?

– Уехал, ага. На повышение тот уехал. В управлении дороги где-то его пристроили.

– Что ты говоришь? – удивилась мать.

– То и говорю. Да, мы сразу поняли, что он сюда типа в командировку приехал после института. Типа набраться опыта, пройти практику дорожным мастером, а

после, понятное дело, на повышение из нашей дыры.

– Поди, связи имеет?

– Конечно, из блатных. Говорили, кто-то из близкой родни там, наверху, сидит. Мне даже фамилию говорили. Не запомнил. Кудрявая какая-то фамилия.

– Ну, ничего. Кузьмич опытный путеец. Столько лет на одном месте. Собаку съел в путейском деле…

– Только боится теперь, что до пенсии может не доработать.

– Доработает. Куда он денется? Никто его не уволит. Хороший специалист.

– Да, кто его знает? Начальников дистанции в последнее время тасуют как колоду карт. Как с комиссионным объездом начальник дороги едет, так обязательно жди кадровых перемен. А таких объездов, как ты, мамань, знаешь, в году два. Весной и осенью. Вот сейчас, в апреле, надо ждать. Потому и начальник дистанции лютует, и мастера все на нервах.

– Да уж, сынок. Изменилось время, изменились люди, – вздохнув, сказала мать. – Ну, что? Поел? Посуду буду убирать. Ой, совсем забыла? Вылетело из головы.

– Что, мамань?

– Бабы про Игоря Дерябина говорили.

– Так, он же на вахте, вроде? Золотопромышленной. Где-то на востоке. В Амурской области. Я его сто лет не видел.

– Говорили, что с вахты уволился. Хотел на железную дорогу устраиваться, но не прошёл медкомиссию.

– Куда именно?

– Я так поняла, что к вам, в дистанцию пути. А ты не слышал?

– Нет. От кого я услышу?

– Ну, может говорили?

– Никто ничего не говорил. Первый раз слышу.

– Значит, зарубили врачи?

– Да.

– И что теперь? Что люди говорят?

– Говорят, что расстроился Игорь.

– И куда теперь?

– Не знаю, но больше на вахту не хочет ехать. Бабы говорят, хоть и золото там моют, но обсчитывают мужиков на каждом шагу. И за питание, и за курево, и при расчёте за работу.

– Говорю же, давно Игоря не видел. С осени, наверно, или с конца лета. Он говорил, что работать на вахте можно. Деньги, вроде, исправно выплачивают. На руки всю зарплату не отдают, чтобы по дороге домой не растеряли, не пропили. Перечисляют на карту. Высчитывают за продукты, за курево, кто курящий.

– Обещают за работу одну сумму, а на карточку приходит меньше. Там такие сидят в конторах прохиндеи-начальники. Он ведь на золотом прииске работал. Там должны быть немалые заработки, – предположила мать.

– Ага. Немалые для начальства, а для работяг копейки, – отозвался Иван.

– Попробуй-ка теперь пройди эту медкомиссию с такой бедой, – рассуждала мать. – Ладно бы только нога. Ещё покойная Нюра говорила, что голова временами сильно у него болит. Толком-то он ничего тётке не рассказывал. Может, мужикам чего подробнее о себе говорит?

– Нет! Не любит, видно, Игорь эту тему, – ответил Иван.

– Знамо дело. Тема непростая.

– Голова болит от контузии.

– А военкомат никак не поможет?

– С медкомиссией?